Карта неба

Пальма Феликс Х.

— Рейнольдс… — снова застонал где-то в углу Аллан.

Теперь он разглядел юношу, погребенного под обломками балок. Пока он был жив, но положение могло быстро измениться, если Рейнольдс не освободит его и не поможет выбраться с корабля. На этот раз он не колебался. Нет, он встал и, покачиваясь, двинулся к Аллану. Тот был пока в сознании, но его глаза лихорадочно блестели из-под спутанных волос, напоминая подрагивающее на ветру пламя свечи. Рейнольдс с трудом вытащил его из-под обломков, поставил на ноги и повлек за собой к ближайшему люку. Подъем вновь потребовал напряжения всех сил. Наконец они ступили на палубу «Аннавана», и царивший снаружи холод показался Рейнольдсу омолаживающим бальзамом. Но опасность не миновала. Они все еще находились на корабле. Не теряя времени, Рейнольдс огляделся и определил, с какой стороны расположен снежный трап. Подталкивая Аллана, он подвел его к самому краю, обнял обеими руками, и они скатились по склону, а за их спиной корабль затрясся от нового взрыва.

Оказавшись внизу, Рейнольдс вновь поставил Аллана на ноги и тащил за собой, пока они не удалились от «Аннавана» на разумное, по его мнению, расстояние. Потом оба без сил повалились в снег неподалеку от клетки с беснующимися собаками и оттуда, постепенно восстанавливая дыхание, зачарованно наблюдали, словно зрители на специально устроенном представлении, за медленным и неизбежным разрушением корабля. Взрывы происходили с интригующими интервалами и в зависимости от мощности то производили разрушения в корпусе судна, то всего лишь легонько покачивали его на ледяном постаменте, словно заботливая нянька колыбель. А между тем огонь, прожорливый и неостановимый, уже охватил мостики. Внушительные языки пламени вырывались с полубака и тут же, словно огненные змеи, обвивались вокруг рангоутов и мачт. Несколько матросов, объятых пламенем, прыгнули с палубы за борт. Эти несчастные прятались от монстра в каком-то укромном уголке корабля, и взрывы не позволили им вовремя покинуть судно. К счастью, из-за расстояния до ушей зрителей не долетал звук ломающихся при падении с такой высоты костей. Рейнольдс увидел, как плотное облако дыма, похожее на грозовую тучу, поднялось над палубой в качестве зловещей увертюры к ужасающему взрыву, который тут же последовал, разметав во все стороны обломки дерева, железа и части человеческих тел. Рейнольдс бросился ничком на снег, закрыв голову руками, в то время как Аллан продолжал сидеть рядом, зачарованно наблюдая за смертоносным дождем, словно ребенок, любующийся фейерверком. Ледяные горы подхватили и умножили оглушительный грохот до такой степени, что, казалось, даже воздух раскололся на тысячи кусков. Когда эхо смолкло, один лишь визг собак мешал сказать, что наступила гробовая тишина.

Рейнольдс медленно встал, с облегчением убедился, что ни один обломок не угодил в Аллана, который продолжал сидеть на снегу, словно приехал на пикник. В результате последнего взрыва на месте корабля осталась лишь куча деревянных обломков и искореженного железа, над которой поднималась струйка дыма, а вокруг на снегу виднелись полусгоревшие и искалеченные трупы. По чистой случайности его глаза остановились на одном из них, который еще дымился, словно догорающий факел.

Тем временем труп, который он отстраненно рассматривал, едва заметно пошевелился. Рейнольдс с удивлением наблюдал за ним, не понимая, как можно выжить после такого взрыва. Внезапно он заметил, что поднимающаяся из снега фигура слишком велика для человека. Со смешанным чувством ужаса и бессилия смотрел он, как выпрямляется марсианин — огромный, невредимый, неуязвимый. Он пережил взрыв без особого вреда для себя. Огонь уничтожил шерсть у него на плечах, но, похоже, марсианин этого даже не заметил. Встав на ноги, он принюхался, огляделся по сторонам и увидел их, сидевших в снегу в каких-нибудь двадцати метрах, — и живых, вызывающе живых. Он не спеша заковылял к ним по льду. Рейнольдс взглянул на Аллана. Юноша тоже увидел монстра и следил за его передвижениями.

— Боже, сжалься над нашими несчастными душами, — расслышал его шепот Рейнольдс.

Он снова перевел взгляд на марсианина, который неуклонно приближался к ним. Однако Рейнольдс прикинул, что у него хватит времени для последней попытки покончить с монстром. Он вскочил на ноги и, покинув Аллана, побежал к клетке с собаками, которые с бешеным лаем бросались на решетку. С помощью своего пистолета он сбил замок, распахнул дверцу и отошел в сторону, молясь, чтобы собаки лаяли от ярости, а не от страха. И возблагодарил небеса, увидев, как, оказавшись на свободе, дюжина псов с рычанием устремилась к марсианину. Этот его ход оказался неожиданностью для монстра, который приостановился и стал вглядываться в летящую к нему свору. Ее вожак с ходу прыгнул на марсианина, излив на него всю злобу, накопившуюся в собаках со времени появления на борту корабля фальшивого Карсона. Не прилагая особых усилий, одним ударом лапы марсианин разрубил пса надвое еще в воздухе. Однако это не испугало остальных собак. Своим ограниченным умом они были не в состоянии понять, что могут разделить участь вожака, и, не обращая ни на что внимания, ринулись на монстра со всей первобытной яростью, как отважные солдаты, верные воинскому долгу, ибо, по-видимому, не могли уклониться от последнего проявления преданности человеку. Рейнольдс смотрел, как они вцепились в тело монстра мощными челюстями, но тот в считанные секунды одних расшвырял в стороны, других с помощью когтей обезглавил, после чего стало понятно, что атака обречена. Им оставалось только спасаться бегством, Рейнольдс метнулся к артиллеристу и опять поставил его на ноги. Потом бросился бежать в обратном направлении, практически волоча за собой Аллана, и слышал за спиной визг раздираемых на части собак. Две из них пролетели над их головами, превращенные в бесформенные куски окровавленной плоти, и глухо ударились об лед.

Неожиданно Рейнольдс почувствовал, что у него нет больше сил, и в изнеможении остановился. Потеряв поддержку его рук, Аллан упал на колени, обратив к нему усталый взор. Рейнольдс оглядел нескончаемые ледяные поля впереди, вдруг оказавшиеся для него невыносимо тесными, и понял, что нет никакого смысла сопротивляться, лишь продлевая агонию. Он набрал в легкие воздуха и покорно повернулся лицом к марсианину, который медленно приближался к ним по снегу со свисавшими по бокам двумя мертвыми собаками, так и не разжавшими свои челюсти, в качестве мрачного украшения. Рейнольдс вытащил из-за пояса пистолет, некоторое время смотрел на него, размышляя о возможности использовать оружие в последний раз, и в конце концов зашвырнул его в снег. Уже не было нужды в героических и отчаянных жестах, ибо никто на него не смотрел. Этот спектакль с первого акта проходил без зрителей. Монстр остановился метрах в десяти и, набычившись, рассматривал их. Рейнольдс не знал, жалость ли таилась в его взгляде или насмешка, потому что, как сказал ему тогда в каюте марсианин, его мимика и жесты были слишком отличны, чтобы можно было их верно интерпретировать. Тут ему вспомнился глупый пример с армией слепых, с помощью которого он пытался просветить монстра, и Рейнольдс грустно улыбнулся. Единственное, чего он хотел сейчас, это чтобы кошмар кончился как можно скорее. Но тут монстр издал нечто похожее на крик животного. Теперь, когда он не пользовался голосовыми связками человека, звучал его истинный голос, напоминающий карканье дрессированного ворона, который пытается заговорить. Рейнольдс, естественно, не смог ничего разобрать, но в самом тоне ему почудились победные нотки. И он приготовился к жестокой смерти. Наклонил голову и опустил руки в знак того, что сдается, а может, по причине страшной усталости или даже равнодушия к собственной участи. Его взгляд задержался на пистолете, который он столь беспечно отбросил несколькими мгновениями раньше, и новая идея родилась в его голове. Зачем погибать медленной и страшной смертью от рук марсианина, когда он в состоянии исполнить это сам? Выстрел в висок — и все произойдет быстро и аккуратно. Он перевел взгляд на лежащего Аллана: юноша прижался щекой ко льду и, казалось, рассматривал какие-то видимые только ему одному картины. Тем временем монстр подходил все ближе и ближе, продвигаясь вперед с неторопливостью паука, наслаждающегося видом беззащитной жертвы, тем не менее Рейнольдс сомневался, что успеет выстрелить в Аллана, перезарядить пистолет и всадить пулю себе в голову раньше, чем марсианин доберется до них. Нет, времени хватит только на то, чтобы убить себя. В любом случае артиллерист, похоже, уже отыскал себе убежище где-то за гранью сознания и здравого рассудка.

— Мне очень жаль, Аллан, — прошептал он, торопливо подобрал свое оружие и взвел курок. — Видимо, даже в конце мне не суждено достичь величия, о котором я столько мечтал.

Но это было уже не важно. Героический и бескорыстный поступок в последние мгновения жизни все равно ничего не менял. Он приставил пистолет к виску, нежно, чуть ли не с любовью поглаживая курок. И тут заметил, что марсианин, словно поняв, что Рейнольдс хочет испортить ему удовольствие, прибавил шагу и вдобавок угрожающе выставил вперед свои когти. Рейнольдс улыбнулся. Ему все равно не успеть, как бы он ни торопился, подумал он, вдыхая запах падали и хризантем. Запах монстра. Он тоже исчезал, когда марсианин перевоплощался в человека.

— Увидимся в аду, скотина, — пробормотал Рейнольдс, готовясь спустить курок и рассеять по снегу свои заветные мечты.

Но вдруг, к удивлению не только Рейнольдса, но и самого марсианина, последний остановился, поднял свою уродливую голову к небу и заревел страшным голосом за секунду до того, как из его груди высунулся наконечник гарпуна. Марсианин растерянно ухватился за него когтями, и Рейнольдс, опустив пистолет, наблюдал, как монстр, корчась от боли, пытался извлечь гарпун, причем его черты начали тут же расплываться и таять. И на их месте поочередно возникали лица то Уоллиса, то Шепарда, а затем и юного артиллериста. Появление матроса Карсона с искаженным от крика ртом и выпученными глазами положило конец этой карусели превращений, этой веренице корчащихся от боли тел. И тут Рейнольдс увидел, что человек, метнувший гарпун, не поленился прикрепить к нему пару динамитных патронов. Не теряя ни секунды, он бросился на Аллана и накрыл его своим телом. В следующий миг раздался оглушительный рев, и марсианин разлетелся на мелкие кусочки, усеявшие все вокруг. Только когда вновь воцарилась тишина, совершенно ошеломленный Рейнольдс, которому вдобавок от взрыва заложило уши, осмелился поднять голову. И сквозь постепенно рассеивающуюся дымную пелену он различил в полярных сумерках невозмутимую фигуру матроса Гриффина.

X

Этими героическими и мужественными действиями, которые давно мечтал совершить сам Рейнольдс, матрос Гриффин не только покончил с монстром и тем самым спас жизнь ему и Аллану, но также не позволил нам, тем, кто внимательно следил за их приключениями, узнать, что произошло бы, если бы он не вмешался. Хватило бы на самом деле у Рейнольдса духу выстрелить себе в голову или бы он предпочел подобрать последние крохи на дне котла жизни, зная, что тем самым обрекает себя на мучительную смерть? Удалось бы им спастись благодаря какому-нибудь другому чуду, чему-то неожиданному и не зависящему от их воли? Или же, напротив, гениальная идея осенила бы одного из них, блестящего и измученного Аллана либо самолюбивого и мечтательного Рейнольдса, подсказав, как поставить мат противнику in extremis [2] на этой ледяной доске? Совершенно очевидно, что чудесное вмешательство Гриффина спасло жизнь обоим, тут не о чем спорить, однако точно так же очевидно, что оно лишило нас ответов на все эти вопросы. Представим себе на миг, что было бы, не появись Гриффин столь вовремя; более того, представим, что этот загадочный матрос вообще никогда не ступал на палубу «Аннавана». Согласитесь со мной: история развивалась бы совершенно иначе, причем то же самое произошло бы, если бы мы убрали со сцены любого другого члена экипажа. Конечно, не все они играли в ходе событий столь определяющую роль. Если мы, допустим, исключим из повествования кока, невзрачного толстячка, откликавшегося на звучное имя Данн, то от этого ровным счетом ничего не изменится, не считая ежедневного рациона команды или количества рома, похищенного этим субъектом из кладовки, о чем я до сих пор не упоминал, ибо предпочитаю без крайней необходимости не бросать тень на человечество, изображая пороки отдельных его представителей. Никаких особых изменений в нашей истории не произошло бы и при отсутствии в составе команды Уоллиса или Рингуолда и появлении вместо них Поттера и Грейнджера, пришедших наниматься, когда экипаж был уже набран, и в итоге завербовавшихся на другой корабль, где первый зарезал второго во время игры в карты. Оба повели бы себя точно так же, как их предшественники, я уверен в этом, потому что, на свое счастье или несчастье, умею видеть и другие возможности, которые вызревают за пределами нашего мира, вырастают там, подобно цветам в соседском саду. Однако для событий, в которые мы сейчас погружены и которые напрямую затрагивают судьбы Рейнольдса и Аллана, возможно, уже заслуживших ваши симпатии, появление Гриффина не могло не сыграть важнейшую роль.

2

В последний момент (лат.).

Так что, если вы не имеете ничего против, то позвольте снова рассказать вам то же самое, но без досадного участия героического матроса. Итак, заставим его исчезнуть из повествования, выкрадем его, словно яйцо кукушки из чужого гнезда, чтобы восстановить ход событий, предначертанный Природой. Вообразите, что Гриффин не нанимался на «Аннаван» и корабль отправился навстречу своей роковой судьбе, имея на борту на одного матроса меньше. Это привело бы не только к тому, что Данн теперь ежедневно готовил бы на одну порцию меньше и что ведро с нечистотами опоражнивалось чуть реже, но и к более важным последствиям. Например, без Гриффина никто бы не обратил внимания на то, что прочертивший небосвод и упавший в горах объект, по-видимому, кем-то управлялся. У Рейнольдса не нашлось бы собеседника по дороге к летательной машине, и другой матрос помог бы ему подняться на борт «Аннавана» после того, как он обнаружил труп Карсона во время безумных блужданий во льдах. И никто не остановил бы капитана Макреди, когда тот приставил Рейнольдсу пистолет к виску и пригрозил убить его, намекая, что Рейнольдс может оказаться монстром. Но прежде всего, и это по-настоящему важно для нас, никто не вонзил бы гарпун в марсианина как раз в тот момент, когда он собирался лишить жизни Рейнольдса и Аллана. И что бы тогда произошло? Как бы продолжилась охота? Закройте глаза и забудьте обо всем, что я вам успел рассказать. Понимаю, что вы почувствуете легкое головокружение, ибо нет ничего в мире, что вызвало бы у человека большее уныние, чем обнаружить, что неизбежного, оказывается, можно было избежать. Но положитесь на меня: этот новый рассказ не станет лишним, я ручаюсь. Вернемся к тому моменту, когда монстр, расправившись с собаками, останавливается напротив них, провозглашает свою победу жутким карканьем и зловеще тянется к ним когтистыми лапами, в то время как Рейнольдс поглаживает курок своего пистолета, направленного себе в висок. А теперь посмотрим, как разворачивались бы события, если бы Гриффин не отправился в плаванье на «Аннаване», вырвавшись из-под власти женщины, чтобы угодить в лапы звездному демону.

Находясь в шаге от смерти, Рейнольдс смотрел на приближающегося монстра, мощного, бесчеловечного, громадного. И поймал себя на том, что им овладело странное спокойствие. Он уже не ощущал ни страха, ни радости, ни бессилия. Вообще ничего. Он израсходовал свой запас эмоций за последние часы, ставшие такими расточительными. Теперь он был пуст, и единственным, что еще кое-как тлело в его душе, было ужасное равнодушие к своей участи. Казалось, что все это происходит не с ним и он только наблюдает за собой откуда-то издалека, словно птица, которая как раз сейчас пролетала мимо и с легким любопытством посматривала на странную картину, разворачивавшуюся там, внизу, где обычно никогда ничего не происходило. Рейнольдс погладил курок и чуть-чуть нажал на него. И тут увидел, что марсианин, словно поняв, что он хочет лишить его развлечения, прибавил шагу и угрожающе выставил вперед свои когти. Рейнольдс усмехнулся, следя за противником широко раскрытыми глазами. Он решил не закрывать их до самого выстрела, чтобы унести с собой в потусторонний мир гримасу разочарования, которую, несомненно, скорчит марсианин, когда поймет, что жертва ускользнула от его лап. Будет ли ему больно или же он ничего не почувствует, когда пуля заставит его мозг разлететься на множество мыслей и его заветные мечты рассеются по снегу? «Как легко разрушить человека и все то, что он воображает, — подумал Рейнольдс. — Какими простодушными они были, полагая, что это могучее существо, превосходящее самые смелые фантазии человека, можно уничтожить с помощью их жалких средств! А оно словно воплощало собой само Зло, несокрушимое и вечное».