Картонные звезды
Шрифт:
— Во, так-то лучше, — одобрительно кивает Башутин, — все нам повеселее будет с девушками-то.
При этом он как-то чересчур плотоядно поедает глазами стройную фигурку Лау Линь, чем вызывает во мне приступ самой настоящей ревности. Но делать нечего, на самом деле он здесь главный, а я только за компанию с ним присутствую. Ведем отобранных кандидатов к нам, и во внутреннем дворике на площадочке у душевого домика капитан производит предварительный инструктаж. То есть он произносит какую-либо фразу, щедро пересыпая ее вьетнамскими и французскими словами. Вслед за ним слово тут же берет Башутин, который тут же дополняет и уточняет мысль капитана. Смотрю на лица ополченцев. Все слушают очень внимательно и настороженно, чуть ли не заглядывая им в рот. Оно и понятно, вряд ли им приходилось до этого выполнять столь необычные задачи. Попутно выясняю и для себя кое-что интересное. Оказывается, задействованы они будут отнюдь не сразу. Лишь через некоторое время, когда созреют условия и капитан подаст некий условный сигнал, они должны будут выехать в обусловленное место и присоединиться к нашей группе. В качестве бесплатного дара Воронин оставляет нашим помощникам оба наших разбитых автомобиля и кое-какое имущество. Ополченцам придется самим их починить, а до сигнала к выступлению усиленно тренироваться в стрельбе и готовиться к долгим маршам в джунглях.
Для занятий к ним будет представлен специальный инструктор из особого батальона вьетнамских коммандос — капитан Ле Дык Тхо. Едва капитан произнес это имя, как вздрагивают до этого неподвижные кусты и из них выскакивает непостижимым образом прятавшийся там человек. От неожиданности все вскрикивают. Но появившийся из ниоткуда пришелец сохраняет полное самообладание. Он поднимает руку и коротко командует, а потом о чем-то просит нашего капитана. Тот согласно кивает, осматривается по сторонам и, заметив меня, призывно машет рукой. Подхожу ближе.
— Будь ассистентом нашему гостю, — небрежно бросает мне Воронин, впрочем, особо не уточняя, что именно от меня требуется.
Капитан Ле становится прямо передо мной и протягивает в мою сторону штык-нож.
— Нападай на меня, — говорит он на ломанном английском, мгновенно принимая боевую стойку.
Бросаю вопросительный взгляд на капитана. Тот разрешающе кивает. Подбрасываю нож на ладони, перехватывая его поудобнее, и стремглав бросаюсь на слегка пригнувшегося вьетнамца. Удар… и я кувырком лечу по площадке. Трясу головой и без промедления вскакиваю на ноги, готовясь повторить атаку. Поднимаю для удара правую руку и только теперь понимаю, что ножа в ней уже нет. Ага, вот где он, в руке у моего противника. Ерунда, меня так просто не возьмешь. Поднимаю с земли увесистый сук и иду в атаку. Капитан Ле Дык Тхо невозмутим. Он небрежно отбрасывает штык в сторону и издевательски разводит руки в стороны. Бросаюсь вперед, одновременно стараясь попасть веткой по голове своего учебного противника. В самую последнюю секунду дубина внезапно исчезает из моей руки, а я, пролетев по инерции еще метра три, вновь плюхаюсь на землю. «Противник совсем не прост, — запоздало соображаю я, поднимаясь уже менее резво. — Надо с ним попробовать разобраться на расстоянии». «ТТ» заткнут у меня сзади, за поясом, и я выхватываю его с быстротой заправского ковбоя. Но и капитан Ле не теряет времени даром. Кубарем откатившись в сторону, он выбрасывает в мою сторону что-то типа упругой веревочки с грузиком на конце. Рывок, и пистолет выскакивает у меня из кисти, словно мокрый обмылок. Прыгаю за ним, пытаясь схватить его повторно. И я почти дотягиваюсь до его рукоятки, но тут мне на спину кто-то прыгает и с силой оттягивает голову назад. Скашиваю глаза влево и вижу своего ухмыляющегося союзника. Он весело улыбается и в свободной руке у него поблескивает стальное лезвие штыка. Молочу ладонью по земле, показывая, что сдаюсь. Ле Дык Тхо мгновенно спрыгивает с моей спины и, подхватив меня за руку, помогает подняться на ноги. Хлопает меня по спине и всячески дает понять, что с ролью мальчика для битья я справился прекрасно. Повернувшись к восторженно пищащим ополченцам, он что-то прокричал им, и они тут же построились и гордо выпятили вперед грудные клетки.
— Сказал, что высокие американцы имеют из-за своего роста определенные неудобства, как только что они видели, и что он будет их учить, как правильно противостоять рослым противникам, — специально для меня перевел Башутин. — Короче говоря, после соответствующей подготовки, — кивнул он в сторону сгрудившихся вокруг инструктора ополченцев, — тебе с ними будет не справиться.
— Ну, это ты загнул, — даже обиделся я. — Да я их все равно одной рукой десяток сгребу. А этот капитан не показатель. Если бы я знал, что он такой тренированный борец, я бы с ним по-другому себя вел. Он бы от меня не вывернулся.
— Похоже, это ты от него только что выворачивался, — издевательски ухмыльнулся прапорщик и, противно похихикивая, удалился в здание нашей миссии.
Много лет спустя я все же отомстил ему за тот издевательский смех. Конечно, заочно и своеобразно. Отучился в школе карате под руководством мастера Шарля Омоне. Много лет оттачивал свои навыки в джиу-джитсу и айкидо, заодно тренируя и других. Казалось бы, можно было тоже укладывать своих противников направо и налево, да только почему-то некого стало укладывать, видимо, время для этого ушло безвозвратно.
Пока же я ограничился тем, что, сколько было возможно, находился рядом с тренирующимися ополченцами, благо, место для занятий им выделили неподалеку. Все время, пока я топтался рядом с занимающимися, Лау Линь намеренно вставала так, чтобы не встречаться со мной взглядом. «Вот паршивка. О ней, понимаешь, беспокоишься, а она тут характер показывает! Ну, я ей все выскажу, ну дождусь я вечера!»
Но вечером, когда Лау Линь появилась на условленном месте у мостика, она была ниже воды, тише травы. Как-то особенно ловко забравшись мне под руку, она потерлась о китель щекой и тут же начала жаловаться на тетю. Первым делом она виноватым тоном сообщила, что та также одобрила мои действия.
— Она сказала, что ты молодец и правильно меня не брал, — заглянула она в мои глаза. — А меня, наоборот, отругала и стала настаивать на том, чтобы я отказалась от опасной поездки. Хотя, что в ней может быть опасного?
Я удовлетворенно хмыкнул.
— Но как же я могу отказаться? — продолжила она вопросительным тоном. — Вот ты бы, Санья, отказался от приказа командира?
— Я другое дело, — погладил я ее по волосам, — я в армии служу. Мне положено все приказы командиров выполнять без возражений. А ты просто в ополчении, а не в боевых частях!
— Но мы туда добровольно попросились! Чтобы быть полезными стране. Мы хотим победить американских оккупантов и для этого…
— Ты не путай божий дар с яичницей, — перебил я ее. — Одно дело добровольное служение, а другое — обязанность! Вот ты-то как раз и можешь добровольно отказаться от чего бы то ни было. Ты добровольно пришла и можешь добровольно уйти. Я же — совсем другое дело. Меня никто и не спрашивал, хочу я служить или нет. Просто пришел срок службы, и меня призвали. Наступила моя очередь нести тяготы воинской службы, вот я их и несу…
— И я тоже несу, — отпарировала она. — Тем более несу добровольно и спрос с меня поэтому более строгий, Да и как я смогу потом в глаза моим друзьям смотреть? Да весь квартал на меня потом будет пальцами показывать!
— Ладно, ладно тебе, мышка моя, — легко поднял я ее на руки, — успокойся, пожалуйста.
Лау Линь свернулась клубком, словно маленький ребенок и благодарно обняла меня за шею.
— Ты ведь теперь не сердишься на меня, оттого что я скоро поеду с тобой? — прошептала она мне и как бы в подтверждение своих слов слегка прикусила мне мочку уха.
Такая необычная ласка произвела на меня самое необычное и, что греха таить, возбуждающее воздействие. Найдя ее губы своими губами, я столь крепко сжимаю ее в своих объятиях, что явственно слышу подозрительный хруст.
— Ты, Санья, прямо как дикий мишук, — слегка отстранившись, расслабленно шепчет она.
— Не мишук, — поправляю я ее, — а медведь.
Я опускаю ее на землю и снова целую, сначала в шею, а потом все ниже и ниже…