Кащей. Трилогия

Мансуров Дмитрий Васимович

Наступила мертвая тишина.

Костяшки одна за другой посыпались из их ладоней на пол с громким стуком.

— Вы чем занимаетесь?! – пропищал барон. — Сегодня домино, завтра карты, а послезавтра меня проиграете и предадите?

Испуганные слуги таращились на хозяина, не решаясь спросить, какая муха его укусила и насколько это опасно для организма в целом и для волос в особенности. Последнее было и так понятно: волосы просто вставать дыбом и частично исчезать по собственной воле не будут.

— Живо по местам! — скомандовал барон, слуги спешно выпрыгнули из кареты и вытянулись в струнку. — Я покажу этому

парикмахеру, как издеваться над моей внешностью! Опозорить меня перед самыми знатными людьми нескольких царств — это смертельное оскорбление! Сотру в порошок!!!

— В бараний рог? — осмелился поправить его слуга.

— И в него тоже! — мстительно зыркнул глазищами барон. — Ох, Господи, если бы ты только знал, насколько это мелко и всепрощающе — свернуть в бараний… — он оборвал себя на полуслове и рявкнул: — Вперед, чего стоим, кого ждем?!

— Кучера нет…

— Ты будешь кучером! — барон ткнул пальцем в говорившего.

— А как же Оскар?

— Сбежал — туда ему и дорога! Он уволен. Поехали, поехали! — прорычал барон, готовый своими руками придушить любого, кто позволит себе хотя бы намек на улыбку насчет его прически. Слуги оказались не лыком шиты — сказывался длительный опыт работы с этим вандалом — и подставлять свои шеи ради садистских наклонностей барона не желали. Сбежавший кучер остался далеко за бортом и мог уже не возвращаться домой. Подобного для себя слуги всё-таки не желали: несмотря на жестокие порядки, царившие в родовом замке барона, пахать с утра до вечера на его полях в качестве наказания было еще хуже, чем попасть под его же горячую руку.

Карета рванула с места, слуги с мрачными лицами застыли на подножках, охранники подняли полосатый шлагбаум на веревочке, пропустили спешащий экипаж и, уже тихо посмеиваясь над видом барона, снова опустили.

Барон нащупал и сорвал с головы тонкие проволоки, удерживающие его волосы в вертикальном положении, с непрекращавшимся рычанием бросил их на пол и позволил себе немного удовольствия потопать по ним ногами. После чего встал на колени и схватился за сиденье, на котором обычно сидел. Оно приподнялось, открывая запрятанный внутри тайник с оружием. Четыре арбалета, сорок стрел, десять метательных ножей, три кинжала, один меч и кольчуга, способная выдержать попадание арбалетной стрелы с двадцати шагов.

Спускать издевательство над своей персоной он никому не собирался и теперь с особой тщательностью обдумывал, что именно сделает с наглым парикмахером, превратившим его в Главное Посмешище Вечера. Даже царь, и тот не сумел скрыть своего изумления и последующего веселья от увиденного. Хорошо еще, что поблизости за тем же столом не оказалось женщин — их кавалеры надавали бы ему за такой вид как нечего делать. Заикой станешь, увидев в темном углу подобного типа. А тонкий голос, совершенно не соответствующий габаритам барона, и вовсе заставит подумать столкнувшихся с ним людей, что он не барон, а жуткий демон.

Кучер погонял лошадей, не сворачивая с главной дороги, не уступая пути и едва ли не давя тех, кто не в добрый для себя час вздумал перейти им путь. Пешеходы разбегались в стороны, встречные экипажи прижимались к краю дороги, и в воздухе то и дело слышалось взаимное приветствие:

— Куда несешься, слепой, что ли?!

Барон спешно надел на себя кольчугу и упорно пытался зарядить арбалет.

Упругая тетива не желала натягиваться: сил от нервной дрожи в руках барону явно недоставало. Заочно угрожая парикмахеру самыми тяжкими смертными карами, которые он мог экспромтом придумать, барон распалялся всё больше и больше. Он уже сомневался в том, что имеющееся в наличии оружие будет способно полностью утолить нарастающую жажду мести. Слишком это просто — застрелить парикмахера из арбалета или зарезать его ножом. Издевательства, которые в полной мере пришлось испытать на собственной шку… голове, требовали изощренной мести. И барон опасался, что хитроумного парикмахера к тому времени придушит кто-нибудь еще: не может быть такого, чтобы он издевался только над ним одним!

«Надо торопиться, пока конкуренты не опередили! — повторял одну и туже мысль барон. — Главное — покарать его первым! И только первым!!!»

Карета дважды повернула, выезжая на знакомую и уже полупустую площадь.

«А ведь он знал, он знал! — лихорадочно соображал барон, поглядывая на заходящее солнце и недовольных горожан, мрачно взиравших на спешившую карету. — Он меня предупредил, он издевался, он всё заранее придумал! Не дай бог, он успел уехать, подстригун-переросток, или его все же прибили до меня, я его парикмахерскую по камешкам разнесу! Я ему… я его… я устрою ему праздник, я ему… я его кузькиной матери покажу!!!»

Карета остановилась около парикмахерской, барон выскочил с мечом в одной руке и арбалетом в другой.

Заходящее солнце светило точно в окно, но зловредный парикмахер в нем не просматривался ни живым, ни мертвым.

С устрашающим писклявым ревом барон протаранил входную дверь, с одного удара сломав крохотный замок, и вбежал в рабочий кабинет. И скорее увидел, чем услышал, что парикмахер сидит в кресле и крепко спит: храп стоял такой, хоть святых выноси. Всклокоченные волосы виднелись над креслом, на столе стояла ополовиненная и прикрытая листком бумаги бутыль с желтоватой жидкостью. В воздухе стоял густой запах от нескольких одеколонов.

— Вставай, изувер, твой час пробил!!! – рявкнул барон, но на голос никто не откликнулся. Только голодная кошка, решившая, что где-то здесь пищит большая упитанная мышка, вскочила на окно с той стороны и вопросительно мяукнула.

Барон взмахнул мечом и с размаху ударил парикмахера по голове, намереваясь скосить большую часть волос. Но волосы прилипли к мечу и повисли на нем бесформенным комком, а опешивший барон обнаружил, что под волосами находится обычное сучковатое полено, от которого в сторону прислоненного к шкафу шеста ведет привязанная к сучку тонкая нитка. Полено покачнулось и свалилось на пол, нитка натянулась и дернула за шест, на вершине которого висел тяжелый груз.

Груз упал с еще большим грохотом, чем полено. Привязанная к нему веревка натянулась, и сдернутые с места вешалки, заранее поставленные Кащеем, повалились на пол, основательно баррикадируя подступы к выходу и захлопывая своим весом входную дверь.

Со стола свалилась бутыль, желтая жидкость разлилась по полу и быстро испарилась. А что-то там, в кресле, невзирая на произведенный шум, до сих пор уверенно и раскатисто храпело.

Барон подскочил к креслу, рывком его развернул и увидел, что храпит не свернувшийся калачиком парикмахер, а какой-то маленький мешочек.