Картины былого Тихого Дона. Книга первая

Краснов Петр Николаевич

Офицеры полка были старшие товарищи, назначенные полковым командиром из среды казаков же и утвержденные за свои подвиги в офицерском звании. Воспитанные так же, как и казаки, так же, как они, полуграмотные, они ничем не выделялись из фронта, кроме своих эполет да более богатой одежды. Офицеры представлялись к награждению, не всегда держась старшинства, а за храбрость и распорядительность в бою. Разницы между офицером и казаком не было. Всякий казак мог дослужиться до офицера. Офицер не чуждался общества казаков, проводил время в их кругу, принимал участие в их играх. Уже в 1828 году на походе из Турции полковой командир одного из казачьих полков заметил, что люди заскучали. Приказано было дать водки, потом затеяли игры, между прочим чехарду. Офицеры полка играли наряду с казаками, при чем не только сами прыгали через казаков, но и казакам давали прыгать через себя. Образование в те отдаленные времена на Дону получить было трудно. Платов,

считавшийся образованным человеком, писал весьма безграмотно. Сметка выручала офицера, как выручала и казака. В Итальянском походе Суворова Денисову на его полк были розданы карты. Денисов находился в сильном смущении, так как, по откровенному его признанию, не только казаки, но и офицеры не умели читать топографических знаков и не все разбирали названия на немецком языке. Однако, он сумел вывернуться. Офицеры запоминали наружный вид всякого селенья, моста и т. п., а австрийцы находили уже, что было нужно. То же самое, к удивлению австрийцев, проделывали и простые казаки. В строю офицер был впереди и, сидя на лучшей лошади, был примером казакам и одною из тех маток улья, за которыми следует рой.

Урядники и казаки друг от друга мало отличались. Урядник ездил на ординарцы к более высокопоставленным лицам, водил разъезды, был старшим на заставе или на пропускном посту; по большей части, это был служилый казак, живой устав полевой службы и первый воспитатель молодого казака. Рассказами своими во время длинных переходов, бессонных ночей в карауле он обучал казака всему, что ему было нужно узнать на войне.

Воин по рождению и по воспитанию, казак с детства приучался думать и чувствовать по-военному. Сын, внук и правнук служилого казака, он ребенком - уже был казаком. Мальчики семи, восьми лет бесстрашно скакал и по степи, без седла, на полудиких конях, знали, какая лошадь молодая и какая старая, знали качества и недостатки каждой лошади. Зимою, построив из снега городок, они вооружались снежками, одни нападали, другие обороняли свое укрепление. По праздникам, после обедни, молодежь, а нередко и старые казаки бились на кулачки, ходили стена на стену играли в игры, доставали на всем скаку платки и монеты, стреляли в цель и рубили столбики и ветки. Бывалые казаки давали наставления, рассказывали случаи из своей жизни; офицер, живущий в станице, вмешивался в круг казаков, где все были с ним ровня, называли его по имени и отчеству, где и он и казак чувствовали себя совершенно равными. «Кордоны», «авангард», «позиция» - все это были знакомые молодежи слова - их понимали даже казаки. Молодые казаки видели, каким почетом окружены урядники и, особенно, «кавалеры», и, придя на службу, их мечтой было заслужить галуны.

Пришедшие со службы казаки рассказывали про свою службу и про службу товарищей-одностаничников, и понятно, что казакам желательно было, чтобы рассказы были в их пользу. С древнейших времен установившийся взгляд на службу, как на нечто прибыльное, сохранился даже и теперь, а тогда, во времена завоевательных войн императрицы Екатерины Великой, вернуться домой без маленькой добычи, без лишнего платка или мониста для молодой жены было не принято. Вследствие этого-то казак хватал и прятал в свою суму все, что ему под руку попадалось: склянку, старую подкову, костяную пуговицу, изломанный железный подсвечник, одним словом, весь тот скарб, от которого отказывались хозяева его двора. Но, чтобы казак был вором - до этого далеко. Во всех войнах казак был честным, храбрым и сметливым воином.

Казаки почти всегда выступали о-дву-конь, причем на второго навьючивалось кое-что из «домашности» и могущая достаться казакам добыча. Тогда Дон славился лошадьми. Терпеливая и покорная, но строгая, в то же время быстрая и увертливая, казачья лошадь неизменно служила своему хозяину.

Обмундирование казаков было разнообразно. Хотя и полагалось казенное сукно, но его не всегда хватало и его берегли для смотра. В походе казак носил домашнюю куртку форменного покроя, или длиннополый зипун, или чекмень, или шинель регулярного образца. Рядом с кивером-ведром виднелась баранья шапка-папаха. Только офицеры и казаки полков, близко стоящих к атаману, одевались по форме, все остальные были одеты как сумели смастерить им мундиры станичный портной, а то и рукодельница-жена. Но, вообще,. казак был одет свободно, так, чтобы мог действовать как верхом, так и пешком. Разнообразная и свободная одежда казаков возбуждала насмешки регулярных чинов, но возбуждала и зависть. «Для полезного действия пикою, - писал князь Багратион, - надобно быть одетым как можно легче и удобнее, без затяжки и натяжки, одетым как наши бесцеремонные казаки».

Вооружение тоже не отличалось однообразием. Казак на станичном рынке покупал все нужное для похода. Бедный приобретал шашку и ружье подешевле, или выходил с дедовским, у турка отбитым, кривым ятаганом; богатый покупал шашку доброй стали, украшал эфес и ножны золотом и серебром. Пика или дротик были разной длины и веса «по руке», у одних

были только ружья, другие приобретали пистолеты. Относительно ружей, в виду крайнего разнообразия этой части вооружения, доходившей до того, что были ружья, стрелявшие при помощи фитиля, не говоря уже о полном разнообразии калибров, генерал-лейтенант Платов, атаман войска Донского, просил позволить сделать, подрядом из суммы войсковой, однокалиберные ружья по образцу казачьему на тульском заводе, для снабжения казаков, наряженных в поход, с вычетом из жалованья казаков в треть по 1 рублю, да из фуража, который им полагается на вьючную лошадь не в натуре, но деньгами, пятой части.

Седла были казачьего образца, с суконной или кожаной подушкой, в которую укладывались кое-какие вещи казачьего обихода.

Какой же строй, какие команды мог иметь полк без устава, без обученных начальников, без установленных команд и сигналов? Собравшись, все люди полка были заняты выездкой диких и весьма злых лошадей, приготовлением седел, шитьем мундиров, заготовкой военного обихода. На ученье оборотам «казачьей службы, на хитрые шермиции», подобные регулярным, оставалось весьма мало времени. Прохождения «словесности», порядка караульной службы, аванпостной и разъездной не было вовсе.

А между тем, когда казаки стояли в передовой цепи, отряд спал спокойно. Ребенком, малолеткой, казак уже кое-что слыхал от служилых казаков, но главное свое образование, вою сметку и всю ту «словесность», которую в солдатских частях учили наизусть, казак шутя проходил во время скучных походных движений. Передвижения полка с Дона на линию или в какой-либо город, или к армии для военных действий, были лучшей и полезнейшей школой для казака.

Казаки к армии отправлялись звеньями, т.е. по частям и по разным дорогам. Обыкновенно, полковник, собрав свой полк, говорил, что к такому-то числу казакам быть там-то. «Смотри, ребята, - говорил командир полка, - веди себя хорошо, как того требует служба и честь казачья, а коли ежели что, никак-либо что, али там что-либо того - запорю! Как Бог свят, запорю, не погляжу на ком какие регалии. Ну, с Богом, ступай!» И полки шли и шли. Длинна была дорога. Приходилось донцам и голодать и терпеть всякие лишения. Опытные и бывалые урядники дорогой учили молодежь военной хитрости и смекалке. Голод учил их, как обращаться с жителями: где брали силком, где хитрецой, где просьбой, а где и покупали на взятые из дома деньги. Всего полка деревня не прокормит, а десять, пятнадцать человек она с удовольствием примет. И полки шли частями от селенья до селенья, делая в день по 40 и более верст. По свойственному русским людям гостеприимству, казака везде радушно принимали в хату, кормили и слушали его замысловатые рассказы про горы «высоченные и страшенные», что довелось им проходить, про горы «игольные и сахарные», откуда сыплются иглы и добывается сахар, про белую Аранию и двухголовых людей, про колдунов и чертей… или про вурдалаков и упырей, которых в Молдавии встречали, про покойников и еретиков, которых земля не принимает… И разинут рты простоватые хохлы, слушая вранье казака, а тот знай себе уплетает или галушки с салом, или вареники со сметаной и еще с большей охотою несет всякую чушь своим темным слушателям.

– А може, пан казаче и самого биса бачив?
– полюбопытствует какой-либо хохол, пользуясь тем временем, когда рассказчик прожевывает огромный вареник, больше его ладони.

– А то и не бачил? Бачил сколько раз и за рога его таскал.

– А який же вин будэ?

– А вроде человека, только на голове рога и ноги козьи; на шее грива и по спине длинная шерсть и перья… пуза голая.

– Ось який страшенный!
– удивляются хохлы.

– А може, пан казаче и на войне був?
– любопытствуют хохлы.

– Как не быть, был. Всю жизнь воевал.

– А и пули бачив? Из рушницы стреляв?

– Как не стрелять, стрелял. И пикой колол, и шашкой рубил. Чик - и голова летит. А пули, что пчелы: жи, жи,.. так мимо головы и летят.

– Борони Боже, як в око попаде!
– крестится и шепчет хохлушка, стоя у припечка с ухватом, готовая ко всяким услугам такому необыкновенному воину, что и чертей за рога таскал и головы рубил, даже и пуль не боится.

А казак давно сыт по горло; он уже спрятал за голенище ложку, которой ел «галушки», высыпал уже в кормушку для коня целый четверик овса, что хохол приготовил для посева.

Прибыв на место службы, полк нередко попадал в передовую часть, прямо в бой.

В бою казаки действовали лавой.

Лава не есть строй, но самобытный казачий способ воевать. Лава сегодня строилась так, а завтра уже иначе, в зависимости от цели ее - атаковать или заманивать, и от желаний командира полка; команд в ней не было, сигналы заменялись свистом, лаем, особым криком.

В то время как солдатские полки имели развернутый строй, как первоначальное построение и строй для атаки, колонны маневренные и походные, сомкнутые и разомкнутые справа и слева, рассыпной строй, управлялись командами и сигналами, казаки не имели никакого строя.