«Каскад» на связь не вышел
Шрифт:
«Ну, вот и все, – подумал Седой. – Так глупо и так непрофессионально подставиться…»
Он опустил голову и потому не видел, как «духи» рухнули в глубокий снег, срезанные одной очередью. Только почувствовал, что кто-то лихорадочно сгребает с его спины камни и дышать ему становится все легче и легче. Но сознание плыло, и он с трудом удерживался невероятным усилием воли, чтобы не провалиться в беспамятство. В голове звенели все колокола России, и глаза уже открывались с трудом, когда кто-то, подхватив его под мышки, рывком выдернул из-под камней его тело и, взвалив на спину, унес куда-то
Пришел он в себя только в госпитале, перенеся несколько сложных операций. У него был перелом позвонка с торсионным смещением в шейно-грудном отделе, переломы первых ребер в области соединения с грудиной, перелом шейки левой лопатки со смещением, тяжелая контузия…
О результатах проведенной группой спец-операции он узнал от неразлучных Кефира и Могилы, приехавших его навестить вместе с… Сарделькой.
Оказалось, что передовой дозор действительно пропустил «духов», которые обезвреживали мины, установленные пограничниками, передвигаясь… ползком. Остальные шли через горловину, согнувшись в три погибели, потому что там, наверху, ветер свирепствовал во всю мощь, поднимая пласты снега и делая видимость нулевой.
Разведчики обнаружили уже прикрытие отряда и вынуждены были начать преследование, укрываясь в разломах скал. Но отряд Гелаева боевики не зря называли «дудаевским спецназом». За поворотом ущелья они на всякий случай оставили заслон – пулеметчика, гранатометчика и двух автоматчиков. Вот на этот заслон и напоролись разведчики, вступив с ним в бой. Затем в бой пришлось вступить и разведчикам Кума, потому что боевики не стали уходить в сторону границы, а поперли по ущелью в сторону Чечни.
Седой только открыл рот спросить о посланнике Абу-аль-Валида, как впервые за все время разговора заговорил Сарделька:
– Вас, товарищ командир, я вытащил из-под завала. А когда грохнул троих, что вас хотели кончить, я заметил, где спрятался тот – весь в черной одежде, которого вы искали. Я оттащил вас наверх, в то место, где вы велели мне находиться, и пошел забрал «черного». Так что, когда ребята все закончили и к нам подошли, очень удивились.
Седой молча пожал руку Сары. Помолчав немного, спросил о главном:
– А потери? Мы кого-нибудь потеряли в бою?
– Двое раненых, вы третий. – Голос Кефира стал глухим и угрюмым. – Сане-радисту вот не повезло – ногу оторвало до колена. Но вместо него уже есть человек. Ему даже прозвище не пришлось придумывать в новом коллективе…
Лицо Сардельки расплылось в гордой улыбке, каковой Седому видеть еще не приходилось – от уха до уха…
История девятая
Похоронили
Жена Дрюни – в недалеком прошлом разведчика спецназа ГРУ, прапорщика Андрея Паршакова – стояла в углу, словно тень, вся
В ногах гроба на табурете лежали подушечки такого же бархата, к которым были приколоты награды Дрюни – два ордена Мужества, медали «За отвагу», Суворова и Жукова. И большой черный эмалевый крест, перечеркнутый мечами, – «За службу на Кавказе».
Смерть исказила черты лица Дрюни, сделав его неузнаваемым. Пожалуй, только коротко стриженные, ударенные сединой волосы да вислые казацкие усы напоминали прежнего веселого и неунывающего героя спецназа. А запавшие глазницы, истончившиеся от непереносимых болей губы и ввалившиеся щеки были как бы от другого человека.
Вокруг гроба ходил, размахивая кадилом, молодой батюшка, скороговоркой читая заупокойную молитву, и запах ладана, перемешанный с запахом тлена, делал атмосферу в комнате совершенно удушливо-невыносимой.
Седой молча постоял около гроба боевого товарища, и вся их жизнь на войне промелькнула перед его глазами, как один кадр. Он смахнул огромным кулаком непрошеную слезу из края глаза и вышел на улицу.
Разведчики собрались около сараев и, присев на корточки, курили, по привычке пряча огонек сигареты в кулак.
Седой тоже закурил и присел на кем-то подставленный чурбак.
Разведчики молчали, каждый по-своему переживая смерть товарища. Большинство из них были с Дрюней ночью в больнице, и он умер у них на глазах. Инсульт…
Заскрипев тормозами, подъехала «Волга» с ростовскими номерами, и из машины повалили ростовчане из их бригады – комбат Саня Сувотин и пацаны – Шива, Метель, Кефир. Молча обнялись, и пацаны ушли на второй этаж «хрущевки», проститься.
Неподалеку стояли бабы из подъезда Дрюни, и одна из них, живо жестикулируя, рассказывала, причитая, об их товарище приехавшим откуда-то издалека его родственникам.
– Ой, сильно пил, ой, сильно-о-о… А как напьется, глаза станут белые, как бумага, на двор выйдет, сядет от тута, на лавочке, и курит одну за одной. А по ночам иногда так страшно кричал… Все звал какого-то Панаса. Че-то сделал этот Панас не так или они че-то не так Панасу сделали… Не поймешь, короче…
Седой хорошо помнил тот бой… Коля Панас, чтобы дать возможность уйти остальным разведчикам из-под огня «духов», которых было раз в десять больше, чем разведчиков, пошел на верную смерть. Дрюня, уже находившийся в безопасной зоне, вернулся и вынес к своим израненного Панаса… Коля Панасенко так и не оправился от ран. Его они похоронили в апреле прошлого года.
Из подъезда вышел, прихрамывая, дедок из родни Дрюни, который был с ними в больнице. «Тимофеич», – вспомнил Седой и поднялся с чурбака, на котором сидел.
Увидев Седого, Тимофеич заковылял к нему, на ходу прикуривая папиросу.
– Ну чего, ребята, выносить будем. Пора…
На кладбище было тихо и сыро. Вороны, густо облепившие окрестные деревья, взлетели все разом, поднятые выстрелами прощального салюта, и стали кружиться над могилой, оглашая округу немыслимо громким карканьем…