Каспийские легенды и сказки
Шрифт:
На другой день погода была ясная и теплая, подула моряна, и перед закатом солнца волны выбросили на берег Дальнего бугра, где стояла кибитка княжны, тело храброго Данислана и труп доброго Кара-ата, на хвосте которого замерли руки черной девушки.
— Вот он изменник! — вскричала княжна, приближаясь к трупам. — Что, коварный бей, хороша ли брачная постель, которую я приготовила для тебя и твоей «красавицы»?..
Труп лошади Сеита волны принесли на Князь-бугор. Долго плакал Сеит, затем сел на коня и отправился рассказать обо всем старому
Страшная весть, как косою, подрезала силы старика. Адамат слег в постель и тайно от дочери послал гонцов за сыновьями. Он не хотел видеть свою дочь и решил, чтобы сестру-злодейку осудили ее братья. Проведала княжна, что отец послал людей за сыновьями. Она подкупила прислугу старого бея, которая всыпала ему в чай яду. Старик скончался. Прибыли братья княжны и стали расспрашивать ее о том, зачем отец звал их к себе, или что случилось?
— Ничего не случилось, — ответила она. — Верно отец чувствовал приближение своей смерти и хотел проститься с вами.
Но жители аула рассказали правду… Сыновья Адамата собрали стариков и стали советоваться, что делать со злодейкой.
— Предать ее смерти, — сказали старики. И порешили сжечь ее на костре.
С той поры этот бугор стал называться Сожженным или Паленым. Данислан-бея и черную девушку-красавицу, которую с презрением звала княжна «черным зверем», жители аула Князь-бугор похоронили с большим почетом.
После этого оба аула откочевали с бугров. Долго не было человеческой ноги ни на Князь-бугре, ни на Дальнем бугре Адаматовом, который сейчас называется Старостанным.
Как водяной кулака разорил
Жил в одном приморском селе богатый-пребогатый кулак. Имел он много морских судов и склады с разной ловецкой сбруей. А до чего жадный был — другого такого по всему свету не сыщешь.
Народ он всячески обижал. Тех, кто работал у него, обманывал, трудовую копейку зажиливал. Горько плакали люди, сетовали на нужду свою. И куда только ни обращались они, нигде не находили управы на кулака.
Перед распалением Волги около его двора туча народа собиралась. Стояли на морозе без шапок, ждали, когда богатей на крыльцо выйдет. Отворится большая дубовая дверь, чуть пролезая в нее, выйдет он на крыльцо. Доски под ногами гнутся. Уставится на толпу зверем лютующим и прорычит:
— Взять на работу возьму, только цена ноне на красную рыбу за путину меньше будет…
В других местах за работу дороже платили. Да разве в одно место весь народ-то определится? Хоть и дешево платил, а чего же делать было, не с голода помирать. Знали, что горькая доля ждет впереди, а шли.
Еще горше приходилось, когда путина кончалась. Придет бедняк за расчетом, а кулак пощелкивает круглыми косточками, нанизанными на проволоку, да его же своим должником и сделает. Плачет сердечный, убивается, просит по справедливости рассчитать. И про
Долго плакались люди, жаловались один другому, а поделать ничего не могли. И прослышал про горькую долю работников кулака морской водяной. Жаль ему стало народ честной да работящий. Такая у него на кулака злость поднялась, что, сказывают, сильно бушевало море в то время. Волны до облаков поднимались, брызги до далеких городов долетали.
Ночью поплыл водяной к селу, где кулак жил. Плывет впереди вода пенится, сзади волны бушуют. За селом тогда народ сено косил, за ночь умаялись все. Раскинули здесь же люди полога и уснули, как мертвые. Косы и грабли поодаль сложили.
Подплыл водяной к берегу. Осмотрелся и вылез. С лица — как человек, только борода зеленая по земле стелется. В ней ракушки и мелкая рыбешка запутались. А вместо рук — поплавки рыбьи. Ног нет. На их месте махалка севрюжья.
Встал водяной на махалку, как на ноги, да как затрясется-затрясется. Откуда и руки ноги появились. А борода осталась. Выбрал он косу поострее, срезал бороду и спрятал в воду. Утром пришел наниматься к кулаку. Предстал перед ним молодец-молодцом, высокий да плечистый, и с лица красивый такой. Назвался Александром.
Долго торговался он с кулаком о плате. Спорил, укорял, упрашивал — ничего не помогало. Кулак ему самую низкую плату назначил.
На другой день погрузили в посуды сбрую, харч разный и отвалили в море. Дошли до места — с посуд якоря сбросили, чай заварили и поехали сетные порядки выбивать. Водяной работал споро. За ним и четверым не угнаться.
Еще солнце за морем не скрылось, розовые облака в синем море нежились, а люди с порядков вернулись. Сели за чай. Водяной и говорит кулаку:
— Много ты горя народу причинил. За это не будет тебе удачи.
Кулак взглянул на него сбоку и ответил:
— Пустое говоришь. Супротив меня ни один моряк не выловит.
Водяной засмеялся. Тем разговор и кончился. Спускалась ночь.
Криворогий месяц над мачтой повис. На посудах спать легли. Один водяной не спит. Сидит на руле да думу думает: как бы кулаку за народ отомстить. Долго сидел, потом встал, шагнул за борт и пошел по морю, как по земле. Путь держал к сетям кулака. Поравнялся он с первым маяком и в глубь моря, как по лестнице, спустился.
Близился рассвет. На востоке утренняя зарница заблестела. Первым проснулся хозяин. Водяной на люке лежал. Разбудил кулак работников. Собрались скоро. Сели в болдыри и поехали к сетям. Хозяин первым перебираться захотел. Поддел якорьком подбору у одного порядка — грузные сети, неподъемные. Позвал работника в помощь себе. А сам радуется, шутит.
— Ну вот и понавалило рыбы, а ты пророчил: удачи не будет.
Это он водяному сказал. А тот сидит себе в веслах и чему-то улыбается. Подняли сети, и, глядь, все-то они забиты травою морскою.