Карпов. Вера, Надежда, Любовь
Шрифт:
– Кто там был? – поинтересовалась Наденька.
– Да так, дверью ошиблись, - отговорился он.
– А теперь пойдем завтрак готовить! – малышка потянула его на кухню.
Стас был удивлён: эта малышка преспокойно поставила чайник на плиту, в небольшой кастрюльке сварила в крутую с полдюжины яиц. Накрыла на стол.
– Тебе чай, кофе?
– Кофе, чёрный. Сахара две ложки.
– Ага, хорошо. Стасик, а ты пока хлеба нарежь, пожалуйста! Мама мне запрещает нож в руки брать, боится, что порежусь, - попросила Надя.
– Это правильно. Мама тебя очень любит, - Стас нарезал хлеба на тарелку.
Они позавтракали. Стас удивлялся: малышка была на редкость самостоятельная. Она прибрала со стола, помыла посуду после завтрака.
– Надюш, спасибо! Накормила-напоила.
– Нет, редко! Бабушка со мной сидит, когда мама на работе.
– Это она тебя научила так здорово по кухне управляться?
– Просто я много раз видела, как это делают мама и бабушка тоже. Запомнила сама. Я наблюдательная, так дядя Коля говорит.
– Какой дядя Коля?
– Тарасов, мамин начальник. Он хороший, добрый.
– А, ну да, - согласился с ней Стас.
– У него и жена хорошая, тётя Вика. Дочка у них маленькая - Ирочка.
– Постой! Разве жену Тарасова зовут не Марина?
– Нет , Виктория. Она у него работает адвокатом. Ну, правда, сейчас не работает, а с дочкой сидит.
– Понятно!
– сказал Стас.
Он задумался. Вот ведь, сколько разных событий произошло в жизни, пока он находился за крепкими стенами психушки. Значит, с Мариной Глухарёвой Николая развела судьба. Да и Бог с ней! Интересно, где сам Глухарёв? Карпов и раньше иногда думал о нём. Уже беззлобно, без ненависти. Тогда у гаражей, он в бессильной ярости пытался даже застрелить его. Это он помнил. Почему не застрелил? Не хотел, просто пугал, как обычно. Хотел дать понять, что начальник теперь он, а не Ирка. И все должны были подчиняться ему. Это с Зиминой Глухарёву сходило с рук очень многое. А ведь Литвиненко был прав: пружина была сжата до предела! Жутко болела голова. Алкоголь в этот раз совсем не помог, он только усугубил эту боль. Презрительная речь Глухарева, оскорбительная и обидная, словно огнём жгла его, прибивала к земле своей безапелляционной жестокостью, ранила в самое сердце. Этот чистоплюй Глухарёв совсем забыл, сколько раз ему, Карпову, приходилось тому помогать - подчищать за ним его «косяки», вытягивать из подследственных необходимые показания. Помогал потому, что они плыли «в одной лодке», да и опасался за себя. Тряхнут отдел, и ему не сносить головы! А его пьяная выходка чуть не стоила Стасу нового места. Неблагодарность Сергея перешла все границы. Надо было его наказать. Но, СТРЕЛЯТЬ В СВОЕГО было ЗАПАДЛО! Потому и не смог. Резкая, жуткая боль пронзила не только голову, но и сердце, а ему ещё казалось, что и душу, повалила на снег, испачканный кровью. Он задыхался и выл от этой невыносимой боли, словно раненый волк. Потом потихоньку пришёл в себя. И как знать, не будь этой разборки у гаражей, может и не случилось бы ничего страшного? Ну, люди бы не пострадали – точно! Если бы…
– Стасик, давай поиграем!
– Наденька дёргала его за руку.
– А, что?
– отозвался он, - Прости, кроха! Задумался, - благодарно улыбнулся он малышке. Она отвлекла его от мрачных мыслей.
– Поиграем? Давай! – он охотно согласился.
И опять был очень удивлён. У малышки были совсем другие игры, чем у её одногодков. Она хорошо умела читать и писать, была эрудированным ребёнком, много знала. Игры были на развитие памяти, внимательности. Она достала из шкафа игрушки, на ощупь надо было определить, что это. Потом она разложила на столике несколько больших предметов, несколько маленьких. Через минуту, с закрытыми глазами по памяти надо было сказать, где что лежит. А потом убирая какой-то предмет со стола, спрашивала: чего не хватает? Карпов с непривычки ошибся пару раз. Потом они принялись разгадывать ребусы и головоломки из детского журнала.
Время постепенно шло. Наденька попросилась на улицу. Пришлось идти с ней гулять. Девочка смотрела на окна и рассказывала ему кто и где живёт. Время приближалось к обеду. Стас позвал Наденьку домой. Они разогрели суп из холодильника, отварные макароны с котлетами. Поели. Наденька опять прибрала со стола. Стас помог ей помыть посуду.
–
– Есть, только я спать днём не люблю! – ответила малышка.
Люба, подходя к входной двери, удивлённо прислушалась: тишина! Она осторожненько открыла дверь, зашла. Тишина её немного встревожила. Неужели никого нет дома? Она оставила купленные по дороге домой продукты на тумбочке, заглянула в зал – никого! И облегчённо вздохнула, когда зашла в спальню, с умилением посмотрела на открывшуюся взгляду картину:
Карпов, одетый, видимо сильно утомившись, лежал на середине кровати и крепко спал. Рядышком с ним, прижавшись к его боку, мирно посапывала Наденька. Карпов, одной рукой, бережно обнимал малышку. И такое презабавное у обоих было выражение лиц во сне, что Люба не могла удержаться от улыбки. Они были действительно чем-то похожи, словно отец и дочь.
Она не стала их будить, тихонечко прикрыла дверь, вернулась в прихожую за пакетом с продуктами, ушла на кухню. Принялась готовить ужин. Прошло часа полтора, у Любы всё было готово.
Она вновь пришла в спальню, присела на край кровати. Поправила на дочке сбившееся платьице. Дочка чмокнула во сне губёнками, вздохнула, повернулась на другой бок, отодвинувшись от Стаса, продолжила спать. Карпов всё так же лежал на спине. Только лицо его нахмурилось, появились морщинки на лбу, брови сдвинулись к переносице, он дёрнул во сне желваками, недовольно сжал губы в узкую полоску, потом чуть вытянул их трубочкой, словно и во сне думал о чём-то тревожном и важном.
Карпов. Если бы не он, неизвестно, была бы жива сейчас её любимая доченька! Он стал её первым мужчиной после смерти опостылевшего мужа-алкаша. И так ей было с ним хорошо, что она подумала: «А почему бы не согласиться? Чем он плох? И дочке он нравится!» Люба не удержалась, осторожно погладила его по щеке, наклонилась над ним, подула на его лоб. Он глубоко вздохнул, морщинки на лбу расправились, лицо стало спокойным, подобие улыбки скользнуло по губам. Люба улыбнулась, её тянуло к нему, и уже без всякого стеснения она накрыла губами его губы. Он, от неожиданности, вздрогнул. Но, едва почувствовал её губы на своих, сразу расслабился. Его тёплые руки обхватили её плечи, крепко прижали к себе. Нежный поцелуй был долгим. Наконец, он оторвался от неё, улыбаясь, тихо сказал:
– Люба, привет! А мы тут с Надюшкой уснули, - и опять прижал её к себе, уткнувшись носом в её рыжеватые волосы, с наслаждением вдыхая их запах. Они ещё раз нежно поцеловались, забыв про все печали и невзгоды. Опомнились, когда услышали весёлый дочкин голос:
– Ну, вот, наконец-то! – Наденька, уже проснувшись, снисходительно поглядывала на них.
– Мама, тебе пора замуж!
– строго заявила она…
========== Часть 23 ==========
Карпов, с премилейшей улыбкой, подтвердил:
– Точно, пора!
– А как же месяц, что ты мне на раздумья дал?- Люба испытующе посмотрела на Стаса.
– Любушка, давай уже заявление в ЗАГС подадим, а там - думай себе на здоровье! – предложил он.
– Мамочка, Стасик правильно говорит! Ну, ради меня, ну, пожа-а - а - луйста! – упрашивала Наденька, подмигнув Карпову, теребя мамину руку.
Люба посмотрела на дочь, потом на Карпова, покачала головой:
– Да вы, похоже, сговорились против меня, а?- спросила она, пристально поглядывая на них, с серьёзным выражением лица.
– Мама, почему - против? Мы – за! – улыбнулась девочка, - Мы же со Стасиком добра тебе желаем! – аргументировала она свою просьбу.
Карпов закусил губу, чтоб не рассмеяться. Ситуация очень забавляла его.
Люба вздохнула:
– Я и вижу: какое у вас со Стасиком единодушие! Без меня меня женили, то есть, замуж выдали.
Она улыбнулась, обратилась к Карпову:
– Ну, что ж, твоя взяла, Стас!
Карпов расплылся в довольной улыбке:
– Решено: завтра с утречка идём в ЗАГС! Я часикам к одиннадцати приду. Будь готова, паспорт не забудь!- он предпочитал не откладывать дело в долгий ящик.