Карта императрицы
Шрифт:
— А как поживает ваш английский гость? Здоров ли?
— Ой, доктор! — воскликнула Мура. — Вы же ничего не знаете! Оказывается, Чарльз в воскресенье упал у себя в гостиничном номере и напоролся на нож, который, к несчастью, держал в руке. У него резаная рана справа, на ребрах. Но он не растерялся, сам нашел врача и получил первую помощь.
— Так вот почему он не пошел в театр, — догадался доктор. И, глядя в недоумении на Муру, спросил: — Но почему он ссылался на боль в животе? Я бы не стал прописывать ему пурген, но он так красочно описывал симптомы. Зачем раненому слабительное? Не понимаю… Удобно ли мне навестить его, как вы думаете? — Клим Кириллович посмотрел на супругу профессора.
— Мистер Стрейсноу предпочитает самостоятельно решать свои проблемы, — вздохнула Елизавета Викентьевна, — у англичан свои причуды.
— А мы были в Екатерингофе, — доложила Климу Кирилловичу Мура, — встретили там и Дмитрия Андреевича Формозова.
— Устанавливал в Екатерингофском дворце портрет императора Петра кисти Романа Закряжного? — Губы доктора Коровкина дрогнули в иронической усмешке. — У этого молодого человека не в порядке нервы. Будьте с ним осторожнее.
— Там есть прижизненные изображения Петра Великого, — примирительно пояснила Мура. — И его вещи. И даже карта на стене висит, возле которой он экзаменовал по географии своих генералов.
— Ты говорила, доченька, что эта карта научной ценности не имеет, — отозвалась Елизавета Викентьевна.
— Карта петровского времени — большая ценность, — усомнился доктор.
— Видите ли, Клим Кириллович, — после тяжелого вздоха призналась Мура, — карта сделана руками Евдокии Лопухиной, супруги Петра. Там с географией все напутано. Север с югом поменялись местами. А у реки Амур обозначено место, где был Александр Македонский. Да вдобавок еще великий полководец закопал там пищаль.
— Погодите, погодите, — прервал ее доктор, — что-то в этом роде говорила мне княгиня Татищева два дня назад… В ее архивах имеется какой-то документ, в котором написано, что Александр Македонский закопал пищаль… А вот где — не помню. Может быть, и вблизи Амура.
— Странно, — Мура пожала плечами, — я всегда считала, что ее муж, покойный князь, был серьезным исследователем…
— Погодите, Мария Николаевна, — доктор нахмурился, припоминая, — погодите… Она сказала, что после римского Международного конгресса выставлять такие раритеты опасно…
— Боже мой! Неужели террористы покушаются и на древности?! — всплеснула руками Елизавета Викентьевна.
— Княгиня Татищева имела в виду не террористов, — опроверг страхи профессорской жены доктор Коровкин. — Она говорила, что все, не совпадающее с единым планом развития мировой истории, скоро будет уничтожено самими историками.
— Не понимаю, почему документы, противоречащие взглядам современной исторической науки, надо уничтожать? Почему бы не выставить их на всеобщее обозрение в какой-нибудь кунсткамере? — недоуменно спросила Елизавета Викентьевна.
— Придется высказать предположение не очень приятное для Муры, — Клим Кириллович ласково посмотрел на пасмурное личико девушки. — Наверное, историки опасаются, что пытливые умы вместо того, чтобы смеяться, начнут докапываться до истины и придется отменять устоявшиеся мнения.
— Они боятся, что кто-то докажет, что битва на Калке произошла в пятнадцатом веке! — подхватила Елизавета Викентьевна. — И поэтому сожгут летописи, о которых пишет господин Покровский.
— Тогда они сожгут и карту Петра Великого, — уныло предрекла Мура, — потому что она свидетельствует, что Александр Македонский жил в пятнадцатом веке. И что Петр Первый об этом знал.
— Кстати, — понизил голос доктор Коровкин, — я вам уже говорил, княгиня намекала мне, что Петр Первый не имел прав на российский престол…
— Боже! — воскликнула Елизавета Викентьевна. — Как же так?
— Я теперь начинаю думать о самом худшем, — тихо ответила Мура, — я боюсь, что может сгореть Екатерингофский дворец… Милый доктор, не могли бы вы съездить со мной в Екатерингофский сад?
Доктор Коровкин смутился.
— Я бы с удовольствием, Мария Николаевна, но боюсь, что в ближайшие дни не буду собой располагать… А когда вы планируете туда съездить? — помимо желания доктора произнесли его губы.
— Это зависит от вас. — Мура приподняла голову, вызывающе выставила подбородок, повела черными, соболиными бровями.
Глава 14
Следователь Вирхов не спал ночь. Он ходил из угла в угол по гостиной, ерошил обеими руками жидкие белесые волосы и проклинал жидкость Перуни — что за мошенник организовал фирму, выпускающую средства для ращения волос! Не действует это средство, не действует!
Вернулся вчера Вирхов домой совершенно убитым. И ошеломляющий моральный удар нанесла ему всегда деликатная Полина Тихоновна!
Какой он дурак! Нет, это слишком слабо сказано! Какой он олух! Опыт сыскной работы, конечно, у него немалый, да и крещен он был своим отцом Иоганном Вирховым в православие младенцем, и все-таки… слаб оказался в вопросах религии, не знает канонов церковной жизни. Открыл рот и слушал басни этого идиота Закряжного о пелене с именем Дмитрия Донского! Облапошил его художник, облапошил…
В дурном настроении Карл Иванович отправился на службу и к удивлению агента, которого накануне вечером освободил от дежурства в доме госпожи Бендерецкой, снова отправил его туда. Да еще с суровым наказом: не спускать глаз с квартиры болтуна, а буде появится, срочно доставить его на Литейный.
Агент через час телефонировал Вирхову, что по сообщению госпожи Бендерецкой Роман Закряжный вчера вечером в чрезвычайном возбуждении примчался в свою мастерскую, но пробыл там недолго и с тех пор не появлялся. Карл Иванович велел агенту сторожить злодея, ему не терпелось узнать, для чего художник придумал историю с пеленой к образу Дмитрия Донского.
«Не послать ли курьера в аптеку за «Жидким льдом»?» — Карл Иванович мрачно перебирал синие папки на столе, не решаясь их открыть, голова его гудела, как чугунный котел.