Картофельная повесть об ушедшей любви
Шрифт:
– Приехали? Хорошо! Вон там – столовая. Шуруйте туда. Вас покормят. Сейчас народ с поля приедет. Очередь будет. Давайте, шевелите поршнями! Как только закончите – подходите к этому домику. Мы вас заселим…
Мы дружно пошли в столовую. На столе, возле линии раздачи стоял поднос с компотом. Я робко спросил: «Можно?» И, не дождавшись ответа, выпил подряд несколько стаканов. Полегчало. Я сел на первый попавшийся стул, обнял гитару и задремал. Разбудили голоса. В столовую ввалилась толпа. Парни, девушки. Почти все были в сапогах, телогрейках или брезентовых куртках. Девушки, в основном, в платках. Все это напомнило какой-то советский фильм о подвигах целинников. Кто-то занял
– Новенький? Не стесняйся. Мы хорошие.
– Да я, как-то… не очень…
– Играешь? У нас все играют. Споемся. Ты – переводом, или залет? Здесь много таких. Давай гитару, да не бойся. Ты с ней обедать будешь?
Я подумал: «Споемся, споемся… посмотрим. Пожрать бы чего…» Мне уступили место в очереди, намекая на полное свое расположение. Я подхватил поднос и заполнил его какой-то гадостью. Бесцветный суп, жидкая картофельная масса, две черные котлеты, вязкая подливка… Другой еды не было. Компот, правда, был терпимым. А главное – его было много. Я хотел что-то спросить, даже возмутиться, но передумал. Двинулись к столу. В этот момент мне показалось, что я проучился с этой группой не меньше года. Мы рухнули на стулья и принялись греметь ложками. Через пару минут я услышал такой диалог. Два развалившихся парня, вальяжно и, как бы, нехотя:
– А кто сегодня дежурный?
– Малой.
– Надо ему пи…ды дать. Пойдем наваляем.
– Да зачем сразу пи…ды. Завтра посмотрим. Если будет такая же херня – получит.
– Ладно, давай завтра. А то ох…л совсем. Отрава какая-то… (и, после небольшой паузы): Не… Надо, надо… Ох….ел.
Я подумал: «Куда я попал? Это – геологи? Валить, пока не поздно?» Потом узнал, что так беседовали два совершенно безобидных, милых и симпатичных парня. Один – сын искусствоведов, другой – вырос в Германии, и грубого слова никому не сказал. Наверное, парни хотели выглядеть брутально.
После этого подозрительного обеда я, как ни странно, ожил. Правильно говорят: одно дерьмо надо вышибать другим. Мы направились к корпусу. Комендант выдал белье. Предстояло знакомство с остальными. Я, на удивление, очень быстро освоился. Коллектив располагал. Веселые парни, общительные девчонки. День подходил к завершению, неминуемо надвигался концерт. Не зря же я гитару приволок. Мне показали мою кровать. Я сразу же на нее взгромоздился. Собрались первые зрители. Первым прибежал парень по имени Илья. Или Илюха. Веселый, с игривой улыбкой и копной курчавых волос. Он сел на пол, напротив кровати, улыбнулся с прищуром и приготовился слушать. Я сразу приметил в нем коллегу. Во всех смыслах. Потом подтянулись остальные. Обстановка оживилась. Люди заходили, выходили, шептались, смеялись. Я, наверное, перепел весь Аквариум (попадание). Гитару периодически брал Илюха. Репертуар, в основном, каэспэшный. Ситуация обязывает. Законы жанра. Добрые, жизнеутверждающие песни. Илюха пел очень душевно. Все подпевали.
– Давай Палыча! Палыча давай!
– Палыча, так Палыча…
Когда Илюха запел «Палыча», по рядам пошел уважительный шепоток. Мол, «Палыч есть Палыч», «Палыч – это вам не хрен собачий». Кто-то просто тихонько стонал: «Па-алыч, Па-алыч…» Я не знал, кто такой Палыч. Думал, что какой-то бард. Потом оказалось, что это еще один мой одногруппник. Обладатель мощного баритона и брутального обаяния. Все хором подпевали. Песни были сплошь известные, даже хрестоматийные. К своему стыду, я не знал ни одной.
Мы просидели до глубокой ночи. Периодически бегали курить. В один из таких перерывов я, извиняясь, попросил у девчонок пилочку для ногтей. Эта просьба вызвала бурю эмоций. Девчонки стали активно перешептываться, косясь в мою сторону. Ожидали, наверное, многого… Ну, стакан водки попросит… ну, чашку чая, конфету, сигарету… Но, чтобы пилочку… Следующим шагом оставалось выйти в коридор в махровом халате и лечь спать в сеточке для волос. Я несколько раз порывался вытащить бутылку. Ребята убедили, что не стоит. «Будет более подходящий повод». Совершенно обессилев, мы разбрелись по кроватям. Даже в полной темноте я ощущал на себе ликующую илюхину улыбку.
Я лежал и размышлял. «Вот и приехал. Ну что… Коллектив хороший. С этим, конечно, повезло. Концерт, понимаешь, устроил… Ну, что значит устроил? Ты же знал, что концерт будет. Ведь, знал! И хотел. Так получи. Слава Богу, закончился. Без эксцессов. Даже понравилось. Похлопали, посмеялись. А дальше? Надо как-то жить.» Я внушал себе, что начинается новая жизнь. Новые друзья, новые женщины… «Так… Зафиксировать момент. Выключить прошлое. Вычеркнуть – это долгая песня. Одной картошкой – не отделаешься. А главное, забыть ее. Девчонку свою. Она, к этому моменту, была уже не моя. Может быть, чья-нибудь еще, даже – ничья, но не моя…»
Мы расстались. Все получилось, как-то, само собой. Встретились, поговорили и разошлись. Я порывался вернуться. На коне и с шашкой наголо… Мол, я еще ого-го! А она посмотрит, оценит и вернется. И мы снова будем вместе… С такими мыслями я и отрубился.
*************
Утро началось внезапно. Никто не хотел, чтобы оно наступало в шесть часов. Распахнулась дверь, человеческая рука поползла по стене, доползла до выключателя. Яркий свет развеял последние сны. Вошел мужчина в рабочей одежде.
– Па-а-адъем! Ребята, поднимайтесь. Всех касается. Новеньких – то-о-оже. – Он посмотрел в мою сторону, наклонился и тихонько произнес: «Мы за вами наблюдаем, Михаил. С первого дня.»
Я повернулся к соседу и изобразил вопрос:
– Чудновский… Чмырь. В институте работает. Никто не знает, кем… Короче, не бери в голову. Его тут все ненавидят. Бурилы… вообще чуть не отмудохали. Он к ним больше на заходит.
Чудновский еще раз оглядел присутствующих и направился к очередной комнате. Мы оделись и потянулись к столовой. Поели какой-то бурды и направились к автобусам. Через полчаса нас привезли на поле. Угодья совхоза «Повадинский», Каширского района. Бескрайние поля, беременные картофелем. Влажная серость. Картофелекопалки выстроились в ожидании рабочей силы. Возле каждой работал бортовой ГАЗон. Водители и комбайнеры стояли неподалеку и курили. К нам подошел бригадир и озвучил распорядок.
– То же самое. – выдохнули мои новые товарищи, – Майкл, полезли на комбайн. Это халява.
На комбайнах работали, в основном, ребята. Девушки шли за комбайнами и подбирали картофель, который не захватывала картофелекопалка. Бросали его в ведра и ссыпали в приготовленные мешки. Мешки подбирала бортовая летучка. Поле граничило с небольшим лесочком. Когда комбайн доползал до края поля, все дружно убегали. Ложились на пожухлую траву и закуривали. Через некоторое время прибегал бригадир, начинал громко кричать, и все возвращались к работе. Это продолжалось, примерно, до трех часов. Потом нас отвозили в столовую. Противники стадного питания оставались в поле и дожидались совхозную автолавку, которая за копейки предлагала вполне сносную еду. Некоторые просто сидели на мешках. Они экономили. Потому что местные регулярно приносили самогон. Он устойчиво отдавал резиной, но приводил к потрясающим результатам.