Карт-Бланш для Синей Бороды
Шрифт:
Что касается жителей нашего города, то все словно сошли с ума — разговоры были лишь о предстоящем графском бале, нарядах и фейерверке, который обещал устроить граф де Конмор на торжестве. Торговля в лавках кружев и нарядов шла невероятно бойко, продано было даже то, что лежало на полках несколько лет, а свет в окнах модисток горел ночи напролет.
За два дня до бала, когда я усердно вымешивала тесто, сдобренное маслом и изюмом, а снежинки за окном роились особенно деловито, в лавку зашла госпожа Сплеторе, решившая купить орехов на развес.
Пока
— Говорят, что сам король настаивает на свадьбе, и он предлагал в жены де Конмору лучших невест королевства. Только граф хочет жену из тех мест, откуда сам родом. Так что бал по случаю новогодних праздников — всего лишь прикрытие. Кто-то из наших девушек по его окончании станет графиней де Конмор. Похоже на рождественскую сказку, не правда ли?
Я перестала месить тесто и уставилась на госпожу Сплеторе:
— Но разве граф не женат? Говорят, два года назад он женился…
— На леди Зстер Эвинари, — подтвердила наша посетительница. — Полгода назад она умерла, бедняжка. Граф выдержал положенные месяцы траура и снова вышел на охоту. Кого-то из красавиц Ренна принесут ему на съедение… как сладкий пудинг на серебряном подносе
— Небеса святые! — воскликнул Маффино. — А Бланш мне не верила!
— Отчего она умерла, вам известно? — спросила я.
— Кто же знает, отчего умирают жены Синей Бороды? — ответила госпожа Сплеторе, таинственно понижая голос. — Говорят, даже тела ее не нашли.
— Если не нашли тела, то граф не может считаться вдовцом, — ответила я, снова возвращаясь к тесту. — Так что либо предстоящая свадьба — пустые слухи, либо смерть графини была вовсе не таинственной.
— Можете мне не верить, — обиделась леди Сплеторе, — но все так, как я говорю! И на месте юных девиц в этом городе и их достопочтенных матушек я не слишком бы стремилась на этот бал.
— Получается, вас не пригласили? — спросила я, словно бы между делом.
Госпожа покупательница фыркнула, схватила покупку и вылетела из лавки стрелой. Господин Маффино рассмеялся:
— Ты ее сразу раскусила?
— Если тебя не пригласили на праздник, куда позвали половину города, лучший способ отомстить — придумать какую-нибудь ужасную сплетню. Вот она и придумала. И, собственно, даже придумывать ничего не надо, — сказала я. — Об этом и так все судачат.
— Но нам лучше сосредоточиться на штоллене с изюмом, — подытожил господин Маффино. — добавь еще мускатного ореха, мне кажется, что пряностей маловато…
Ах, штоллен! Разве может быть что-то лучше ароматного, сладкого штоллена, который выпекают лишь раз в году? Нежный, как бисквит, с изюмом и миндалем, как кулич, с анисом, корицей и гвоздикой — как пряник, а сверху он густо осыпается сахарной пудрой — бело и легкой, как падающий снег. Первый, третий, пятый, пятнадцатый… И к тому времени, как из печи начал истекать божественный аромат готовой выпечки, мы с господином Маффино напоминали парочку изможденных пилигримов, проделавших пешком путь из Святой земли до Бретани.
Накануне бала я пришла домой, не чувствуя ног. К тому же я несколько раз выскакивала на улицу, распотев перед этим у печи, и сейчас у меня саднило горло. Хотелось выпить горячего молока и завалиться в постель, потому что завтра предстояло отправлять сладости в графский дом — а это тоже нелегкая работа, хотя граф и распорядился прислать нам двадцать носильщиков.
Когда я открыла двери, то увидела двух прекрасных леди в нежно-голубых туалетах. Констанца и Анна вертелись перед старым зеркалом, хвастаясь обновками, а матушка смотрела на них с улыбкой.
— Как мы тебе, Бланш? — закричала Констанца, хватая меня за руки и начиная кружить по комнате, словно уже танцуя на паркетном полу.
Мои натруженные ноги тут же отозвались стоном, но я не могла обидеть сестру и сказала с улыбкой:
— Тебе очень идет этот цвет — локоны кажутся по-настоящему золотыми.
— А мне идет? — подскочила Анна.
Ее волосы были потемнее, и платье ей подобрали более насыщенного тона — у матушки всегда был отличный вкус. Я похвалила и ее наряд, и хотела подняться в спальню, но матушка преградила мне дорогу:
— Оценила два платья — оцени и третье, — сказала она, подталкивая меня к креслу, которое специально передвинули в угол, чтобы я его не сразу заметила.
На кресле лежало бальное платье — розовое, двухслойное, легкое и нежное, как летний рассвет. Нижний слой — из шелка, верхний — из шифона, прошитого серебряными нитями. Шелковая роза прикреплена к лифу, два розовых бутона пришпилены к поясу.
Платье было прекрасно и после всех полотенец, фартуков, салфеток и упаковочных листков кондитерской казалось волшебным туманом. Чем-то совсем не подходящим мне.
— Оно великолепно, не правда ли? — спросила матушка. — И прекрасно тебе подойдет. Я сама подгоню его по твоей фигуре, и мы сэкономим на швее.
Но на меня новое платье произвело гнетущее впечатление, и матушка не могла этого не заметить, в то время как Анна и Констанца опять начали танцевать перед зеркалом.
— Ты не рада, Бланш? Тебе не нравится? — спросила матушка с тревогой.
— Оно красиво, — сказала я. — Но ты зря потратила деньги. Я не пойду на бал.
— Хватит упрямиться. Тебе надо пойти вместе с сестрами.
— Мама! — только и сказала я, и убежала в спальню, чтобы никто не увидел слез, которые против моей воли готовы были пролиться.
Но матушка не пожелала оставлять меня одну и поднялась за мной.
— Что случилось, Бланш? Отвечай немедленно!
Всю правду ей знать не было необходимости, но кое-что можно было объяснить.
— Так получилось, что граф де Конмор видел меня в лавке господина Маффино, когда делал заказ на праздник, — сказала я как можно безразличнее. — И принял за служанку. Мы не очень изящно поговорили. Будет неправильным, если я после этого заявлюсь к нему, как благородная леди.