Карта Родины

Каменецкий Александр Маркович

– Я... вот... всю жизнь работал... всю жизнь... нефть качал... работал...

Слова не давались, ускользали, теряли смысл и распадались во рту на мелкие слоги, звучавшие стыдно и бессмысленно.

– Я работал... честно... нефть качал... чтобы все, значит... последнее здоровье отдал... чтобы все люди...

Осколок в груди зашевелился и кольнул сердце. Мысли роились и жужжали; голову переполнял сплошной непрерывный гул; в глазах плыло и двоилось.

– Я, значит, никогда... я, значит, никогда... а... эта... вот... когда человек работает... всю жизнь... тогда эта... чтоб только войны никогда не было... а кто ж

знал, что так вот... эта... я ж никогда... никогда в жизни... и за что?.. и за что?..

Высокое небо внимало ему, впитывая каждое слово, и отвечало сердечным, проникновенным безмолвием. Мужчина встал, широко расставив ноги, и гордо повел худыми плечами:

– Я работал!
– хрипло сказал он, задрав подбородок, и умолк, напряженно вглядываясь в звезды. Казалось, они слышат, понимают и подмигивают.
– Честно. Всю жизнь. Чужой копейки никогда не взял. Работал. И буду! И буду!!
– выкрикнул, надсаживаясь, в головокружительную лучистую высь.

Ответом был пронзительный визг телефона. От неожиданности пес метнулся в сторону, прижался к земле, вздыбил на загривке рыжую шерсть и глухо зарычал, ощерив клыки.

Несколько минут, которые показались ему бесконечными, мужчина слушал и бледнел. Затем разжал пальцы, и черная трубка камнем скользнула в траву.

– Как тикaть?
– спросил он высокое небо чужим голосом.
– Куда ж нам теперь тикaть, Ваня?..

...Высунув голову из-под пиджака, мальчик прищурился на свет: мастерская была сонной и покойной, как колыбель. Привязанный безмолвно, горой сдобного теста, лежал на столе и не шевелился. Мальчик встал, нашел шорты и кроссовки, натянул, огляделся.

– Соня-соня-пересоня, - сказал сам себе.
– Солдат спит, а служба идет.

Он побродил немного взад-вперед, скучая, выглянул во двор, затем подошел к карте и медленно провел пальцем по отцовской борозде, соединявшей бисерный Ново-Промысловск и солидное Улан-Удэ. Покачал головой:

– Чух-чух, чух-чух... Целую неделю ехать, - почесал в затылке и вдруг придумал: - Сейчас поедем.

Неподатливая кнопка, запиравшая оттопыренный накладной карман джинсовых шорт, громко щелкнула, и на верстак посыпались со стуком: батарейка Energizer, пластинка жевательной резинки, ластик с МиккиМаусом, несколько сигаретных окурков, спички, значок с американским флагом и длинной иглой, пара мелких монет, сломанная блесна "на щуку", строительный патрон с красной головкой... Разровняв кучу по верстаку, мальчик вынул обгрызанный черный фломастер и крохотный пластмассовый автомобильчик из "Киндер-сюрприза". Покрутил пальцем колесики:

– Джип-широкий, щас поедем кататься. Хочешь кататься, джипчик?

Голосом джипа взревел:

– Э-уу-у-ррр! Э-уу-у-ррр!..

Он потянулся к карте, пытаясь установить автомобильчик у сердца розовой коровы, но карта неожиданно легко отделилась, зашуршав, от стены, и левая часть ее повисла, обнажив светлый кусок штукатурки с гнездовьем скользких чешуйчатых насекомых, - перепуганные, они закопошились, торопливо расползаясь в стороны. Мальчик отпрянул и поморщился, сглотнул, вытягивая шею, на несколько секунд задумался и вдруг улыбнулся неожиданной новой мысли.

Зажав в кулаке сокровища, он пошлепал к привязанному. Пухлое белое тело не шевелилось. Приблизившись, опасливо протянул руку и легонько царапнул фломастером по заплывшему жиром боку:

– Эй, соня-пересоня...

Студенистая плоть не отзывалась.

– Мыться не будешь - клопы заведутся, - серьезно сказал мальчик. Будут у тебя в жопе жить.

Привязанный не ответил.

Мальчик пожал плечами, снял с фломастера колпачок, сунул в зубы и принялся рисовать между сосков привязанного жирную точку. Смешиваясь с едким потом, штрихи выходили размытые и нечеткие. Мальчик сбегал за майкой, вернулся, протер привязанному грудь и снова принялся за точку. На этот раз она была хоть и не круглая, но отчетливо-черная. Полюбовавшись работой, мальчик ухватил покрепче фломастер и вывел крупными буквами над точкой: М-А-С-К-В-А.

Подумав немного, он поковырял пальцем в пупке привязанного и написал сверху: КИЕВ. Буква К получилась хромая и корявая, да еще заваливалась на спину. Мальчик заворчал недовольно, нарисовал кружок между Москвой и Киевом и обозначил его коротко: УФА. Соединил три города прямыми линиями, усмехнулся пузатой бокастой Ф. Провел линию к неподвижно-мягкому правому плечу, на котором возник кружок и слово: АЛМАТА. Спустился от плеча к локтевому сгибу, где написал на синеватом бугорке вены: ТАЛИН. Довел фломастер до багрово-синего отека у запястья - там, на самой границе молочно-белой кожи появилось: МИНС. Дурацкая К, задрав обе свои тонкие ноги, съехала по коже вниз и превратилась в каракулю, испортив красивое слово. Рассердившись на К, мальчик решил продолжать без нее:

АДЕСА

РИГА

ТУЛА

СУМГАИТ

ЛВОВ

ФОРОЗ

...................

Наконец вывел на левой стопе привязанного:

УЛАНУДЭ

и сунул фломастер в карман.

– Всем садиться!
– отдал команду.
– Папка за руль. Я сбоку. Мамка, Надька - сзади. Привяжитеся ремнями, а то оштрафуют.
– Щелк-щелк! Ой, Султана забыли!
– Прыгай сюда.
– Гав-гав-гав!
– Что, бойцы, все в сборе?
– Так точно, товарищ старшина!
– Зарядить ружье!
– Есть!
– Ну чиво, посидим на дорожку?..

Мальчик с сосредоточенным лицом уселся на пол и замолчал. Потом вдруг вспомнил что-то, вскочил, метнулся к верстаку, захватил окурок, спички. Вернулся, снова сел, нахмурился, свел к переносице брови. Сунул окурок в рот, поджег и принялся старательно пыхтеть, кашляя и пуская хлопья сизого дыма. Терпеливо дождался, пока пламя доест сигарету до самого изжеванного фильтра, неспешно загасил окурок о подошву, встал:

– Ну, ни пуха ни пера!
– Э-уу-у-ррр!..

Твердо установил свой джип в черной точке между сосков привязанного и двинулся с рокотом от Москвы через Уфу к Киеву, с трудом одолевая гору безволосого мяса, чтобы через неделю оказаться в волшебном городе на самом краю света, где проворные хачики снуют между еловых ветвей и ловят на лету блестящие шарики лесных орехов, глядя на людей веселыми глазками-бусинами...

...Мужчина был бел, смертельно пьян и страшен. Пинком распахнув стальную дверь, он застыл на пороге, остекленело водя впереди себя водянисто-голубыми глазами, размытыми круто соленой жидкостью, словно видел уже не предметы, но нечто, скрывавшееся за их жалкой облочкой, и это нечто было кошмарнее любого сна. Вздрогнув от резкого звука, мальчик обернулся и похолодел от затылка до щиколоток, тревожно перескакивая виноватым взглядом с разрисованного тела на отца, который шатался и неразборчиво хрипел.