Касаясь Пуст0ты
Шрифт:
– Усталостью? – Ее голос так и сквозил усмешкой, хотя внешне она едва ли изменилась в лице.– Скорее, уже с ленью и безответственностью. Министерство уравняло людей и многоликих. Уравняло во взаимной ответственности друг перед другом. И если кто-то один ставит под угрозу другого, он либо делает все, чтобы исправить положение, либо не делает ничего. И вся разница между нами проявляется в том, когда тот, кто не делает ничего, является многоликим. Твои слова, Юкнайт.
– Да, все верно.
Я был немного растерян из-за собственной неуверенности. Должно быть, чувства Гибсона проникли
– Браун и меня позвала на кремацию. Все-таки она была моей наставницей целых десять лет.
– Только не делай вид, будто тебя печалит ее уход. Мы оба знаем, как ты хотела должность главного секретаря.
Диана довольно улыбнулась, и от недавней злобы не осталось и следа.
– Я и не пыталась. Жаль старушку, но это ее выбор.
– Не забудь ей об этом напомнить, если встретишь.
Она вернулась за стойку в том же приподнятом настроении, с которым встретила меня; игриво покрутила волосы и собиралась что-то добавить(несомненно, остроумное), но остановила себя прежде, чем слова все испортили бы. Диана может быть милой, и ее внешность к этому располагает. Но одним невинным взглядом и слащавым голоском не перекрыть свою истинную натуру.
Я поднялся на лифте до шестого этажа и почувствовал облегчение, оказавшись перед дверью кабинета. Внутри стояла непривычная духота. Как назло, раму заело и пришлось немало постараться, чтобы открыть окно. Весь взмокший, я опустился за стол, притянул планшет и уже приготовился писать отчет, как в дверь постучали. Диана вошла первой и взглядом указала на присутствие кого-то за спиной.
– Миссис Гибсон, это Доран Юкнайт, чтец, ведущий дело вашего мужа.
Женщина менялась между дверью и коридором, и с не особой охотой качнула головой. Пока Диана не подтолкнула ее, миссис Гибсон топталась на месте, будто собиралась уйти в следующую же секунду.
– Я оставлю вас. Сообщи, когда закончишь, я пришлю к тебе следующего.
Уход Дианы не предал ей смелости, но поставил перед необходимость говорить самой.
– Вы рано. Я ждал вас лишь через полчаса.
– Извините за беспокойство. После звонка министерства я себе места не находила. Сами знаете, что делает отсутствие информации с человеком.
Я указал ей на стул, и она без всяких возражений приняла предложение. Шляпа, которая ранее мешала рассмотреть ее лицо, теперь лежала на коленях. Знакомый испуганный взгляд и плотно сжатые губы. Привычные атрибуты, как жертв, так виновных. Еще немного и начнет мять в руках перчатки.
– Поступок Уорона…– она утерла нос краем перчатки и, скорее желая оправдать себя, чем вступиться за мужа, произнесла: – Поступок Уорона нас всех шокировал. Мы и подумать не могли, что он….
Я остановил ее прежде, чем она успела пуститься в подробности, и протянул раскрытую ладонь. Она знала, что это значит, но не решалась протянуть руку в ответ. На лице ее появилась та самая улыбка, после которой обычно благодарят за все и уходят.
– Я не могу вас слушать без этого, миссис Гибсон.
Она понимающе кивнула, но руку по-прежнему держала при себе.
– Вы
Она тяжело вздохнула и заговорила так, будто слова сначала требовалось прожевать, прежде, чем выдавать их кому-то. Они выходили из нее частями, и с трудом сходились в одном предложении.
– Я должна отвечать честно. Кратко или полно, вы скажите сами…Главное, честно.
– Все верно. – Ободренная похвалой, она заулыбалась, как школьница, получившая хорошую отметку.– Ложь будет сказываться, прежде всего, на вас. Сначала вы почувствуете легкий укол, затем, если продолжите врать, или пытаться свести ответ к простому «Да» или «Нет», покалывание усилится. Мы будем продолжать до тех пор, пока у меня не иссякнут вопросы.
– Да, да. Я все понимаю.
Она сложила на краю стола перчатки и протянула мне руку. Момент установления контакта всегда одинаков, и к нему одинаково трудно привыкнуть. Это как касаться оголенных проводов и надеяться, что на этот раз тебя не ударит током. Считается, что во время чтения наномашины затрачивают столько же энергии, сколько при лечении тяжелой простуды или мелкого перелома. Если переводить на человеческий язык, я «болен» всегда.
– Начнем с простого. Отвечайте кратко. Ваше имя – Кларисса Гибсон?
– Да, сэр.
На вопросы она отвечала ровно, без всякого замешательства, пока дело не дошло до самого главного. Я почувствовал легкое напряжение, сопровождающее каждое ее слово; напряжение, незаметное для того, кто лишь смотрит на человека и не ощущает его дискомфорта. Я бы не назвал это ложью, скорее не совпадением ожиданий с действительностью. Кларисса говорила одно, но думала совершенно иначе. И ее злоба на себя, на мужа, на кого-то еще, о ком я не успел спросить, просачивалась в меня все глубже.
– Вы знали о планах мужа избавиться от чипа?
– Я предполагала, что он может…– Лицо ее скривилось от боли, прошедшей через все тело. Она невольно поежилась, попыталась встать, но не смогла; я чувствовал это желание внутри нее, как оно сталкивалось с чем-то непреложным, непреодолимым по своей сути – со «словом магистра».
– Отвечайте конкретно на вопрос. Не уходите от темы.
– Нет. Я не думала, что он на такое решится. Думала, он попытается выйти на накрутчиков после того случая с недостачей КПД. Уорен ведь из многоликих. Его отец имел два импланта, когда пятьдесят лет назад случился разрыв.
– И он нашел накрутчиков?
– Нет. Я следила за ним, мы все следили. Уходили раньше с работы, брали подработки, лишь бы не оставлять его одного. Если бы кто-то пострадал из-за того, что я не доглядела за ним, я бы себе не простила.
– Почему он недобрал КПД в прошлый раз?
– Он допустил ошибку. Хотел сделать сверх нормы, чтобы получить прибавку к окладу, но поспешил и перепутал составы. Я не очень понимаю в терминологии, сэр, поэтому скажу простым языком: он испортил товар, который должен был этим же вечером направиться на другой склад для дальнейшей обработки. Партия была небольшой, но на фабрике все под учет. Уорену пришлось не только заплатить за расходники, но и пожертвовать теми процентами КПД, которые он получил за потраченные часы.