Карт-бланш императрицы
Шрифт:
Вот и верная подруга — Екатерина Романовна — нос от гордости задрала. Ее послушаешь, так только благодаря ей, императрицу безмозглую на трон и возвели.
Княгине вторит Панин, друг сердешный. По глазам видно, что нынешним, скромным своим положением он никак не удовлетворен, и хочет большего.
Гришку с каждым днем становится сложнее удержать в узде: тело мужа не успело остыть, а Орлов уже поговаривает о венчании. Какое венчание, господи?! Ему бы от плахи уйти…
— Ваше величество, — в кабинет без доклада проскользнула княгиня Дашкова. — Там к вам Орлов рвется.
— Который? — императрица с трудом скрыла свое раздражение.
— Григорий.
Екатерина покачала головой.
— Скажи ему, что сейчас
— Государыня…
— Я и так держусь из последних сил, — Екатерина достала из шкатулки письмо. — Представляешь, мне даже не разрешили побыть у гроба и запретили присутствовать на похоронах. Вот, читай!
— "Узнав о желании ее императорского величества присутствовать на похоронах, Сенат нижайше просит Ее величество не участвовать в печальной церемонии, чтоб Ее величество, сохраняя свое здравие, по любви своей к Российскому отечеству для всех истинных ее верноподданных… изволила б намерение свое отложить". — Дерзкий тон княгини Дашковой императрице не понравился, как не нравилась ей последние дни и сама княгиня. Высокомерна, строптива, нахальна. Неужели права была ее предшественница, когда говорила, что женской дружбы не бывает?! Особенно между императрицей и фрейлиной. Но вслух ничего не сказала, только вздохнула:
— А ты говоришь, Орлов, тут бы с Сенатом разобраться.
— Может они и правы, — задумчиво ответила Дашкова. — На тело императора лучше не смотреть. Страшно.
— Ты видела?
— Сегодня утром. Лицо почти черное, шея обмотана форменным шарфом, на руках — перчатки, из-под них сочится кровь. Говорят, кто по русскому обычаю целовал покойника, у того к вечеру губы страшно распухали. Разное про Петра Федоровича говорят: кто-то утверждает, что его отравили, потому губы и распухают, кто-то, что придушили, потому и горло замотано, а лицо черное. А как его на самом деле убили, ваше величество? — Мучимая любопытством Дашкова, осмелилась еще на одну дерзость.
Екатерина не ответила. Княгиня выдержала паузу и продолжила:
— Народу в храме мало, почти никого нет. Воронцова так и не приехала. У гроба только Пьер Нарцисс. Все время плачет и твердит про Сибирь. Совсем от горя помешался. Зачем эфиопу Сибирь?
— Хоть одна душа заплакала, — отвернулась императрица от подруги. — Не так страшно в ад идти. Хотя, может там намного лучше, чем здесь, в России.
ГЛАВА 21.
Екатерина оказалась права: человеческая память избирательна и коротка. Не прошло и месяца, как забылись печальные обстоятельства смерти Петра. А постепенно и о нем самом помнить перестали. Был, да и сплыл. Как говорят французы, король умер, да здравствует король!
Как раз о короле и приходилось волноваться. И тут оказалось все не слава Богу. Совершенно неожиданно для Екатерины вдруг объявился Понятовский. Хорошо еще, что не собственной персоной, а лишь посредством страстных писем. В Польше дела Станислава шли не так хорошо, как хотелось бы: соперничество за трон оказалось нешуточным. Без открытой и мощной поддержки России Понятовский мог потерять все. Но, похоже, его это больше не волновало.
После переворота и восшествия Екатерины на престол он явно рвался из Варшавы в Петербург. В свою очередь, Екатерина ни на шутку испугалась теперь уже не нужного ей визита. Ревность Орлова переходила всяческие границы. Не дай бог, прибьет на месте молодого монарха и новоиспеченную государыню. Что тогда два государства делать будут?
Под всякими предлогами молодая императрица старалась убедить Понятовского отказаться от этой затеи: "Ваше пребывание при настоящих обстоятельствах, — написала она Станиславу. — Было бы опасно для вас и очень вредно для меня. Я отсоветую вам тайную поездку, ибо мои шаги не могут оставаться тайными. Более того, нас могут убить обоих. Умоляю во имя прежних наших чувств — никогда не возвращайтесь сюда, никогда не возвращайтесь ко мне. Хотя бы сейчас. Прошлого уже не вернешь".
Алексей Орлов вместе с товарищами получил из рук императрицы щедрый денежный дар и отправился в небольшое путешествие за границу — поправить расшатанное здоровье, а заодно и мир посмотреть. При дворе остался лишь Григорий, не желавший покидать императрицу ни под каким предлогом. Екатерина вначале сопротивлялась его решению, но потом махнула рукой: возражать — время терять, все равно останется при своем. К тому же вскоре не до разговоров стало.
Иногда Екатерина представляла империю как огромное лоскутное одеяло с множеством прорех. Залатаешь одну, тут же прорвется другая. И так до бесконечности. Военная реформа, церковные вопросы, внешняя и внутренняя политика — все требовало ее пристального внимания. Не обошлось и без вмешательства в устройство придворной жизни.
После нескольких месяцев разврата и разнузданности, во дворце началась эпоха дисциплины и четкого распорядка дня. Екатерина вставала рано, около шести утра, требуя того же от слуг и фрейлин. После пробуждения работала, не выходя из кабинета, не менее пяти часов, примерно до 11 часов. Перед работой выпивала стакан теплого молока с ложкой меда и несколько чашек крепкого кофе.
После обеда — отдых и приятные дела. К приятным делам она относила встречи с "умными собеседниками". Философы, политики, дипломаты — с каждым она находила темы для разговоров. Вечером — деловые встречи и церемонии.
С ее правлением русский двор стал намного свободнее, чем был при Елизавете и Петре. Он выгодно отличался и от большинства европейских дворов. Сюда стремились французы, датчане, англичане, итальянцы, находя особое очарование в той манере, которую избрала Екатерина для общения. Даже когда Екатерина принимала министров, не входивших в ее ближайшее окружение, они беседовали с ней сидя, тогда как британские премьеры могли садиться только с разрешения Георга III, что случалось нечасто. В Малом Эрмитаже, любимом убежище императрицы, вольность заходила еще дальше. Екатерина играла в карты — обычно в вист или фараон — примерно до 10 часов вечера. Гвардейцы, проведшие всю свою молодость за зелеными столами, чувствовали себя здесь как дома. Кроме того, они участвовали в шарадах, загадках и даже пении. И нередко инициатором вольных игр становилась именно Екатерина.
В половине одиннадцатого крепкий сон. Однажды установленный порядок уже не менялся. Орлов, любивший погулять и выпить, жаловался на детское время сна: жизнь только начинается, а мы уже спим. Екатерина лишь посмеивалась: "Плохо выспишься, Гриша, весь день будет испорчен, да и здоровье пошатнется. А здоровье, мой дорогой, не купишь. Здоровье, Гриша, это развитость ума в сочетании с физическими нагрузками и четким распорядком дня". Орлов обычно морщился, услышав про четкий распорядок дня. Став императрицей, Екатерина практически перестала пить вино — только полстакана в день, да и то по праздникам, в еде тоже была умеренна, на сладкое и жирное не налегала, предпочитая фрукты и овощи.
Придворный штат Екатерина сократила чуть ли не вдвое: многочисленные приживалы, мамушки-нянюшки, карлики и прочий ненужный люд были безжалостно удалены. Екатерина продумала необходимые должности при дворе и положила каждому месячное жалованье. И если сначала эти меры воспринимались в штыки, то затем их приняли если не с радостью, то с благодарностью. Хотя бы потому, что дышать во дворце стало намного легче. Да и в самом Зимнем начались перемены: Екатерина, ненавидящая сырость и холод, уже в конце августа начала готовиться к зиме. Часть помещений перестраивалась и утеплялась, для чего императрица пригласила лучших архитекторов.