Карта императрицы
Шрифт:
— Нет, невозможно, — оскорблено возразила Брунгильда. — Чарльз человек порядочный. Он принят в обществе, и он не пропустил ни одного моего концерта.
— Не написать ли коллегам в Европу, выяснить, не пропадал ли у них радий? И если пропажа подтвердится, вернуть им украденное? — Профессор размышлял вслух.
— Это было бы наилучшим выходом, — вздохнула его супруга, — но ты говорил, что твердый радий еще не получен. Вероятнее всего, здесь замешаны военные ведомства. Если заведут речь о научном шпионаже, не исключено, что начнут допытываться, не по твоему ли заказу действовал сэр Чарльз.
— Этот вариант меня не устраивает. Николай Николаевич встал с любимого кресла и заходил по гостиной.
— По-моему, — осторожно предложила Мура, — нужно забрать капсулу, отвезти ее в твою лабораторию и положить в сейф. И начать серию строго засекреченных опытов с радием.
— Но хорошо ли это? — неуверенно возразил профессор, в глубине души благодарный дочери за то, что она высказала вслух его тайную мечту.
— Ты же не крал этот радий, дорогой, — произнесла хорошо понимающая мужа Елизавета Викентьевна, — его подарил Брунгильде умирающий сэр Чарльз. Он подарил ей целое состояние…
— Папочка, ты лучше всех распорядишься этим подарком, — голос старшей дочери профессора прозвучал умоляюще.
— Хорошо, — подвел черту в разговоре профессор. Он остановился за спинкой своего кресла, сжал ее обеими руками и обвел сумрачным взглядом свое семейство. — Придется, видимо, решиться на этот вариант. Ибо все прочие — гораздо хуже. Забираю шкатулку и везу в лабораторию. Ипполит обрадуется.
— А я, наконец, отправлюсь в консерваторию, — встав, Брунгильда проскользнула к роялю и нежно провела ладонью по аккуратной стопке нот на его крышке, — да займусь своим репертуаром.
— А мне пора показаться на Бестужевских курсах, — решила Мура, — совсем учебу забросила…
Через полчаса в квартире профессора Муромцева остались лишь Елизавета Викентьевна и горничная Глаша.
Напрасно родные жалели Елизавету Викентьевну, уже неделю не выходившую из дому по нездоровью. Последнее время она предпочитала одиночество, потому что у нее появилась своя маленькая тайна, которую она тщательно скрывала от домашних и в которую посвящена была только горничная Глаша.
Вот и теперь, едва муж и дочери ушли, Елизавета Викентьевна устремилась в свою спальню, приоткрыла верхний ящик комодика, куда Николай Николаевич никогда не заглядывал, и из-под аккуратно сложенных в чехольчики перчаток достала замусоленную книжечку в броской обложке. Удобно устроившись на кушетке, она нашла страницу с загнутым уголком и погрузилась в чтение: «…Соблазнитель увлекал свою трепещущую жертву все ближе и ближе к кровати. Он повалил дрожащую от страсти женщину на кровать, сдавил коленом ее грудь и стал срывать бриллиантовое ожерелье.
— Фред, Фред, что ты делаешь? — шептала испуганная леди. — Что ты хочешь делать с моим ожерельем?»
Елизавета Викентьевна вздрогнула, когда услышала, что в дверь кто-то скребется, и с трудом оторвалась от книги. На пороге спальни стояла смущенная Глаша. При виде знакомой книжечки в руках хозяйки, темные глаза на свежем личике девушки заговорщицки заблестели, и она чуть виновато произнесла:
— Там прачка спрашивает, когда стирать будем…
Елизавета Викентьевна тяжело вздохнула, и с минуту подумав, ответила:
— Пусть приходит в следующий вторник. Да собери, Глашенька, гостинец ее детям, яйца крашеные, из булочек что-нибудь.
Как только горничная удалилась, супруга петербургского профессора химии, испытывающая непреодолимую и неприличную для интеллигентной дамы склонность к чтению бульварной литературы, снова погрузилась в книгу.
Уже смеркалось, когда Елизавета Викентьевна с сожалением перевернула последнюю страницу увлекательной истории Ната Пинкертона. Она положила книжечку рядом с собой и потянулась к колокольчику — Глаша явилась мгновенно.
— Возьми, дорогая, я прочла ее. Глаша полистала переданную ей книжечку и выразительно прочитала:
— «В то время, как опытные сыщики и полиция всего Нью-Йорка напрасно старались разыскать убийцу, над этим же делом с неукротимой энергией работала молодая девушка…» А не показалось ли вам, Елизавета Викентьевна, что Мария Николаевна могла бы стать «дикой кошкой российской полиции»? — заметила горничная. — Она тоже сообразительная, энергичная, ловкая, как маленькая Гарриет Болтон Рейд в рассказе «Женщина-сыщик».
— Ты говоришь ерунду, Глаша, — возмутилась оскорбленная мать. — Надеюсь, в России еще не скоро дойдет до того, чтобы сыщиками становились женщины.
Елизавета Викентьевна радовалась, что Мура сейчас на лекции, в теплом зале, рядом с другими курсистками, жадно внимающими рассказу лектора.
Но как всякая мать, она ошибалась — ее младшая дочь не сидела в тепле и безопасности. На курсы Мура и не собиралась, а, едва выйдя из дома, кликнула извозчика и велела ему следовать на Мойку, к дому тайного советника Шебеко. Мура ни минуты не сомневалась, что Клим Кириллович отправился сегодня утром с визитом к несносной фрейлине Багреевой. Мура сердилась и не знала, как бы отвадить милого доктора от бесстыдной шебековской внучки.
Она велела извозчику остановиться невдалеке от ворот садика, в котором уютно расположился трехэтажный красный особняк. Отсюда сквозь решетку ограды и обнаженные ветви деревьев и кустов с едва наметившимися нежными почками ей был хорошо виден парадный подъезд. Времени на раздумья судьба дала ей немного, ибо вскоре появился и Клим Кириллович: он, потрясая саквояжем, бодро шагал по дорожке от парадного крыльца к воротам и, судя по всему, пребывал в превосходном состоянии духа. Издали ей показалась, что на его лице застыла глупая мечтательная улыбка. Никакая опасность ему не угрожала, Холомкова поблизости не было. Она попросила извозчика медленно трогаться с места и, когда поравнялись с воротами, привстала со скамьи и крикнула:
— Доктор Коровкин! Клим Кириллович! — и помахала ему рукой в белой перчатке.
Доктор ускорил шаг, дурацкая улыбка счастливого человека исчезла с его знакомого до мельчайшей черточки лица.
— Что вы здесь делаете, Мария Николаевна? — озадаченно спросил он, подходя к коляске.
— Проезжала случайно мимо и увидела вас. — Мура небрежно махнула ручкой и подняла округлый подбородок. — У нас лекции сегодня отменили, решила прокатиться по городу, развеяться… А вы больных навещали?