Картины Парижа. Том I
Шрифт:
53. Бульвары
Это — великолепное, широкое место для прогулок, опоясывающее весь город. Им могут пользоваться люди всех сословий и состояний; здесь есть все, что может сделать прогулку приятной и увеселительной как для пешеходов, так и для катающихся верхом или в экипаже. Бульвары должны быть отнесены к числу самых выдающихся красот города.
Наименее посещаем Южный бульвар, а между тем он считается самым здоровым и им невозможно вдоволь налюбоваться. Его украшают четыре ряда деревьев, а посредине глубоко проложенное шоссе, шириною в двадцать четыре фута, со склонами, выложенными гравием и булыжником; шоссе тянется в настоящее время на шесть тысяч восемьдесят три туаза{91}. Подобного рода величественные и полезные
54. Наши бабушки
Наши бабушки одевались не так хорошо, как наши жены, зато они хорошо понимали, что именно может способствовать благоденствию семьи. Они реже бывали в обществе. Довольствуясь своим домашним царством, они смотрели на каждую отрасль хозяйства как на нечто крайне важное; оно было источником их радостей и основой их славы. Они поддерживали порядок, гармонию и счастье своей семьи, между тем как их заблуждающиеся дочери тщетно ищут всего этого в блеске и шуме света. Все мелочи, касающиеся стола, дома, хозяйства, давали пищу их способностям, а строгая бережливость поддерживала благоденствие богатых домов, которые в наши дни приходят в упадок. Исполняя эти сложные обязанности, связанные с заботами о домашнем очаге, женщины могли справедливо приравнивать свой труд к труду своих мужей. Их дочери, в свою очередь, всячески старались содействовать господству в доме мирных и сладостных добродетелей семейной жизни; и молодой человек, желающий жениться, не боялся остановить свой выбор на девушке, воспитанной подобно ее матери и готовой продолжить род заботливых и трудолюбивых женщин.
Как далеки мы от этих обязанностей, столь простых и столь привлекательных! Правильный и однообразный образ жизни был бы мукой для наших жен; им необходим непрерывный ряд забав и увлечений — словом, все, что связано с показной стороной жизни и с тщеславием. Но они недовольны своей жизнью также и потому, что стремятся быть непременно там, куда природа не желает их допускать. И до тех пор, пока они снова не займут своего места в семье, они нигде не найдут удовлетворения.
Еще одно наблюдение: слуги составляли в те времена часть семьи; с ними обращались менее вежливо, но зато более любовно; они это понимали и становились более чувствительными и благодарными. Хозяева, которым тогда служили лучше, могли полагаться на их преданность, столь редкую в наши дни. Слуг оберегали как от несчастий, так и от пороков, а за послушанье платили благосклонностью и покровительством. В наши дни они переходят из дома в дом, им безразлично, кому бы ни служить; они безо всякого волнения встречают своих прежних господ. Они ходят друг к другу в гости только для того, чтобы поделиться секретами, которые им удалось узнать; это настоящие шпионы; а так как они чувствуют, что, несмотря на то, что им хорошо платят и хорошо их кормят и одевают, их все же презирают, они становятся нашими врагами. В прежнее время их жизнь проходила в труде, была суровей и скудней, но зато с ними считались как с людьми, и слуга умирал, дожив до старости около своего хозяина.
55. О крупных состояниях
В Париже состояния частных лиц доходят до трех-, пяти-, семи- и девятисот тысяч ливров дохода в год, а три-четыре состояния дают и того больше. Состояния же, приносящие от ста до полутораста тысяч ливров ежегодного дохода, — обычное явление.
Золото, — сказал кто-то, — стремится скапливаться и течет к тому, у кого оно уже есть. Чем больше куча золота, тем быстрее она растет. Первый экю, — сказал Жан-Жак Руссо, — труднее заработать, чем последний миллион. Эта истина подтверждается в нашей столице. Что же делают все эти богачи со своим золотом? Что они делают?! Ничего великого, ничего действительно полезного. От праздности эти богатеи превращают пустяки в серьезные занятия, волнуются в поисках мнимых наслаждений и мучаются, устраивая всевозможные развлечения.
Они скорее предпочтут кормить лошадей, чем людей; на предметы ненужной роскоши они тратят деньги, которых хватило бы на усовершенствование всех полезных искусств; они ничего не жертвуют на физические опыты и науки, создающие величие человека и возвышающие его. Если они поддаются какой-нибудь дорогостоящей прихоти, то она всегда мелка, ничтожна, сумасбродна. Часто говорят об их богатствах, но трудно сказать что-нибудь об их благодеяниях. Я оглядываюсь кругом и не вижу ни одного патриотического памятника: все идет на домашнюю обстановку и на содержание челяди.
В среде богатых людей считается человечным, щедрым, услужливым, добрым другом тот, кто в течение трех часов в день занимается выдумыванием новых способов разорения страны и увеличения ее нищеты. Он говорит о справедливости, о человеколюбии, о благотворительности, а проект, который он представляет на следующий день, разорит пятьсот семейств; это будет какой-нибудь новый откуп, какая-нибудь монополия; его губительное золото похитит у бедного труженика то, что он мог бы заработать.
Целая провинция внезапно лишается предметов своего собственного производства. Все исчезает, как по волшебству. И большим торговым делом зовется то, что в действительности является лишь следствием алчности. Монополист — человек образованный, он рассуждает об искусствах, — кто же посмеет назвать его взяточником?! Правда, вокруг себя он делает кое-какие мелкие благодеяния, но зато сколько зла совершается им на пространстве ста лье в окружности! Он далек от интересов государства и существует исключительно лишь для своих любовниц и льстецов.
Другие копят деньги, как скряги, и, черствея в праздности, не расстаются ни с единой крупицей своего золота. Напрасно их молит, заливаясь слезами, нищета; тщетно слышат они рассказы об общественных бедствиях, — они так же нечувствительны к несчастьям отдельных личностей, как и к несчастьям государства в целом.
Предпочесть червонец жизни своего брата, своего ближнего! Называть его бездельником, плутом, лодырем только для того, чтобы избавить себя от необходимости быть милосердым! Скрывать свою скупость под лживыми предлогами, не признаваться самому себе в своей жестокости… О! Можно ли после этого быть достойным имени человека?!
О несчастный, не внемлющий стенаниям нищеты, скажи: в тот день, когда лицо твое будет покрыто саваном и ты будешь лежать в тесном гробу, — если останется в тебе еще капля чувства, не пожалеешь ли ты тогда о том, что не выделил нескольких крупиц от своих ненужных богатств страждущим братьям? Что останется тебе ото всей этой роскоши? Свинцовый гроб и мраморное изваяние!.. О, пока еще в твоей власти превратить эти крупицы металла в чистые, задушевные радости, научись понимать их, научись их любить! Неужели ты хочешь, чтобы после твоей смерти тебя проклинали, чтобы говорили: он тратил деньги на апельсиновые оранжереи, на бриллианты, на псарню?.. А на людей, на себе подобных?.. Ничего! Так поговорим же хоть о тех, которые кормят ближних обедами. Это, конечно, пустяк, но это все-таки кое-что.
56. Обедающие в гостях
Многие состоятельные люди раза два-три в неделю дают обеды своим друзьям и знакомым; получивши приглашение однажды, вы тем самым приглашены навсегда.
Стол в Париже обходится очень дорого; но в то же время только здесь можно существовать, не имея ни денег, ни работы, ни талантов. Согласен, что подобный образ жизни не особенно похвален, но, с другой стороны, ведь всякому нужно жить. А кто же, как не богач, накормит того, кто обладает хорошим аппетитом?
От восемнадцати до двадцати тысяч человек обедают неизменно по понедельникам — у купца, по вторникам — у судейского и так далее, перебираясь в течение недели с одного этажа на другой. По пятницам они предпочитают обедать у любителей свежей морской рыбы и никогда не обманываются насчет меню. Эта порода людей состоит из приятных говорунов, музыкантов, художников, аббатов, холостяков и прочих.
Они побывали всюду и знают бесчисленное количество народа. Все они не имеют понятия о стоимости хлеба или мяса, и колебания цен на дрова и уголь их совершенно не интересуют. Они платят только водоносам. Ровно в два часа дня они выходят из дома напудренные и завитые, чтобы занять место за столом, уставленным тонкими кушаньями. Они имеют при себе в виде паспорта несколько веселых рассказов — по одному на каждый дом — и содержание вчерашней газеты.