Карта царя Алексея

Дмитриев Николай Николаевич

– Соболя в тайге поменьшало, сбор не тот, что прежде, ну и вообще…

Он не договорил, но все и так поняли, про что речь, и Третяк, перестав скрытничать, поддержал:

– Оно верно, в прежние времена у нас и народу тут тысячи были, а сейчас город – и тот хиреть начал…

Теперь, когда за столом наконец-то заговорили по делу, вмешался и помалкивавший до поры Яким.

– Я помню, сколько тогда на реке кочей было, и оборот знатный… – Он сокрушённо помотал головой. – Вот бы вернуть…

– Так на Ямальский волок запрет, – напомнил Евсей.

– Ну и что? – посмотрел на него Якимко. – Рекой от моря тоже путь

есть…

Что он имел в виду, всем было ясно, но только Томило высказался вслух:

– Вот ежели б иноземцев сюда пустили, торговля б другая пошла…

– Воевода воспрепятствует, – напомнил Евсей.

– Что воевода, – разгорячился Пушник, – государю отписать надобно!

– Пустое, – остановил его старый Третяк. – Но можно и иначе повернуть…

– Это как же? – Все посмотрели на старика.

Видно было, что старый ювелир отчего-то колеблется, но в конце концов решившись, он пожевал губами седую бороду, вздохнул и начал:

– Я вам вот что скажу… Лет тридцать назад двое здешних воевод враждовали. Город ходуном ходил от их распри. Дошло до того, что дрались меж собой оружно. А когда посадским стало невмоготу, собрались лутчие люди и составили Одиначную Запись, чтоб стоят друг за друга до конца, но воеводскую распрю укоротить. Чтобы, значит, воеводы впредь со всяким оружием ходить не велели и над городом никакой порухи не делали. Вот так-то и стишили буйных…

Старик умолк, снова задумчиво пожевал бороду, и тогда, не удержавшись, Томило воскликнул:

– Это что ж, мир выступил против безлада, в городе учинённого от воеводского несогласия?

– Само так, само так… – согласно покивал головой ювелир. – Мир-то он завсегда главнее…

– Так это как же, – Томило по очереди посмотрел на каждого, – выходит, ежели что, то и мы так можем?

– А что?.. Ежели с посадскими переговорить… – поддержал Томилу Яким.

– Экий ты торопыга, обсудим-ка поначалу, – остановил его Евсей, и тогда все дружно придвинулись к нему…

* * *

Кулачный бой, на который сбежалась тьма мизинного люда [22] , был учинён в Земляном городе. Правда, из опаски (власть на такое дело смотрела косо) обычного боя «стенку на стенку» не устраивали, и встреча была «сам на сам». Бились два самых известных бойца-кулачника: молотобоец с Пушечного двора Федька Алтын и мастер-обойщик из Каретного ряда Иван Подкова.

Дрались бойцы отчаянно. Падкий на такое побоище народ орал, улюлюкал и волновался. Задние, из-за того, что им было плохо видно, давили на передних, а те, в свою очередь, стараясь остаться на месте, упирались, и оттого площадка, на которой всё время шёл яростный бой, становилась то больше, то меньше, порой даже несколько смещаясь в тот или другой бок.

22

Мизинные люди – беднота.

Подзадоренные криками, летевшими со всех сторон, бойцы то лихо наскакивали друг на друга, то угрожающе помахивая здоровенными кулаками, пытались обойти соперника вкруговую, явно высматривая, с какой стороны сподручней ударить.

Внезапно Алтын, улучив момент, треснул Подкову в ухо с такой силой, что тот зашатался и чуть было не упал.

Толпа восторженно заревела, но сторонники Федьки

радовались рано. Иван отступил на шаг, вроде как покачнулся, и, когда Алтын снова кинулся на него, нанёс встречный удар, угодив супротивнику прямо в челюсть. Теперь уже Федька закачался на месте, ошалело крутя головой, и многим показалось, что Алтын, не удержавшись на ногах, вот-вот рухнет. Кто-то в толпе не выдержал и дико заорал:

– У Подковы свинчатка!!!

Сторонники Алтына угрожающе загудели, и быть бы всеобщей драке, если б Иван не отступил на шаг, подняв правую руку высоко вверх и сдёрнув с неё бойцовскую рукавицу. Потом медленно, так чтоб все видели, потряс ею в воздухе, а когда собравшиеся убедились, что никакой свинчатки там нет, показал вдобавок ещё и, растопыривши пальцы, ладонь.

Страсти малость поутихли. Подкова снова надел рукавицу и начал угрожающе приближаться к оклемавшемуся Алтыну. Затяжной бой длился уже порядочно, и теперь подуставшие бойцы выжидательно принялись топтаться один возле другого, явно собираясь с силами для новой, уже решающей стычки. Толпившиеся вокруг людишки, каждый стараясь подбодрить своего бойца, загалдели с новой силой, страсти закипели, и всё кругом вроде как забурлило.

В эту возбуждённую, жаждущую зрелищ толпу случайно затесались двое подьячих – Матвей Реутов и Первой Михайлов. Какое-то время они так-сяк следили за боем, но потом, когда толпа особенно сильно зашумела, оба, опасаясь, как бы сейчас не учинилась драка, начали пятиться.

Однако общий азарт в какой-то мере охватил и их, они было затоптались на месте, но тут Матвей, увидев, что по мосту через Яузу, размахивая бердышами, с явным намерением разогнать толпу бегут стрельцы, пробормотал:

– Да пошли отсюда, пошли… – и потянул товарища в сторону.

– А что такое? – заартачился Первой.

– Смотри! Эти сейчас покажут, как царский указ нарушать [23] … – Матвей показал Первою на стрельцов, уже успевших перебежать мост и начавших обходить толпу.

Оба подьячих, смекнув, что пора уносить ноги, бочком-бочком подались в сторону и, отойдя подальше, спрятались за бревенчатой оградой. Из своего укрытия они какое-то время наблюдали, как стрельцы гонят прочь любителей кулачного боя, и, когда Матвею показалось, что можно уйти незаметно, он толкнул локтем жавшегося у него за спиной Первоя.

23

Запрет на кулачные бои.

– Прендзе! [24] – А затем осторожно, так чтоб не попасться стрельцам на глаза, начал пробираться вдоль ограды.

Испуганно пыхтящий Первой не отставал от Матвея ни на шаг, но когда они, обогнув ограду, оказались в безопасности, он удивлённо спросил:

– Ты это давеча по-каковски сказал?

– По-польски, – буркнул Матвей и уверенно завернул в грязноватый проезд между посадских дворов.

Первой знал, что Матвей был на Украинской войне, и когда стрельцы остались где-то там сзади, полюбопытствовал:

24

Быстрей (польск.).