Картины из истории народа чешского. Том 2
Шрифт:
— Ваша милость, сударь, извольте, сударь, приказывайте, ваша милость, я к вашим услугам!
Повторяя в который раз свои любезности, он носился от стола к бочонку; было очевидно, что страх, от которого у некоторых подкашиваются ноги, кое-кому придает воодушевления. Меж тем сыщик все искал повода, чтобы вступить в разговор. Хотелось ему показать, что он тоже рассудительный человек и в состоянии оказать услугу как тем, кто славен родом, так и тем, у кого денег куры не клюют. К тому же состоятельные люди — и вдруг свара! Это казалось ему противным здравому смыслу. Бишек уже трижды предпринимал попытку вмешаться. Жестикулировал, поднимал
— Но послушайте, высокородный господин, и вы, у кого мошна набита турскими грошами, не станете же вы доставлять себе неприятности из-за какого-то мерзавца, безобразника и обманщика! Ясно как Божий день, что не было у него ни полушки и что ничего он не терял. Не давайте ему денег! Забудьте об этом, ваше сиятельство, а вы, господин купец, перестаньте скалить зубы, ибо ежели вороне Бог пошлет кусочек сыру, умный человек не станет этому удивляться.
— Кто этот человек? — спросил вельможа, кивнув головой в сторону Бишека.
— Это, — ответил корчмарь, — сыщик, погоняла у минцмистров — управляющих монетными дворами и их компании.
— Пусть убирается отсюда прочь! — снова взорвался Фуссьен. — Видеть его не желаю! Меня бы сверх меры потешило, ежели бы он, засучив по локоть рукава, трижды колесом перевернулся, прежде чем отойдет на расстояние выстрела! Вы знаете, сударь, в вашей чудной стране я без всякого удовольствия встречаю людей, которые занимаются этим постыдным ремеслом. Вы понимаете, они напоминают мне карманных воров! Ваш прекрасный король должен был бы повесить им на шею пук соломы и велеть колотить палками. Вы знаете, они дурно шутят с его деньгами.
— Я полагал, что вы великодушнее, — заметил погоняла.
Вельможа, повернувшись к нему спиной, с улыбкою взглянул на француза. Увидел его усы, глаза, розовые щеки, живость движений, и как-то показалось ему, что перед ним — порядочный, честный человек. Однако сразу изменить свое отношение к людям бывает нелегко, поэтому вельможа не заговорил с Фуссьеном, а кивнул злосчастному пожирателю колбас, за которого никто не пожелал заплатить долг трактирщику.
— Так значит, — сказал он, — это мои слуги сделали из тебя отбивную? И ты лишился десятка монеток? На тебе нет никакой вины, а за то, что безвинно потерпел хороший человек, на мне лежит грех? Разумеется, голубчик, это несправедливо и нечестно.
Студент, заслышав подобные суждения, возликовал в душе и решил, что рыцарь выложит знатный куш.
И таки да, Мыкуш, широко расставив ноги, будто всамделишный толстосум, достал из кармана кошелек тутой да толстый, будто мартовский заяц, забитый в самое что ни на есть время. Взвесив его на ладони, покосился вельможа на Фуссьена, а тот отвесил ему учтивый поклон. Может, хотел поиздеваться, а может, и впрямь кошелек, столь долго скрываемый, показался ему благороднее меча, который бесперечь маячил у него перед глазами. Кто возьмется разгадать мысли весельчаков с длинными усищами!
Что до соглядатая с корчмарем, то они при виде такого богатства издали лишь восторженные вздохи: один — высокий, как у мужчин с маленькими и жирными голосовыми связками, другой — глухой и зловещий, как у людей жилистых, сухопарых и сдержанных.
Так вот, теперь, когда все было
— Так и быть, дам я тебе немного на пропитание, бедняк, заплатишь по счету и, по-моему, там еще останется на кружку пива, а может, и на платье — очень уж ты замурзанный.
— Милостивый и высокородный господин, — произнес корчмарь, — сперва позвольте мне прикрыть эти денежки ладонью и не отнимать ее, пока он не заплатит.
Вечный студент опустился на колени, поцеловал Мыкушу руку, пожелал ему славы, больших успехов при дворе, невесты, о какой и не снится парням с Ештетицкой Горы, и потом, не считая, — ах, сколь заразительны манеры вельможных панов! — отодвинул половину денежек корчмарю. Само собой, плут-трактирщик тут же заграбастал их, а поскольку и впрямь был калач тертый, то не сходя с места принялся денежки разглядывать. Вертел в руках, переворачивал и так и сяк и, хоть не знал грамоты и всякий написанный знак являлся для него загадкою, все-таки нюхом, свойственным всем рвачам и выжигам, определил, что любезные эти денежки — прошлогодние и что стоимость их ныпче снизилась наполовину. Само собой, закашлялся он:
— Эх-ма, господин хороший, сударь милостивый, ежели, так сказать, речь зашла, так я бы прямо и твердо осмелился заметить и вывести на чистую воду, то бишь не то что я желал бы показаться неучтивым, однако с вашего позволения, со всем нашим уважением, эти денежки, конечно, вам кто-то подсунул, то есть это самое означает неходовую, вышедшую из оборота монету.
Удивление и испуг высокородных господ ничем не отличаются от гнева поселян. Рыцарь схватил корчмаря за глотку. А когда отпустил, грохнул кулаком по плечу несчастного соглядатая, а там уж стал трясти его как Сидорову козу.
— Загребала, ростовщик, дрянной слуга, нечестивец, к тебе или к такому, как ты, служаке я послал своего поверенного, надежного управляющего доходами, чтобы на Сретенье ты обменял ему деньги. А ты вернул мне, ежели считать по весу, меньше половины! А теперь выходит, что ты ни одну монетку не обменял без лукавства. Ну смотри! Наверняка, в преисподней тебя и все ваше племя сыщиков и менял ждут тяжкие наказания, но раньше, чем ты отведаешь их там, я уже здесь велю своим слугам надавать тебе затрещин — пять раз по пять с каждой стороны, и они выколотят из тебя прибавку! Клянусь мечом святого Павла, эти обиралы даже самого короля пустят по миру!
— Сударь, — ответил погоняла стесненным и дрожащим голосом, — я отродясь не видел вашего посыльного, верного управляющего вашими доходами, сроду не менял ему денег. Не сижу я в меняльных ларьках, я бедный зазывала, ищейка и сыщик компании почетных минцмистров монетных дворов. Рыскаю по рынкам, будто легавая, прилагаю все старания, чтобы дело моего хозяина процветало, и слежу за тем, чтоб товар на чистое серебро не обменивали, а только лишь на монеты.
— Вот это как раз то самое и есть, за что я тебя укоряю, — резко отрубил вельможа и, размахивая под самым носом сыщика тяжелым кулачищем, неустанно повторял: «Магомет! Магомет! Магомет!»