Карты Любви : Священник

Ловелл Л. П.

Я такая глупая. О чем я только думала? Как я могла так заблуждаться?

Джудас не хочет меня. Или хочет? Он целовал меня так, словно хотел. Он целовал меня, будто желал забраться внутрь меня и остаться там навсегда. Словно он поглощал меня и наслаждался каждой секундой. Он вел себя как одержимый, и, боже, как же мне хотелось, чтобы демон внутри него вырвался на свободу и заполнил собой каждый дюйм моего тела.

Но сейчас я не знаю, что делать. Границы стерлись, и я в ужасе от того, что нуждаюсь в нем. Он - единственный

человек, которого я не могу потерять, и хотя тяга, которую я чувствую к нему, гораздо глубже, чем простая дружба, я возьму то, что смогу получить. Мне страшно, что он, возможно, больше не захочет меня видеть. В конце концов, он - священник. Он принял обет. Я не хочу быть источником его мучений и нежеланным искушением.

И, конечно, это пронизывающее, нескончаемое, тошнотворное чувство в животе. Кажется, внутренняя шкала вины достигла максимума, и все потому, что я поцеловала парня. Мне следует думать о сотне других вещах, но не об одном - губах Джудаса. И моя вина заключается в том, что я не чувствую ее. С Джудасом легко: когда я рядом с ним, то забываю обо всем остальном. Но факт в том, что Иззи не целует парней и не совращает священников.

Эти мысли постоянно прокручиваются в моей голове. Бесконечный цикл самобичевания.

Я покидаю последнюю лекцию на сегодня и иду в библиотеку, чтобы взять книгу, которая нужна для моей исследовательской работы. Я дотягиваюсь до двери, открываю ее, но она захлопывается прямо передо мной. Повернув голову, я сталкиваюсь лицом к лицу с Нейтом.

Я нервно оглядываюсь по сторонам.

– Что ты здесь делаешь?
– шиплю я.

Он хватает меня за запястье и тянет вниз по ступенькам.

– Ты снова игнорируешь мои звонки?
– его глаза дико блестят, а движения пропитаны нервозностью.

– Я была занята, - осторожно отвечаю я.

Он качает головой, его ноздри раздуваются.

– Саммер сказала, что ты пропала на все воскресенье. И каждый вечер уходишь из дома, возвращаясь поздно.

Я вырываю свое запястье из его хватки.

– Пошел ты, Нейт. Теперь ты слушаешь Саммер?

В мгновение ока его рука оказывается на моем горле, и он толкает меня к стене. Грубые кирпичи царапают открытую кожу рук, и я толкаю его в грудь, ощущая бешеное биение собственного сердца, словно крылья колибри.

– Какая бы херня не происходила с тобой - уладь это.

– Думаю, нам больше не следует видеться, - быстро говорю я.

Он смеется.

– О, нет, Лайла. Ты моя. Мы расстанемся, когда я скажу, - он отпускает мое горло и отступает.
– Я говорил тебе, что люблю тебя, и именно это и имел в виду. Ты разберешься со своим дерьмом, и все вернется на свои места, - он прижимает свои губы к моим, но я отворачиваю голову.

Ни говоря больше ни слова, он разворачивается и уходит. Замерев на месте, я просто стою, открывая и закрывая рот в полном шоке. Нейт сошел с ума. Я сползаю по стене вниз, чувствуя, что мой топ зацепился за неровную поверхность, оставляя затяжку на ткани, но мне все равно. Вся моя жизнь ощущается, как бомба замедленного действия, просто ожидающая взрыва. И когда это произойдет, я останусь ни с чем, потеряю даже себя.

Поднявшись на ноги, иду в библиотеку и нахожу нужную мне книгу, прежде чем покинуть кампус. Я еду на автобусе прямо до церкви и задерживаюсь у дверей, не испытывая сильного желания переступить порог, но очень нуждаясь в этом. Это все, что у меня осталось. Единственное место, где я могу спрятаться от своей гнилой души.

Я толкаю дверь, и раздается тяжелый скрип петель. Запах благовоний мгновенно успокаивает меня, и я выдыхаю, отпуская напряжение, которое сковало мои плечи каменной тяжестью.

Исповедальня, как и всегда, находится сбоку от основного зала, но сегодня она кажется более зловещей, чем обычно. Я иду прямо к ней стуча каблуками по неровному каменному полу. Как только оказываюсь внутри и задвигаю занавеску, я чувствую, что не могу дышать.

– Добро пожаловать, - доносится его голос, и я делаю вдох, не произнося ни слова, я перекрещиваюсь. Молчание затягивается.

– Простите меня, Отец, ибо я согрешила, - шепчу я.
– С момента моей последней исповеди прошла неделя, - еще одна пауза. Затем я слышу его голос.

– Расскажи мне о своих грехах, - говорит Джудас, больше похожий на дьявола, нежели на священника, которого я знаю.

– Я...
– я замолкаю, и мои щеки краснеют.

– Ты можешь рассказать мне все, что угодно, - снова завлекает он. Проблема в том, что теперь мой грех – это он, но я не знаю, могу ли исповедаться в этом.

– У меня были нечестивые мысли, - запинаюсь я, и он молчит.
– Но эти мысли отвлекают от моего более тяжкого греха. Я знаю, это неправильно, но не могу понять, что мне делать.

– Какие нечестивые мысли тебя тяготят?

– Плотские мысли, - выдыхаю я.

– Тогда тебе следует признаться в них и очистить душу, - в его голосе присутствуют сладострастные нотки, и мне кажется, он даже не догадывается о них.

– Они о человеке, о котором мне не следует думать.

– Продолжай.

– Он был мне хорошим другом, и его намерения по отношению ко мне чисты. Я чувствую, что поставила его в неловкое положение.

Наступает еще одна многозначительная пауза, и воздух в исповедальне становится тяжелым. Мое сердце хаотично бьется в груди, а дыхание становится прерывистым.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что он связан клятвой, которую, как я знаю, он не хотел бы нарушать. Я думаю... Я думаю, что являюсь нежеланным соблазном для него, - в этот момент мне ужасно хочется видеть его лицо.

– Откуда ты знаешь, что его намерения чисты?

– Он хороший человек.

– Да?
– спрашивает он, слова звучат, как вопрос и утверждение.

– Он хороший?
– возвращаю ему вопрос. И теперь меня распирает любопытство. Между нами возникает напряжение. Невысказанные слова. Замолчанные обещания. Прошептанные возможности и абсолютное осознание того, что это несомненно является грехом. Здесь как нигде.