Картонные звезды
Шрифт:
— Вы сами это пгидумали, гядовой (мою фамилию он, естественно, уже позабыл), — или в этом направлении вам что-то подсказал капитан Гачиков?
— Никак нет, — вновь вскакиваю я. — Товарищ капитан столь занят воспитательной работой в роте, что ему просто некогда вникать в обстановку, складывающуюся на тихоокеанском ТВД.
Замполита вдруг осенило.
— Это тот самый Косарев, который самовольно подал докладную записку о массовой переброске B-52 в Японию, — слегка прикрыв рот ладонью, шипит он Щербине на ухо.
Щербина, склонив голову набок, некоторое время рассматривает мои начищенные сапоги (я ведь специально для этого уселся на первый ряд), после чего кивает в мою сторону более милостиво.
— Гядовой Косагев пгавильно ставит вопгос, — уже с большей уверенностью подхватывает он высказанный мною тезис о необходимости выдвигаться к местам непосредственных боестолкновений с американцами. — Именно хогошее знание опегативной обстановки способствует достижению победы в бою. Именно тот газведчик, который внедгился в самое логово пготивника, может добыть самые нужные высшему командованию сведения!
Он говорит еще довольно долго, и смысл его речи сводится к одному — из солдатской среды требуются добровольцы для сопровождения первой, как бы пробной, группы офицеров, направляемых во Вьетнам.
— Ты что, — толкает меня локтем Федор, — заранее, что ли, речь свою выучил? Может, и оповещен был об этом мероприятии?
Я отрицательно мотаю головой, мол, ни кто меня, разумеется, не предупреждал. Да и куда мне против вас, таких умных. У меня и классность-то всего третья. Ясно, как Божий день, что наш капитан со мной никаких речей не вел. Преснухин задумчиво поднимает глаза к потолку и шепчет:
— Значит, сегодня вечером непременно к себе вызовет. Даст подумать часа три и вызовет.
Предсказания моего приятеля оправдываются полностью. Правда, речь на собеседовании заходит вовсе не об отправке в жаркие страны, а пока только о дополнительной стрелковой подготовке на зенитно-артиллерийском полигоне. Но это меня не обескураживает. Из разговора я понял, что предварительно из нас будут готовить зенитчиков-артиллеристов в течение двух с половиной недель, а уж по результатам обучения, возможно, может быть… Почему именно зенитчиков? Это-то как раз яснее ясного. Наш основной противник — ВВС США, и, вполне естественно, наши офицеры, соотносясь именно с этим фактом, строят планы по нашей собственной защите от нападения сверху. Если для прикрытия города средней руки требуется до десятка зенитных батарей, а для завода две-три, то для небольшого отряда понадобится одна, ну, максимум две скорострельные малокалиберные пушки. Намного ли они помогут в обеспечении какой-либо безопасности — непонятно, но начальство решило загодя и однозначно, что вообще без прикрытия даже и высовываться не стоит.
Списки отъезжающих на обучение составляются с завидной скоростью и повсеместно оглашены уже на следующий день. Как я и предполагал, в них включены практически все, кто был на собрании в штабе. Отсидев последнюю ночную смену, получаю приказ собираться и к одиннадцати дня быть готовым к отъезду. Сбор назначен прямо у автопарка, чтобы, не привлекать лишнего внимания. Незамедлительно подается крытый автомобиль, брезентовый полог которого после посадки наглухо задраивается снаружи. Слава Богу, что быстро поехали, ветерок освежает во время движения. Хотя мы и не видим, куда нас везут, но по положению солнца, пробивающегося через ткань, быстро догадываемся, что не в аэропорт, а в противоположную сторону, к Петропавловску. «Ура, — преждевременно радуюся я, — на пароходе опять поплывем! Вот отоспимся-то! Вот отъедимся!»
Въезжаем в город, спускаемся к морю. Хорошо слышны гудки морских судов, звон цепей и прочие припортовые звуки. Но машина не останавливается. Еще примерно полчаса движения по явно не оживленной дороге и, наконец, двигатель умолкает. Брезент поднимается, и мы с удовольствием спрыгиваем на каменистый берег океана. Около машины стоит тот самый лейтенант, с которым я беседовал в библиотеке. Теперь на нем уже общевойсковые погоны с паучками связистских молний. Строимся по росту. Лейтенант отпускает машину и, дождавшись, когда та исчезнет за поворотом, пересчитывает нас и командует:
— Разойдись!
Разбредаемся кто куда. Большинство принялось швырять в воду камни (кто дальше), курильщики задымили кто «Примой», кто «Севером», остальные же, в том числе и я, окружили кольцом своего нового командира.
— Не подскажите, товарищ лейтенант, — по-свойски обращаюсь я к нему, — как долго мы будем до полигона добираться? А то харчей нам всего на сутки выдали.
— Не волнуйтесь, парни, — загадочно улыбается он, — к вечеру уже койки будете застилать. Вот сейчас сядем на самолет и через четыре с половиной часа прибудем на «точку».
— Как на самолет? — хором недоумеваем мы. На самолет садиться нужно было на аэродроме Елизово, а не здесь.
Но совершенно неожиданно, будто в подтверждение его слов, за недалеким мыском начинает работать авиационный двигатель. Через пару минут к нему присоединяется второй, и вскоре мы видим плывущий гидросамолет Ве-12, гордым белым лебедем двигающийся в нашу сторону.
— Построиться, бойцы, — зычно кричит лейтенант. — В колонну по одному, к эстакаде, шагом марш!
Вы, наверное, понимаете, что восторгу нашему просто нет предела: полетать на настоящем гидросамолете — тайная мечта каждого, кто хоть раз в жизни видел это чудо техники.
— Садиться строго по одному, — не унимается раздраженный нашей чрезмерной веселостью командир. — Кто попадает на борт, тут же помогает идущему следом. Все поняли?
— Поняли! — дружно вопим мы.
Самолет подруливает к насквозь проржавевшей решетчатой эстакаде, выдвинутой в море метров на сорок, и его люк для приема пассажиров приветливо распахивается. Два одетых в оранжевые спасжилеты летчика привычными движениями втаскивают нас вовнутрь машины. Взвывают моторы. Летающая лодка бренчит и раскачивается сразу во всех направлениях. Рев усиливается. Толчок, еще один будто бы прощальный шлепок волны по корпусу, и мы плавно взмываем в воздух. Приникаю носом к выпуклому иллюминатору. Картина просто потрясающая. Передо мной будто игрушечный город, куличики вулканов, черные извилистые проталины по склонам сопок. Красота неземная! Только сейчас я понял, на что похожа земля Камчатки. Она ужасно похожа на иную планету, абсолютно отличающуюся от Земли, прекрасную и неповторимую.
Вираж заканчивается, высота полета набрана, и наш самолет ложится на заданный курс. В иллюминаторы уже никто не смотрит, что на воду-то любоваться?! Монотонно гудят моторы, тонко дребезжит отставшая кое-где обшивка. Головы наши поначалу свешиваются вниз, затем постепенно пристраиваются на плечо соседа, и издаваемый самолетом звук плавно уходит куда-то в бесконечность.
Блин-зд-д, блин-зд-д, — заливается укрепленный на стенке зуммер.
— Подъем, братва! — рявкает высунувшийся из пилотской кабины штурман. — Всем держаться за леера! И покрепче!