Картонные звезды
Шрифт:
Потом самолет заправят, и он полетит до Владивостока. Это наша промежуточная точка ожидания. Оттуда долететь прямо до Ханоя невозможно, топлива не хватит, и поэтому нам предстоит пересаживаться на попутный транспорт.
В принципе до дружественной юго-восточной страны развивающегося социализма можно добраться тремя путями. От Владивостока на юг идет железная дорога и можно на военном эшелоне проехаться через весь Китай по маршруту: Харбин — Пекин — Чанша — Ханой. Минимум неделю, а то и две придется провести в наглухо закрытом вагоне. Ведь ни виз, ни загранпаспортов ни у кого из нас нет. Случись какая неприятность — международный конфуз может выйти. Например, в том случае, если нас накроют в запломбированном вагоне китайские пограничники. Второй путь чуть проще и пройти его можно без особых формальностей. Нужно только дождаться следующего в Ханой военно-транспортного самолета и пристроиться на него в качестве бесплатных пассажиров. Все бы хорошо, да только груза у нас многовато. Самих восемь человек, это уже больше чем полтонны. Да две стойки многоканальные, да четыре телетайпа, да два магнитофона, да три отдельных радиоприемника в упаковке по 120 кг каждый, да еще,
Идет наш конвой неспешно, поскольку большая часть судов — откровенное старье. Мы, например, пристроились на ржавой барже, еле-еле волокущей на себе две тысячи тонн цемента в пыльных бумажных мешках. Перед нами баржа идет с лесом, завалена под самые небеса кругляком. А позади высоченный сухогруз трактора везет и трубы железные в пачках. До этого похода я по наивности думал, что война — это пушки, самолеты и пулеметы. А оказалось, что война — это в основном стальной прокат, рельсы, цемент и токарные станки. Конечно, снаряды и патроны во Вьетнам тоже везут, но только грузят их на более солидные пароходы. Они в самом начале конвоя идут, под прикрытием корабельных ракет и зениток. Они первые и в порт заходят, и на разгрузку встают. Это и понятно, ценности на них большие, ответственные, их и беречь надо соответственно. А мы, имею в виду тех, кто идет на баржах, считаемся как бы вторым сортом. Если и утонет какая из них по непредвиденному случаю, то не велика будет потеря для народного хозяйства.
Баржа все скрипит на резвой от ветра волне и переваливается с боку на бок натужно, но все-таки движется вперед, что несколько успокаивает. Погода стоит хотя и теплая, но, как говорят бывалые моряки, довольно свежая, ветреная. Вся наша команда, если, конечно, кто не спит, почти все время проводит на палубе. Позади корабельной надстройки, там, где на талях висят две исклеванные ветрами спасательные шлюпки, натянут большой брезентовый полог, под которым, в основном, и проходит наше путешествие. Идет оно сонно и неторопливо. Основное наше занятие во время пути — ловля рыбы на различные самодельные снасти, любезно предоставленные одним из матросов. Пять удочек, и хотя бы одна поклевка в час. Тем не менее к обеду набирается всякой живности на приличную уху. Господа офицеры, правда, рыбной ловлей не увлекаются. Их главная страсть — преферанс. Поскольку битва идет на командировочные рубли, которые все равно некуда тратить, то безумные страсти за игровым столом не бушуют. Движения их нарочито неспешны, а слова, произносимые но ходу очередной «пули», мудрено задумчивы. Стараются даже не обыграть друг друга, а перещеголять в острословии.
Вот так, в блаженной дремотине, проходит целая неделя. Но на восьмой день обстановка вокруг нас резко меняется. На траверзе появляется словно расплывающаяся в морской дали громада острова Хайнань. Стало быть, порт прибытия уже недалеко. Все мы, побросав привычные занятия, напряженно вглядываемся в небо, стараясь высмотреть в раскаленном воздухе хотя бы один американский самолет. И вскоре он действительно появляется. В дымном мареве на кромке облаков мелькает горбатый силуэт палубного морского разведчика А-6Е, знакомый нам до этого только по красочным плакатам в классе тактико-специальной подготовки. По идее, морской конвой находится в нейтральных водах, и он запросто может летать над нами в любых направлениях, но, видимо, грозный вид боевых кораблей, ощетинившихся заранее расчехленными пушками, настораживает пилота, и он уходит южнее, стараясь держаться от нашего конвоя подальше.
Караван тем временем заметно ускоряет ход. Это чувствуется и по тому, насколько басовитее заревел корабельный дизель и веселее побежали буруны от идущей вслед за нами баржи. Мы внутренне ликуем, наконец-то грядут какие-то перемены! Тупое сидение с удочками заканчивается, и неслыханные приключения ждут нас за легкой дымкой тумана! Смеркается. Ощутимо возрастает жара и влажность. Заморосил первый за время всего перехода дождь. Вдали появляются какие-то огоньки, и стоящий на штурвале матрос поясняет нам, что это и есть долгожданный Хайфон. Это означает, что мы оказались в зоне боевых действий и возможны всяческие инциденты. Но сила привычки — неистребима. Похлебав вечернего супа (на флоте первое едят дважды в день), мы все дружно заваливаемся спать. Было ли это какой-то бравадой? Вы знаете, нет. Просто, попадая на всамделишную, а не телевизионную войну, люди поначалу никак не могут отделаться от мысли, что все творящиеся вокруг ужасы происходят на самом деле, а не понарошку. Еще какое-то время все искренне уверены, что стоит только щелкнуть кнопкой переключения каналов и начнется другая программа, Увы! Чаще всего подобное благодушие кончается весьма быстро и плачевно. Ведь не секрет, что во время любой войны гражданского населения гибнет в десять
Но нам повезло, и до утра наш сон никто не потревожил. Но зато на следующий день мы получили наглядное предупреждение о том, где теперь находимся. Ранним утром, едва наша команда поднялась с вытащенных на палубу матрасов, как мимо нас бесшумно проскочила диковинная парусная посудина. Но наше внимание привлек вовсе не ее экзотический такелаж и вычурная форма корпуса, а ее необычный груз. Вся палуба древней фелюги, за исключением небольших проходов, была завалена ранеными. Были ли это военные, пострадавшие в боях, или гражданские лица, понять на таком расстоянии было невозможно. Хорошо были различимы лишь белые косыночки медсестер, которые старались облегчить раненым их страдания. Вид этой грязно-белой, неподвижно лежащей массы людей произвел на нас достаточно сильное впечатление. Еще не видя ни одного вражеского солдата, мы уже столкнулись со зримыми последствиями бушующих где-то сражений. В каких-то сразу вспомнившихся военных мемуарах я прочитал, как едущие на фронт новобранцы на одном из полустанков притормаживают рядом с железнодорожным госпиталем. И я прекрасно помню эпизод, в котором они ходили среди легкораненых и спрашивали их: «Да что же это за немец такой, что перепортил столько молодых и совсем еще недавно здоровых парней?» И какой-то пожилой солдат отвечает им, жадно попыхивая перепавшей самокруткой: «Вот приедете сами, мол, там и узнаете, что это такое — немец!» Теперь вот и нам впору было интересоваться, что же это за чудо такое — американец? И читая ту старую книгу, я сроду не мог подумать, что и сам когда-то встречу такой же госпиталь. Пусть он был не на колесах, пусть плыл по морю, но довольно странно, что в моей голове возникли сходные ассоциации.
Вскоре, дребезжа пробитой в нескольких местах черной от копоти трубой, рядом с нами появился небольшой буксирчик. И пока он ловко заталкивал нас в пространство между двумя неширокими бетонными волноломами, мы успели наскоро выбриться и привести себя в должный вид. Офицеры наши тоже подтянулись и впервые за неделю оделись по полной форме. Их привычно благодушные выражения лиц плавно становились угрюмо-озабоченными.
Ханой. ТАСС
Правительство ДРВ полностью поддерживает позицию Советского Правительства, выраженную в ноте Американскому правительству в связи с бомбардировкой американской авиацией Советского торгового судна «Переяславль-Залесский».
Порт, во всяком случае та часть его, которая была нам хорошо видна, удивил нас своим безлюдьем. Казалось, нас просто загнали в заброшенный отстойник. Но нет, вот засвистели вдали свистки невидимых бригадиров и прямо из-под земли, видимо из специально устроенных на случай авианалета убежищ, бегом выскочило до трех десятков докеров, одетых в рваные накидки серого цвета и укороченные холщовые штаны не менее живописного вида. Но вот что меня сразу поразило и настроило на серьезный лад. Все они как один были в зеленых, столь хорошо знакомых каждому советскому пехотинцу касках. Вскоре ожил и портовый кран, неподвижным изваянием стоявший неподалеку от баржи, и разгрузка началась. Но долго глазеть на слаженную работу вьетнамских грузчиков нам было некогда, поскольку капитан скомандовал построение. Забрав свои личные вещи, торопливо спускаемся на землю. Нас все еще слегка покачивает, так мы привыкли к непрерывно колышущейся палубе. Привычно строимся в колонну и, загребая сапогами пыль, шагаем по мощеной камнем дороге, забирая от порта влево. Кругом — приметы военного времени. На холме крутится антенна радиолокатора, маршируют ополченцы с лопатами на плечах, постоянно попадаются перекрытые досками земляные щели — укрытия.
Куда мы идем — непонятно, но, видимо, Воронин имеет представление о конечной точке нашего маршрута. Примерно через четыре километра приходим к небольшой бухте, плотно застроенной по периметру двух- и трехэтажными бетонными зданиями. Между ними маленькими рощицами растут разновысокие, плавно колышущие листьями пальмы и пышные, покрытые тысячами белых цветков кусты.
— Дом отдыха здесь, что ли? — громко удивляется Басюра, так же как и мы, с интересом озираясь по сторонам.
Капитан уверенно сворачивает к самому крайнему зданию, и мы, словно стайка новорожденных утят, поворачиваем вслед за ним. Выясняется, что и в самом деле именно здесь нам предстоит прожить некоторое время. Комендант общежития, миниатюрный пожилой вьетнамец, торопливо препровождает нас в две крошечные комнаты на втором этаже здания и тут же исчезает. Работы у него по горло. То и дело резко хлопает входная дверь, пропуская вовнутрь новых постояльцев. По уходящей на второй этаж красивой лестнице чуть не толпами поднимаются и спускаются мужчины примерно одного возраста. Хотя все они в штатском, но не нужно быть особым физиономистом, чтобы понять, что как минимум половина из них далека от гражданской жизни. И их выправка, и уверенно звучащие командирские голоса — все выдает в них людей военных. Но особо присматриваться к суетящемуся вокруг народу нам некогда. Какое-то время уходит на размещение, застилку кроватей. Долго ждем дальнейших распоряжений, но никто к нам не приходит. Видимо, офицерам пока не до нас.
Осторожно выглядываем в коридор, водим по сторонам любопытными носами. Мы так неуверенно себя ведем, потому как во время плавания лекции насчет бдительного поведения в чужой стране нам читали аж по два раза в день. По утрам (еще до преферанса) сам капитан Воронин регулярно стращал нас разными карами за всяческое непослушание, а ближе к ночи (уже после игры) за наше воспитание брался Стулов. Но теперь вроде мы как сами по себе и природная любознательность берет свое. Буквально за руку ловим проходящего мужчину. Вопрос у нас к нему всего один: «Где здесь кормят-то?» Мужчина, ни мало не чинясь, объясняет, что надо спуститься вниз на гравийную дорогу и двигаться по ней направо, до одноэтажного дома с кирпичной трубой и витражными стеклами. Это и есть столовая.