Карусель для двоих, или Рыжая-не-бесстыжая
Шрифт:
Будем, будем, а как же, провентилировала хвостами в ответ делегация.
– Простите, ребятки, но больше у нас ничего не осталось, не виннипушничайте понапрасну. Ну, что, Лилия Сергеевна, готова держать путь? Мимо острова Буяна к царству славного Салтана?
– Кстати, о царе, – Лилька уселась в машину, подтвердила тем самым свою готовность. – Вот вы при первой встрече тогда сказали…
– Ты, – поправил Андрей Сергеевич, – ты сказал.
– Точно, – чуть смутилась Лиля, – ты. Так вот. Ты тогда произнёс: та самая Крылова, от которой покоя нет ни днём, ни ночью – это, что, Макса слова? Он так обо мне говорил?
– Нет. Оксана говорила.
Они выехали с заправки.
– Ты не думай, Лиль, что наш Макс дурака валял и цеплялся к тебе от нечего делать. Оксанка-то сразу поняла: всё, говорит, пропал сынок. Прикипел к девчонке, доставать её будет. Хоть от любви, хоть от ненависти. Чувства свои проявлять. Мальчишки – они ж такие: чем больше кнопок на девчонкином стуле, чем больше дразнит – тем сильнее нравится. И вот если бы ты замечала его, привечала – может, он бы и остыл. А, может, и нет, конечно. Только дома он все уши прожужжал матери: а Крылова то, а Крылова сё. Рыжая, рыжая. Рыжая-бесстыжая. Лилька-Шпилька. Уж я к ней и так и этак, со словами и без слов, как поётся. Обломал немало веток, наломал немало дров*.
– Я думала, что Максим терпеть меня не может. И специально изводит. Шуточки эти его дурацкие. Прозвища.
– Внимание пытался обратить на себя. Вот и вредничал. Ну, и заводился, конечно, что не удавалось. Обижался на весь свет. Оксана рассказывала потом: явится домой злющий. Бурчит, портфель пинает. Хорошо, хоть на тренировках пар спускал. Бывало, не спит допоздна: вроде книгу читает. А спроси о чём – не вспомнит. И винить-то некого. Голову ты ему не морочила, наоборот даже. А покоя хлопцу нет. Он и уехал, Лиль, из-за тебя. Мол, шансов нет. Забыть не могу здесь, потому что знаю – в любой миг увидеть могу, а сил уже нет понимать – что всё бесполезно.
– А вы не сердитесь на меня?
– Ты.
– Я имела в виду вы – вас, родителей. Ты и… Оксана. Мама. Всё-таки разлука с сыном… из-за какой-то рыжей девчонки.
– Лиль, глупо сердиться: что за разлука? Он же не на другую планету улетел? Ну, Оксанка пофыркала для порядка. Целых полчаса. А потом снарядила котомку, куда делась. Теперь, думаю, только радуется: лишний повод есть почаще в Москву наведываться.
– А почему… – Лилька едва успела прикусить язык, чтоб не сорвался вопрос: а почему сейчас нет рядом Оксаны, почему она не поехала, но вовремя спохватилась: что же она лезет не в своё дело, какая ей, собственно, разница, где жена Андрея Сергеевича.
– А почему я вас не помню по школе совсем? – фух, выкрутилась вроде, ох, уж это любопытство. – Не то, чтобы я знала родителей всех одноклассников, но хоть что-то как-то да слышала, встречала. А вот вас – нет. Ну, ладно – на школьные собрания многие предки не ходили, но к директору там, или к классухе, вызывали же по-любому. Макс ведь не паинька.
– А твоих вызывали, Лиля?
– Ага. Пару раз случалось. Когда с урока сбежали классом. Ну, и так ещё. По мелочи. Между прочим, когда с физры, в смысле, с физкультуры, свалили – Петров, Макс в смысле, заводилой был. Мы не выдали его, естественно. Поэтому всех родителей тогда директор на ковёр вызвал. Навроде экстренного собрания. Вместе с детьми. Но… ни один из вас не пришёл. Я это к тому спросила, Андрей Сергеевич, что пытаюсь объяснить сейчас, почему не признала вас в бригадире. Тебя, то есть…, – кажется, я слишком много болтаю, решила Лилька в ответ на молчание Петрова-старшего. И любопытничаю всё же. Ну и пусть! – разозлилась
– На то была причина, – наконец произнёс Андрей Сергеевич. – Не скажу, что уважительная, но весомая. Вы о ней, Лиля, несомненно, узнаете, но попозже. А сейчас нам нужно узнать, почему мы встряли.
– Что мы сделали?
– Встряли. Стоим в пробке уже 20 минут. В довольно удивительной. Странной. При моей памяти именно здесь и такая огромная – впервые. Мы не двигаемся вообще. Вы, Лиля, посидите, а я пойду посмотрю, что там. Да других водителей поспрашиваю.
– А я и не заметила. Андрей Сергеевич, Андрей, подожди… подождите!
– Всё нормально, Лиля. Не переживайте. Я сейчас вернусь.
Андрей Сергеевич вернулся в машину минут через пятнадцать-двадцать, Лилька уже извелась вся: ну что же там случилось?
– Расклад такой, Лиля. Встретились две фуры. Одна в овраг ушла, от удара, вторую на дороге развернуло, да ещё легла на бок. И поперёк. Все полосы загородила. Проезда нет, ни туда, ни обратно. Когда возобновится движение – не ясно. Может, через час: кран уже вызвали, и службы все здесь, может, через три. Или четыре. К счастью, обошлось без смертельных жертв.
– Ох… как хорошо. В смысле, что без жертв – хорошо. Но что же делать? – не то, чтобы Лиля встревожилась, или досада её взяла из-за непредвиденной задержки: просто не хотелось лишний раз торчать в летний зной в автомобиле, когда в полях подсолнушки желтеют, в небе облака сбились в кучку, как тополиный пух, упавший в какой-нибудь пруд и плывут, плывут навстречу солнцу.
– Вариантов вижу два: присоединиться к оптимистам и продолжать стоять; либо вступить в лихие ряды партизан-обочечников, которые, вон, видишь, мчат до первой просёлочной тропинки, возвращаются назад и уходят в объезд. Потеря времени – возможно те же три-четыре часа. Но…
– Но лучше медленно ехать, чем быстро стоять! – продолжила Лилька. – Согласна вступить в лихие ряды. Во мне проснулся дух авантюризма двоюродного деда-кавалериста.
– Принято. Мне нравится ход ваших мыслей, МарьИванна.
– Что?
– Анекдот. Проехали. И поехали, Лилия свет Сергеевна. Мне нравится дух твоего деда. Лишь бы обочина пробкой не заразилась. Не хватало ещё в пылюке застрять.
– А что за анекдот, Андрей Сергеевич?
– Э…ммм… ну… в общем… рано тебе ещё такой рассказывать, – смутился Петров-старший: заёрзал на сиденье, отвернулся на секунду от дороги и от Лильки. Кирпичный румянец лёг на плиты его скул, проступил неровно, а сам Андрей Сергеевич своей нервозностью, тем как втянул голову в плечи, напомнил Лильке её нашкодившего кота. Когда Тишка колбасу со стола стащит, или горшок с цветком перевернёт; когда сидит потом на стуле – не смотри, что грудь впалая, зато спина колесом, весь не при делах, глаза бессовестные щурит, а уши виновато прижимает – вот сразу тогда понятно: что-то натворил.
Лиля не выдержала, прыснула сначала в кулачок, а потом расхохоталась в голос: анекдот она знала, и даже несколько его вариаций, чай, не кисейная барышня. Но вот ведь – будто бес в ребро пихнул – вздумалось подразнить человека да посмотреть на его реакцию.
– Да ты смеёшься надо мной, ах ты ж, Рыжик! Лисий нос!
– Не думала даже!
– Так я и поверил. Ну, Лиля, держи теперь ушки на макушке. Отольются лисице крошки колобка!
– Ой-ой. Я вся боюсь, мурашками покрылась. А где мы едем, Андрей Сергеевич?