Картонки Минервы (сборник)
Шрифт:
Почему я вспоминаю о Мишке Анджело? Потому, что ушли в прошлое и те времена, когда ребенок мог играть одной игрушкой почти десять лет – столько длилась счастливая жизнь Анджело. Сегодня игрушки стоят дешево и быстро ломаются, как и радиоприемники, которые меняются чуть ли не каждый год и не переживают распада семей, как прежние «Телефункены» или «Марелли». Думаю, это тяжело для ребенка, когда он больше не может посвятить почти всю жизнь одному волшебному предмету, на который наслаиваются воспоминания и чувства. Это как не вести записи в дневнике или жить на земле, где нет ни одного памятника.
Первая
Перед праздниками я был в Галисии, совершал, как мои средневековые предки, паломничество, хотя и светское, в Сантьяго-де-Компостела. Рядом с Сантьяго расположен город Ла-Корунья, а в Ла-Корунье имеется не так давно открытый музей науки и техники. Меня уже давно туда приглашали: у них, видите ли, есть маятник Фуко, прибор, которому я посвятил одно мое сочинение. Этот повод не убедил меня, ибо маятники Фуко обладают одним любопытным свойством: они есть во всех музеях мира, но каждый музей считает себя единственным обладателем этого раритета.
Позже я все-таки поехал туда, на конгресс испанской ассоциации по семиотике, осмотрел маятник, в самом деле более внушительный и впечатляющий, чем все прочие, и подсоединенный к умному обучающему устройству. Весь музей оказался пронизан умнейшими устройствами такого типа, к тому же созданными на основе самых передовых технологий, что превращает его в площадку увлекательнейших игр даже и – особенно – для детей. Я позабавился с диорамами и самодвижущимися механизмами, изобретенными или сконструированными гениальным директором музея Мончо Нуньесом, а после меня пригласили в планетарий.
Планетарии всегда впечатляют: когда гаснет свет, тебе действительно кажется, будто ты сидишь в пустыне под звездным небом, но в тот вечер для меня приготовили нечто большее. Прежде всего позвольте напомнить вам, что астрономия – очень точная наука, и можно узнать, каким было небо, под которым размышлял Наполеон в свою последнюю ночь на острове Святой Елены, и какие светила будут сиять над головами правнуков наших правнуков в такой-то вечер третьего тысячелетия (по крайней мере, астрономия это знает; если же мы пустим Землю в расход и никаких праправнуков не будет, астрономия тут ни при чем). Есть даже такие диски, которые вы можете вставить в компьютер и попросить программу показать вам небо в любую ночь по вашему выбору, на меридиане и параллели, какие вам нравятся. Но конечно же на экране компьютера вы увидите крохотные точки; планетарий – другое дело.
И вот в какой-то момент комната внезапно погрузилась во тьму, и я услышал дивную колыбельную Де Фальи, и медленно (хотя и несколько быстрей, чем в реальности, потому что все действо длилось всего пятнадцать минут) над моей головой стало вращаться небо, такое, каким оно было в ночь с 5 на 6 января 1932 года над городом Алессандрия. Я увидел с какой-то гиперреалистической отчетливостью первую ночь своей жизни.
Я ее пережил впервые, ибо той, первой ночи я не видел, мне было не до того. Может быть, ее не видела и моя мать, измученная родами, но, возможно, ее видел мой отец: сам не свой от волнения, он не мог уснуть после того чуда (по крайней мере, для него это было чудом), при котором он присутствовал и к которому сам был причастен, и поэтому тихонько пробрался на террасу.
Я рассказываю о механическом устройстве, которое при желании можно установить где угодно, затратив совсем немного труда, и наверняка найдутся люди, которые испытали то же, что и я; но вы, надеюсь, не станете корить меня за то, что в течение тех пятнадцати минут я чувствовал себя единственным с начала времен человеком, получившим особое право воссоединиться с собственным началом. Трудно описать подобное ощущение: испытываешь граничащее с вожделением чувство, будто можно было бы, даже должно умереть в эту минуту – в любом случае все другие минуты будут проходными и скучными.
Это как возвращение в лоно, великое лоно небес. Это – чувство признательности (может быть, двенадцати знакам Зодиака) не за то, что я родился и жил, ведь бывало всякое, но за то, что много лет назад состоялась премьера этого космического спектакля. Это – удивление перед тем, что ты можешь пережить его снова, в самом деле единственный из смертных; пусть такое может произойти с другими, пусть в один прекрасный день такое испытают все, но этот свод и эти звезды, расположенные именно так, возвратившиеся в эту минуту, вновь дарованные мне, принадлежат мне, только мне, и никому другому.
Ладно, спустимся с небес на землю. Все это было делом техники, хоть ее питала и поддерживала фантазия. Но не всем дано найти Алеф [234] , споткнувшись на лестнице, или в нужный момент устремить взгляд на тот самый оловянный кувшин, в котором отражался тот самый солнечный луч, перевернувший всю жизнь Якоба Бёме [235] . Ты берешь то, что находишь или что тебе дарят.
Говорят, когда в нашем распоряжении окажется виртуальная реальность, все мы сможем переживать невыразимые ощущения. Но, как видите, нет нужды дожидаться, пока ее пустят в продажу, есть даже люди, которые довольствуются тем, что находят ее, живя в мире, пропущенном через экран телевизора. Я насладился фаустовской мечтой; я, как и все, верил, что утратил свое мгновение навсегда, ведь нельзя сказать под угрозой вечного проклятия: «Остановись, ты прекрасно». И вот мне его возвратили, пусть хотя бы на пятнадцать минут.
234
Имеется в виду рассказ Х. Л. Борхеса «Алеф».
235
Якоб Бёме (1575–1624) – немецкий философ-пантеист и мистик. Эко описывает его первое мистическое озарение.
Баклан с Шетландских островов
В вип-зале аэропорта я встретил баклана. Вежливая девушка настойчиво просила его не пачкать элегантные кресла, и я предложил накинуть на одно из них мой непромокаемый плащ. Я понимал, что он весь пропитается нефтью и морской водой, так что потом его останется только выбросить, но понадеялся, что «Эспрессо» компенсирует мне расходы. С таким-то эксклюзивным материалом… Пернатое поблагодарило меня – лед был сломан. И получилось такое вот интервью.
Я. Добрый день, синьор Баклан. Какими судьбами в наших краях? Я думал, вы еще на Шетландах.
Баклан. Возвращаюсь туда только завтра, к сожалению. Представляете, мне оплатили первый класс, чтобы я быстро съездил на съемку в какое-то место, о котором я раньше никогда даже не слышал. Кажется, там танкер терпит бедствие, нефть может вылиться в море. Телевизионщики хотят быть во всеоружии, и это оговорено в контракте… та еще работенка, уверяю вас.
Я. Никогда в отпуске не бываете?