Каспий, 1920 год
Шрифт:
Затемняем миноносец и выключаем все огни, кроме ходовых. Тихо отходим от пристани. Интересна психологическая деталь - все стараются говорить и подавать команды вполголоса, хотя это наивно и абсолютно не требуется.
Самым малым ходом обходим караван-сарай и два или три силуэта, стоящих на якоре.
Несмотря на то что в операцию назначены четырнадцать кораблей и три истребителя, никого не встретили до прихода в точку (вернее, в район) рандеву.
Похоже, что скрытый выход из бухты удался.
* * *
Зато
Получилась толчея в большой куче кораблей. Из-за темноты невозможно было сосчитать, все ли в сборе.
Томительно долго болтались на легкой зыби, без хода, озабоченные только тем, чтобы не столкнуться. Слышно, как кое-кто из «больших» отдает якоря. Наконец на «Либкнехте» догадались передать клотиком сигнал «показать свои позывные», но из этого ничего не вышло, все начали отвечать сразу, а часть кораблей не имела клотиков или сигнальщиков. В этих условиях самым правильным было дать сигнал о начале движения («буки») и тронуться на юг самым малым ходом, что и было сделано флагманом. Отсутствие навыков совместного плавания сказалось сразу. Когда начало светать, импровизированная эскадра еще не могла уйти из видимости острова Наргин.
Когда наконец стало возможным различать силуэты кораблей, оказалось, что в нашей колонне не хватает «Дельного», отсутствуют вовсе два тральщика, сильно растянулись канлодки, а «Пушкин» отстал настолько, что еще маячит на горизонте.
* * *
Ордер ордером, но «Дельного» нет.
То есть в приказе о походном движении он есть, но в месте сбора не оказалось. Это очень досадно, так как на 33 процента «разжижает» намеченную демонстрацию у Кепречала.
На мостике зло острили, что только один раз он не отстал - когда спешили на первомайский праздник. И еще - что в штабе, зная повадки «Дельного», всегда назначают его концевым. Когда отстает или нагоняет, остальным не надо делать никаких перестроений.
Не завидую командиру. Хотя механик уверяет, что «Дельный» изношен не больше других миноносцев.
Идем генеральным курсом зюйд.
Погода исключительно благоприятная - почти штиль. Ясно. Хорошая видимость. Так тепло, что накаляются металлические поручни и приборы.
Море и воздух опять абсолютно пустынны. Ни рыбаков, ни контрабандистов, ни англо-белых. И так до наступления темноты.
* * *
Ехидные остроты вперемешку с добродушными перекидывались с одного мостика на другой, когда через сутки, уже после окончания операции, сигнальщики доложили, что на горизонте показался наш собрат.
Хорошо, что от Наргина вышли с большим запасом времени {100}. То транспорта, то канлодки сильно отстают.
Походный порядок изрядно растянулся, в общем сохраняя свою геометрию, за исключением «Пушкина», отставшего ночью.
Вот что значит на практике простое понятие «совместное
Необычное соединение, непроверенный ордер, неизученные корабли, новые командиры (на пятьдесят процентов), впервые поднявшиеся на свой мостик.
Вот почему с утра ползли пятиузловым ходом (в среднем), а днем делали около восьми узлов и все же не опоздали. Великое дело - резерв. Даже имели время для остановки и приемки воды с «Розы Люксембург» {101}.
Ночь прошла без происшествий.
Как всегда, когда нет опыта, в темноте ордер сильно растянулся. На рассвете «Карс» и «Ардаган» маячат где-то за кормой, почти за горизонтом.
«Пушкина» не видно совсем.
Рождается светлое и тихое утро нового дня.
18 мая.
Отступая, перед нами уходила на юг широкая пелена завесы не то тумана, не то дымки, которая совершенно скрывала море и берег, находившиеся за ней. Лучи солнца, поднимавшегося слева за кормой, отражались от этой завесы, что делало ее как бы светящейся рассеянным матовым светом.
В это время по румбу SO, приблизительно в направлении на порт Наушехр, высоко в небе стали просвечиваться беловатые легкие пятна, принятые нами за далекие облака. Но чем ближе, тем яснее обозначалась снежная вершина в безоблачном небе, как бы не связанная с землей, потому что внизу из-за тумана никаких признаков суши не было.
На мостике находились настоящие моряки, часть которых немало повидала, обходя разные моря и океаны, но появление на небе Демавенда заставило даже старых служак на время забыть все, включая операцию.
Мне тоже удалось кое-что посмотреть на своем веку, и в частности пять лет назад пришлось наблюдать, как из свинцовых волн Охотского моря медленно поднимается кажущийся относительно небольшим и будто близким величественный конус острова Алоид.
С рассвета и до вечера, почти полсуток, этот страж Курильской гряды продолжал приближаться навстречу кораблю, вырастая постепенно до грандиозных размеров, и необычным казалось то, что с начала и до конца он не терял своей воздушной легкости, оставаясь как бы взвешенным в сиреневой дымке на фоне бесцветного неба. Но самым удивительным было то, что светлая снежная вершина выделялась совершенно отчетливо, даже резко, в то время как основание острова, расплывавшееся в какой-то темной и мутной полосе у горизонта, представлялось более удаленным.
Не случайно память возродила из прошлого Алоид. Хотя теперь вместо мрачных вод вечно неспокойного Охотского моря с его леденящими ветрами мы шли в оранжерейном тепле, по штилевой глади сине-зеленого Каспия, вдали на горизонте все яснее проглядывался величественный конус необычайно красивой вершины. Вернее, не на горизонте, а высоко над горизонтом, так как границы между морем и сушей не было видно, но тот же оптический обман приближал к кораблю вершину Демавенда, скрывая и отдаляя его основание.