Карты в зеркале
Шрифт:
И вот они оказались в апартаментах Микала. Волосы Ансета были все еще влажными, рубашка липла к телу.
— Ансет, сын мой, все в порядке. — Микал с улыбкой взмахом руки отпустил охранников. — Это было крайне глупое решение — отослать тебя подальше. Из заговорщиков только капитан мог подать тебе сигнал, и теперь, когда он мертв, никто не знает кода. Ты в безопасности — и я тоже!
Микал говорил весело, вид у императора был довольный, но Ансет, как никто другой, знал все мелодии его голоса. Мальчик услышал в них предостережение, ложь, предупреждение
— Рассуждая здраво, — продолжал Микал, — ты будешь самым лучшим моим телохранителем. С виду ты маленький и слабый, но убить можешь быстрей, чем любой охранник с лазером, и ты всегда рядом.
Микал засмеялся, но Ансета не обманул этот смех — в нем не было радости.
Зато камергер и капитан Рикторс Ашен обманулись и рассмеялись вместе с Микалом. Ансет тоже заставил себя засмеяться, но одновременно вслушивался в смех других. Рикторс вроде бы веселился искренне, а камергер…
— Это стоит отпраздновать, — проговорил камергер. — Я принес вино. Ансет, почему бы тебе не налить императору?
Ансет резко вздрогнул, кое-что вспомнив.
— Мне? — удивленно переспросил он, но удивление тут же растаяло.
Камергер протягивал ему бутылку и пустой бокал.
— Для господина Микала, — сказал он.
Ансет бросил бутылку на пол.
— Заставьте его замолчать! — закричал он. При внезапном резком движении мальчика Рикторс выхватил из-за пояса лазерный пистолет. — Не позволяйте ему говорить!
— Почему? — спросил Микал, но Ансет знал, что недоумение императора неискреннее.
Почему-то Микал решил притвориться, что ничего не понимает. Камергер поверил в удивление императора, поверил, что у него есть шанс, и заговорил — быстро, настойчиво:
— Зачем ты это сделал? Ладно, у меня есть вторая бутылка. Милая Певчая Птица, напои Микала как следует!
Именно эти слова были запечатлены в сознании Ансета, и он рефлекторно повернулся к Микалу. Он понимал, что происходит, и все в нем восстало против этого. Однако вопреки его воле руки взлетели вверх, ноги согнулись в коленях, и он превратился во взведенную пружину, причем так быстро, что не успел остановиться. Он знал, что не пройдет и мгновения, как его рука врежется в лицо Микала, любимое лицо Микала, улыбающееся лицо Микала…
Микал улыбался — доброй улыбкой, без страха. Ансет остановился на середине прыжка, заставив себя свернуть в сторону, хотя затраченное на это усилие разрывало его мозг. Да, его можно было принудить убить, но только не этого человека. Он врезался рукой в пол, разорвал натянутое покрытие, и выплеснувшийся гель потек по комнате.
Ансет не замечал боли в разбитом кулаке и острого жжения там, где гель проник в рану. Он чувствовал лишь боль в мозгу, он все еще сражался с принуждением, которое едва-едва одолел. Приказ все еще подталкивал его убить Микала, а он загонял это желание вглубь, туда, где оно таилось до сих пор.
Он рванулся вперед, его рука разнесла спинку кресла, на котором сидел Микал. Брызнула кровь, и Ансет с облегчением понял, что это
Он услышал донесшийся словно издалека голос императора:
— Не стрелять!
И так же внезапно, как нахлынула, жажда убивать исчезла. Перед глазами мальчика все завертелось, он услышал приглушенный голос камергера:
— Певчая Птица, что ты наделал!
Именно эти слова освободили его.
Измученный Ансет лежал на полу, его правая рука была в крови. Вот теперь он почувствовал боль и застонал, но этот стон был песней не столько боли, сколько восторга. Каким-то чудом он сумел выстоять и не убить Отца Микала.
В конце концов он перевернулся на бок и сел, придерживая раненую руку, с которой ручейками стекала кровь.
Микал до сих пор сидел в кресле, хотя спинка была разбита. Камергер стоял на прежнем месте, все с тем же нелепым бокалом в руке, под прицелом лазерного пистолета Рикторса.
— Вызови охрану, капитан, — велел Микал.
— Уже вызвал, — ответил Рикторс. Кнопка на его поясе мерцала, и вскоре в комнату вбежали охранники. — Отведите камергера в камеру, — распорядился Рикторс. — Если с ним что-нибудь случится, смерть ждет не только вас, но и ваши семьи. Вы поняли?
Да, охранники поняли.
Прибежавший доктор занялся рукой Ансета, и, пока врач не вышел, Микал и Рикторс молчали.
После ухода доктора первым заговорил Рикторс:
— Ты, конечно, знал, что это камергер, мой господин.
Микал улыбнулся бледной улыбкой.
— Поэтому и позволил ему убедить тебя, что нужно позвать Ансета.
Улыбка Микала стала шире.
— Ведь только ты, мой господин, мог знать, что Певчая Птица сумеет воспротивиться приказу, который заложили в его сознание пять месяцев назад.
Микал рассмеялся, и на сей раз в его смехе слышалась радость — Ансет сразу уловил это.
— Рикторс Ашен. Как тебя будут называть? Рикторсом Узурпатором? Или Рикторсом Великим?
Рикторсу понадобилось мгновенье, чтобы осознать смысл этих слов. Всего одно мгновенье. Но к тому времени, как его рука рванулась к лазерному пистолету, Микал уже целился ему в сердце.
— Ансет, сын мой, ты не заберешь у капитана пистолет?
Ансет встал и взял у капитана лазер. В голосе Микала отчетливо звучали торжествующие нотки. Однако у Ансета все еще кружилась голова, и он не понимал, почему между императором и его неподкупным капитаном дело дошло до пистолетов.
— Одна-единственная ошибка, Рикторс. Во всем остальном — великолепно проделано. И, по правде говоря, этой ошибки почти невозможно было избежать.
— Ты имеешь в виду то, что Ансет сумел воспротивиться приказу?
— Нет, даже я не рассчитывал на такое. Я был готов убить его, если потребуется, — ответил Микал.
Ансет вслушался в голос императора и понял, что тот не лжет. И с удивлением обнаружил, что это не причиняет ему боли. В конце концов, он всегда знал, что, хотя он нужен Микалу, император готов пожертвовать им ради цели, которую считает высшей.