Карусель
Шрифт:
— Покажи мне хоть одного, кто считал бы, что ему достаточно. Всем мало. Это противоречит человеческой натуре. — И снова Йен рассмеялся, обнажая свои здоровые зубы. — А ты что скажешь, Клайв?
Клайв оторвался от созерцания собственных пальцев.
— Ты меня спрашиваешь? Почему меня? Предполагается, что я не умею думать и могу только считать. Я запрограммирован.
При этих словах он зашелся в жестоком приступе кашля, от которого его лицо побагровело и сам он согнулся пополам. Никто не пришел ему на помощь, потому что помочь было нечем, можно было только смотреть, как он кашляет, выбегает из комнаты и возвращается
— Что ж, — заметил Йен, — тебе все лучше и лучше, да? Ты продолжай курить, Клайв, не останавливайся. Эмфизема тебе обеспечена.
— Уверен, — вмешался Дэн, — что Клайв пытался расстаться с этой привычкой, но это пристрастие. Как игра в азартные игры.
Йен, который недавно вернулся из Монте-Карло, не нашелся что ответить, но за него вступилась Хэппи:
— Йен — трудоголик. Периодически ему необходимо расслабляться.
— Ты говоришь как верная жена, — сказал Оливер. — Ничего. Я знаю, что мой сын — прожигатель жизни, и я его прощаю. Верно, Йен?
— Прожигатель жизни? Растолкуй мне, отец, я не знаю, что ты имеешь в виду, — сказал Йен, пресекая обмен любезностями.
— Это еще одно из моих устаревших выражений. Во времена моего деда так называли людей, живущих в свое удовольствие.
— Грешников? Ты заставляешь меня чувствовать себя преступником.
— Я не понимаю, что здесь происходит, — пожаловался Оливер. — За столом мы все были в хорошем настроении — и вдруг ссоримся. Мне не нравится, когда такое случается в этом доме. — Он по-прежнему поглаживал собаку. — Даже Наполеон расстроен. Он к этому не привык.
— Это я виноват, отец. Начал я. Мне нужно было догадаться, что по этому вопросу мы с Дэном сшибемся лбами. Я это знал. Дело в том… скажу и об этом, раз уж мы зашли так далеко… последние два дня у меня выдались нелегкими. Пока тебя не было, Дэн, мне звонила Аманда, и позволю себе заметить, что твоя сестра за десять минут разговора способна украсть у человека год жизни. Во всяком случае, две ночи.
— Моя сестра? Почему ты мне не сказал? Я ведь уже два дня дома.
— Потому что не хотел проблем перед днем рождения отца. Ну а теперь уже все равно. Прости.
— Почему она тебе позвонила?
— Она спросила тебя, не зная, что ты в отъезде. Ее соединили со мной.
— И чего она хотела?
— Во-первых, обычный список жалоб. Что ей нет места в совете, потому что она женщина. Я сказал ей, как часто говорил до этого, что ее пол не имеет к этому никакого отношения. Но разве можно урезонить этих феминисток? Неудивительно, что она уже дважды разведена.
— Только один раз, — поправил его Дэн.
— В любом случае она ничего не знает о наших делах и никогда не будет в курсе, пока живет за три тысячи миль отсюда. Со своей четверти акций она получает хороший доход, так чего еще ей надо? О, она говорит, несправедливо, что мы, трое мужчин, имеем гораздо больше денег, чем она. Зарплата, говорит она. Бога ради, да это же и ребенку ясно. Мы работаем восемь дней из семи, разве не так? Она хочет, чтобы мы выкупили ее долю, ей нужны хорошие деньги для инвестиций.
— Выкупить ее долю? — Дэн не верил своим ушам.
— Да, да. И слушай дальше. Если мы этого не сделаем, она продаст свои акции тому, кто предложит больше. Она уже советовалась с банкирами по поводу оценки акций. — Йен говорил торопливо, с нарастающим волнением. — Мне очень неприятно об этом говорить. Я все время предупреждал, только вы не обращали внимания. Нам нужно было, как советовали наши юристы, составить соглашение, чтобы компания принадлежала семье, чтобы не прилетел такой вот шальной снаряд, как Аманда. Тогда она не смогла бы сделать то, что собирается сделать сейчас, — продать свою долю. Чтобы не явился неизвестно кто и не вмешался в расстановку голосов. Да, нужно было это сделать, но Аманда не хотела, и мы все спрятали голову в песок. Не могу не повторить, отец, что от женщин нет ничего, кроме беспокойства. Они годятся только для того, чтобы забирать деньги и устраивать при этом допрос третьей степени, чтобы удостовериться, что ты не утаил ни гроша. А теперь она хочет целое состояние на какой-то свой дурацкий проект.
— На бездомных девушек, — сказал Дэн. — Помню, она как-то говорила об этом.
— Она хотела заговорить меня до смерти, но я ей не дал. Сказать честно, я начинаю думать, что она ненормальная.
— Нет, — спокойно поправил его Дэн. — Я бы сказал, что она может быть трудной, сложной и шокирующей. Но она не сумасшедшая. Я считаю, что это слово нельзя употреблять так необдуманно. И проект, направленный на помощь отчаявшимся девушкам, едва ли можно…
— Отчаявшимся? Это мы впадем в отчаяние, если она осуществит свою угрозу и подаст в суд.
— А она грозится это сделать?
— Да, если мы не выкупим ее акции, — сказал уже потерявший терпение Йен. — У какой компании найдется достаточно наличных, чтобы откупить двадцать пять процентов своей стоимости, я тебя спрашиваю? И тем не менее, если мы этого не сделаем, она выставит свои акции на рынок, а когда мы попытаемся заблокировать ее действия, состоится битва в суде, издержки по которой нас задушат. Не говоря о том, что мы можем и проиграть. Вероятно, мы и проиграем. И все потому, что вы не заставили ее подписать договор о выкупе ее доли много лет назад. Она тогда не была такой склочной. Если бы ты, отец, настоял, она бы это сделала.
Желая спасти Оливера от нападок, Дэн твердо сказал:
— Это прошлое. Какой прок оглядываться назад?..
Йен подошел к окну, все смотрели на него. В комнате царила мертвая тишина, пока Йен не вернулся и не встал спиной к камину.
— Теперь вы видите, что Аманда — это еще одна причина, почему европейский консорциум для нас выгоден, — сказал он. — С такими деньгами мы сможем выкупить ее долю и избавиться от нее.
— Дело только в том, что ты хочешь продать эту землю, — отозвался Дэн.
— Хорошо, хорошо, я не отрицаю. Я лишь говорю, что теперь появилась еще одна причина. И все они взаимосвязаны.
Дэн сжал спинку стула, рядом с которым стоял, и, сдерживая себя, рассудительно проговорил:
— Я поговорю с Амандой и улажу это дело.
— Удачи, — сказал Йен. — Держу пари, ты ничего не добьешься. Убедить ее невозможно. Ты ее не знаешь.
— Я ее не знаю? Странные вещи ты говоришь, она же моя сестра.
— Дэн, ты ее не знаешь. И никто из нас не знает тринадцатилетнюю девочку, которая уехала в пансион в Калифорнию и больше сюда не вернулась. — И снова Йен воззвал к Оливеру: — Может, ты с ней поговоришь, отец? Ты же всегда был миротворцем, посредником.