Кащеево царство
Шрифт:
…Такое событие как убийство медведя не могло обойтись без праздника. Тем паче, что наступали Велесовы дни, когда полагалось обряжаться в беровы шкуры и молить грядущее лето о хорошем урожае. Обряд этот почитался за начало нового года, а потому Моислав решил устроить шумное действо. Он взял шкуру освежёванного зверя, сшил её по кускам, напялил на себя. В этом одеянии, с лицом, торчавшим из открытой пасти, попович бродил среди пьяных от сытости и курева ратников и распевал песни. Вои, слушая его, приплясывали, хохотали, норовили пырнуть Моислава ножом или рогатиной, делая вид, что убивают медведя. Попович же заставлял их кланяться себе, говоря, что они кланяются хозяину леса, и обращался с наставлениями.
– Боги явили своё могущество, даровав нам победу над чудинами и послав в пищу мохнатого зверя. Теперь вы видите, кто владычествует
Так молвил попович, спеша воскресить в умах новгородцев старую веру. И хоть они слепо внимали ему, не смея перечить, Моислав знал – народ непостоянен и труслив. Стоит встретить другого вещуна, и люди с лёгкостью поддадутся его чарам. И вот, дабы избежать этого, попович спешил крепче вбить корень полузабытой веры в их мутные души. Пусть ратники впитают язычество в свои плоть и кровь, пусть сродняться с ним, напрочь забыв о православии. Так думал Моислав, прыгая возле костра и колотя палкой по щиту.
Лежу я, луговой зверь,В своём балочном доме с земляными балками,Лежу я, лесной зверь,В своём жердяном доме с земляными жердями.Как выставил наружуСвою волосатую руку с косами,Оказывается, мой батюшка, вышний свет,Уж превращается в жаркое длинное лето;Оказывается, мой батюшка, Ярило,Уж превращается в комариное длинное лето.Направляюсь я искать места, богатые ягодой,Направляюсь я искать места, богатые шишками.Что за река показалась впереди?Как вещий зверь, пытаюсь я узнать:То река, что в прошлом годуБыла богата весенней рыбой.То река, что в прошлом годуБыла богата осенней рыбой.На ней стоял запор с жердями,На ней стоял запор со стойками,А ныне он распался.Шествую я дальше…Так пел Моислав, сам удивляясь красноречию своему и складности слов. А воины кривлялись, прыгали через костры, катались по снегу и смеялись до упаду, счастливые и пьяные от сара.
– Слышь, попович, ты у нас всех скоморохов распугаешь! – кричали они. – Как выйдешь в неделю к Святой Софии, да как грянешь свои песни, так все брехуны и разбегутся.
Моислав улыбался и ничего не отвечал. Он видел: для ратников его пляски – пустая забава, но для него это была сама жизнь. И он вновь и вновь подначивал их пускаться в круговую возле костров, чтобы, захваченные стихией, растворились они в общем игрище, и, не в силах забыть этого дивного чувства, стремились бы вновь пережить его.
Бескрайние югорские снега и неистовство красок на небе волшебно действовали на воев, погружая в какое-то блаженное полузабытье. Из этого полузабытья вдруг выныривали возгласы, проявлялись возбуждённые лица, вырастали огромные тени и слышались разудалые песни.
Будет, будет вам, ребяты,Чужо пиво пити.Не пора ли вам, ребяты,Своей наварити?Не пора ли вам, ребяты,Своей наварити?Мы бы рады наварити,Да солоду нету.Мы бы рады наварити,Да– Взирайте, взирайте на небесного Лося! – поучал Моислав, тыча в звёздное небо. – В его рогах Ярило солнце держит, на землю тепло посылает. Забыли люди русские, кто создал землю вашу, кто пёкся о ней неустанно, кто отгонял упырей и навий от тел и душ ваших. Изгнали древних богов, поклонились тёмному демону, и вот, едва не погибли от холода и голода. Но миродержцы славянские отходчивы и незлобивы, помнят они о чадах своих, не могут долго сносить беды, теми претерпеваемой. А мы – разве не чада их? Разве можем отплатить неблагодарностью за заботу создателей наших? Помолитесь, помолитесь, братья, Велесу и Роду, Перуну и Сварожичу, всем богам и присным их, да снизойдут они до нас в милости своей, да призрят неверных чад своих, да вернутся в отчую землю и изгонят тёмного демона, терзающего души наши!..
Ратники слушали его, развесив уши. И только два человека оставались безучастны к этим словесам. Они сидели на нартах, поджав ноги, курили сар и спокойно взирали на происходящее.
– Попович гладко излагает, – молвил Нечай Сатана.
– Гладко, – ответил Буслай. – Да только всё не то.
– Что ж не то?
– Да поганство. Не о том ныне толковать надобно.
– А о чём же?
– О пути через Камень, вот о чём. Тяжко нам придётся.
– Тоже дело. Да только воям не только хлеб, но и вера нужна. Без веры народ слабнет. Пусть поганой, хлипкой, но веры. С верою человек чудеса творит. Да ты и сам о том ведаешь – чай народ в узде не только добычей держал, а ещё заговорами да приметами!
– Везде меру надо знать. Палку перегнёшь – сломается. Так и тут… – Буслай вздохнул и почесал бок.
Они помолчали.
– Не то тебя тревожит, – произнёс Нечай, хитренько покосившись на сотника. – Совсем не то.
– А что же?
– Боишься ты, что попович тебя от власти отодвинет.
– Ну и боюсь, – неожиданно согласился Буслай. – А только не за себя боюсь. За парней боюсь. Им ещё ответ держать перед людом новгородским.
– И что с того?
– Да то, что не погладят их по головке князь да игумены за поганство такое. Три шкуры сдерут, да ещё за вятших спросят. Погубит нас попович. Как пить дать – погубит…
А у костров тем временем не утихали пляски и песни. Несколько голосов хором выводило:
Из-за леса, из-за горЕхал дядя Святогор,Он на сивой на телеге,На скрипучей лошади!Он овсом колёса смазал,Дёгтем лошадь напоил;Топором он подпоясан,Кушаком дрова рубил.Вот он едет по деревне,Бабы лают с-подворот:«Длиннорогого телёнканикто замуж не берёт».Вот во двор он заезжает,Свою бабу распрягает,А лошадушку берётИ во горницу ведёт.На дворе свинья стираетПлатье новое своё,А баран на гуслях грает,Перепляс с овцой ведёт,На заборе сидит утка,Песню звонкую поёт,Святогорова старухаСено свежее жуёт!