Картонный воин
Шрифт:
Портрет художественному руководству понравился.
Не понравился в рекламном отделе.
— Нет, так не пойдет, — покачали головой специалисты по виртуальной рекламе, которым вменялось в обязанность отсматривать и использовать в рекламных целях каждый идущий в эфир кадр. — Во-первых, зачерните ему зубы. Отрицательный типаж не может иметь такие белые зубы. Отрицательный типаж должен иметь черные, кривые, кариесные зубы, кровоточащие десны и гримасу мучительной зубной боли на лице, чтобы контрастировать с героями рекламы паст и щеток, подспудно внушая зрителям мысль о необходимости покупки средств личной гигиены. И
Эпизод с нянечкой переписали. Теперь нянечка вспомнила, что мальчик Ваня, в дальнейшем ставший маньяком, убийцей и полным бякой, никогда не чистил зубки, отчего у него изо рта пахло, как из помойного ведра, что нянечка особо остро почуяла, когда он пытался перекусить ей сонную артерию.
— Вот теперь совсем другое дело, — одобрили поправки рекламщики. — Но прическа... Сейчас на нашем канале пойдет масштабная рекламная кампания шампуней и средств ухода за волосами. У вашего Иванова очень хорошие волосы. Это никуда не годно. У него должны быть редкие, сальные, свалявшиеся, секущиеся волосы с обильной перхотью, чтобы вызывать у зрителя неприязнь и ярко выраженное желание походить не на него, а на персонажей рекламы.
Иванову проредили, сваляли и посекли волосы, густо обсыпав их перхотью, превратив в антипода рекламных моделей, чтобы каждый мог понять, что отвратительные на вид убийцы и маньяки потому убийцы и маньяки, что не покупают зубных паст, не моют головы двумя в одном шампунями и не следят за собой.
На чем, казалось бы, рекламоспособность образа Иванова должна была исчерпаться. Но не исчерпалась...
— У нас тут проплачена заявка на рекламу женских прокладок двух фасонов — с крылышками и бескрылые, — сообщили рекламщики. — Хорошо бы еще каким-нибудь образом обыграть данный товар в контексте вашей передачи.
— Да вы что! Он же все-таки мужчина! — возмутился режиссер. — Куда я ему присобачу эти ваши прокладки?
— Да, действительно... Но ведь он не просто мужчина, он маньяк и, значит, может иметь какие-нибудь отклонения в психике, — нашли выход из положения рекламщики. — Например, иногда, готовясь к очередному кровавому преступлению, он мог надевать женскую одежду. И тогда ему без прокладок не обойтись.
— Да вы совсем с ума спятили! — совершенно рассвирепел режиссер.
Но за два процента с дохода и три ящика презентационных прокладок для жены от производителя сдался. Прокладки решили обыграть в качестве дополнительных стелек для ботинок, используемых Ивановым во время холодных и мокрых осенних засад, подчеркнув, что его ногам было всегда сухо и тепло.
Далее шел типовой телевизионный набор — сигареты, жвачка и мобильные телефоны... Отчего массовке было предложено поминутно перекуривать, беспрерывно жевать резинку и болтать по мобильникам, восхищаясь тарифами и роумингом.
На чем с детством, отрочеством и юностью было покончено.
Вторая серия была посвящена собственно деятельности Иванова и была щедро проиллюстрирована разнообразными трупами потерпевших.
— На то, что мы вам сейчас покажем, невозможно смотреть без содрогания, — предупредил ведущий. И, выдержав зловещую паузу, предложил убрать от экранов детей, беременных женщин, больных-сердечников, психически
— Надеюсь, что все, кто должен был уйти, ушел? — спросил ведущий с экрана, подразумевая строго обратное — что тот, кто должен был прибежать на его зов, уже прибежал. — Тогда смотрите.
Мрачным фоном зазвучала напряженная, заимствованная из фильмов ужасов музыка. Ведущий демонстративно отвернулся от монитора и прикрыл глаза ладонью. Зрители, напирая друг на друга, лезли к телевизорам.
И видели отредактированный портрет Иванова. Такой, что не дай бог даже ясным днем в переулке встретить, — оттопыренные и острые, как пики, уши, упавший на глаза лоб, сросшиеся брови, равный лбу подбородок, изъеденные кариесом зубы, свалявшиеся сосульками волосы и такое выражение на мор... простите, лице... что, кажется, даже кровь с клыков капает.
И закапала... Потому что вдруг портрет Иванова перерезали сквозные линии, сквозь которые проступила и полилась с экранов кровь. Этой находкой телевизионщики гордились особо.
— Сейчас вы сможете оценить масштаб деятельности Русского Монстра, — предупредил ведущий.
На экране появились трупы. Много трупов. Горы трупов. Киногруппа широко использовала видеоматериалы, предоставленные Министерством внутренних дел, кадры из американских боевиков и отрывки из документальных фильмов, посвященных злодеяниям фашистов во Второй мировой войне.
Что, по замыслу заказчиков передачи, должно было отвлечь телезрителей от насущных проблем и добавить им жизненного оптимизма.
Но реакции были не совсем те, что предполагались.
— Ух! — восклицали зрители. — Во мужик напластал!.. Почище ихнего Шварценеггера! И одобрительно качали головами.
— Ты глянь, глянь, я же знал его! — радостно орали сослуживцы, соседи и бывшие одноклассники Монстра, толкая локтями окружающих, гордые тем, что запросто водили дружбу со столь известным и где-то даже популярным человеком.
— Он что, действительно такой был? — интересовались подруги у бывшей жены Монстра. — Такой... Такой кровожадный?
— Ой, что вы, девочки, — махала руками и густо краснела та. — Ну сущий монстр. Как уронит, как навалится... Ну просто ни одной ночи спокойно поспать не дал! Вот так вот взглянет, обхватит, сожмет... Аж дух из меня вон.
Подружки смотрели на экран, смотрели на монстрову супругу и завистливо вздыхали, сожалея, что кому-то вот повезло, а им нет, потому что их мужики-монстры, которые всю ночь хватают и жмут, а не мордой к стенке спят, обошли стороной. Да за такое счастье... да пусть хоть потом на куски изрежет!
Ну ведь есть же где-то на свете настоящие мужики!..
И, что интересно, мужики думали так же.
— Ну ведь есть же мужики! Не нянкаются со всякими дурами, а — раз и все! И никаких мучений!.. Э-эх!..
Но самыми благодарными зрителями передачи были не удаленные от экранов дети до шестнадцати.
— Вот я вырасту, тоже таким буду! — авторитетно заявляли они. — Бандитом буду! Приду в школу в учительскую и спрошу, зачем они мне двойки ставили.
— Да разве так бывает, чтобы один — всех? — высказывали сомнение напуганные реакцией чад мамы.