Картонный воин
Шрифт:
Глава двадцать седьмая
Уже вторую неделю бывший следователь по особо важным делам Старков не давал интервью и не снимался на телевидении, потому что маялся с французами. С целой группой телевизионных журналистов, прибывших из Парижа для съемок документального фильма, целиком посвященного “Русскому монстру”. Фильм заказал один из общенациональных каналов, который хотел рассказать своим зрителям о похождениях преступника, взявшего в Париже заложников и сбежавшего из тюрьмы, откуда
Французы были в России неделю, но никак не могли приступить к работе, потому что пили. Водку.
Вначале в ресторанах.
Потом в банях.
Потом просто в гостях.
— А когда мы начнем работать? — то и дело интересовались французы.
— Работа не волк... — отвечали пословицей русские милиционеры. И разливали водку.
— Нет, нет, мы больше не будем. Мы больше не можем, — отнекивались французы.
— Будете, — уверяли их милиционеры. — За Париж — будете!
И поднимали стаканы.
— За столицу мира — за Париж! Чтоб он тыщу лет стоял!
За Париж не пить было нельзя. В особенности французским подданным. И французы вздыхали и пили...
На следующий день у них ужасно болела голова, но им предлагали испытанное народное средство. И... И все начиналось сначала. Русские подполковники, полковники и даже генералы рассказывали коллегам, как они обожают Францию и терпеть не могут Россию, предлагали вечную дружбу, лезли целоваться и обниматься и обещали разбиться в лепешку, чтобы сделать для новых друзей что-нибудь хорошее.
Но на рабочем месте те же клявшиеся в любви до гроба подполковники и полковники прятали от своих вчерашних собутыльников глаза, сетовали на заевшую их вконец бюрократию, зачитывали параграфы служебных инструкций и кивали на вышестоящее начальство. Вышестоящее начальство, тоже вчера лобызавшееся с французами и предлагавшее им свою помощь, а если понадобится, то и жизнь, ссылалось на свое начальство и на засилье в стране бюрократии.
Но новым вечером все те же подполковники и полковники тащили французов в гости, пили с ними на брудершафт и обещали как не фиг делать решить все их проблемы.
Понять столь разительную между днем и вечером разницу французы не могли.
— Вы поймите, у нас так дела не делаются, — сколько раз объяснял им Старков.
— А как делаются?
— Вот так делаются, — многозначительно потирал Старков палец о палец.
— Но это служебное преступление! — возражали французы. — Они потеряют все — работу, положение в обществе, пенсии, самоуважение.
— У вас, может, и потеряют, а у нас только приобретут. Вы поймите, платят милиции мало, меньше, чем им нужно...
— Мало? — поражались французы, вспоминая гекалитры употребленной за последнюю неделю водки, которые суммарно стоили, наверное, как новая машина.
— Так ведь у них и расходы! — возражал Старков, щелкая себя указательным
— О да! — закатывали глаза французы.
И доставали франки...
— Да вы что! — возмущались полковники и генералы. — Русские милиционеры денег не берут! Тут уже терялся Старков.
— Вот если бы вы приняли летом нас в гости...
— Какой разговор!.. — радостно улыбались французы.
— С женами, детьми, тещей, зятем и семьей брата. Ну... может быть...
— За счет принимающей стороны. Ну а если бы вы подарили нам какую-нибудь ненужную вам бытовую технику, ну там видеомагнитофоны, стиральные машины, автомобиль, хорошо бы микроавтобус не старше позапрошлого года...
Улыбки на устах французов застывали болезненной гримасой.
— А может, они лучше деньгами возьмут? — тихо просили они Старкова.
— Вы же слышали, — разводил руками Старков. — Русские милиционеры денег не берут. Французы вздыхали и соглашались.
— Ну вот и замечательно...
После чего милицейские сейфы распахивались, как пещера Али-Бабы после произнесения сказочного пароля.
— Это дело на Агрономической, — открывали милиционеры первую страницу первого тома. — Снимайте, снимайте, не бойтесь.
Французы включали видеокамеры, проходя по фотографиям потерпевших. Материал был хороший, но черно-белый.
— А видеозаписей у вас случайно нет? — робко спрашивали французские журналисты.
— Как не быть, конечно, есть. Вы что думаете, мы тут лаптем щи хлебаем? У нас все как у вас!
Из сейфа извлекались заветные кассеты. Но в руки не отдавались.
— А вот говорят, у вас во Франции компьютеры дешевые? — интересовались милиционеры, тасуя кассеты.
— Ну не такие уж дешевые, не так, как, например, на Тайване, — разочаровывали их французы.
Милиционеры вздыхали и засовывали кассеты обратно в сейф.
— Но у нас совершенно случайно есть несколько абсолютно ненужных нам ноутбуков, — заверяли их быстро усвоившие, как нужно разговаривать с русскими милиционерами, французы.
Кассеты вынимались обратно.
И просматривались.
— Этих тоже он? — спрашивали французы.
— Тоже...
— А этих?
— И этих.
— И вон тех тоже...
Французы были поражены масштабами деяний Иванова. Любая наугад взятая кассета была полна простреленных голов и свернутых шей.
— Это еще что, — усмехались милиционеры. — Это так — цветочки. Вы еще не видели поселка Федоровка.
В поселке Федоровка были ягодки. В поселке Федоровка милицейский оператор отдельные трупы не снимал — он снимал панораму поля битвы. Камера шла по помещению, переползая с жертвы на жертву, практически без паузы. Трупы лежали внавал, друг на друге, поперек друг друга, параллельно друг другу, по двое, по трое и горками, как при массовом расстреле.