Кассандра
Шрифт:
— Как же лысый и компания отреагировали на картины?
— Никак: мельком глянули на те, что были развешаны, и ушли.
— Считай, что ты родилась в рубашке.
— Ты думаешь, они были не из милиции?
— Думаю, да. Особенно меня настораживают эти перебинтованные уши.
— Какой ужас! Неужели бандиты?
— Впредь думай, кому открываешь, и внимательно знакомься с документами. А еще лучше не открывать. Сказать, что одна дома и без участкового их не пустишь в квартиру, — это твое законное право.
— Я участкового никогда в глаза не видела, могут кого хочешь с собой привести. Ладно, проехали. Ужинать будешь?
Заиграла мелодия мобильного — это оказалась Ксана:
— Ты меня разыскивал?
— Нам надо как можно скорее встретиться.
— Прямо сейчас? — поинтересовалась девушка.
Леонид заметил, с каким напряженным вниманием Богдана прислушивается к разговору.
— Сегодня поздно — лучше завтра. Днем — в любое удобное для тебя время, но обязательно.
— О’кей. Желание сделать что-либо завтра создает иллюзорную веру в то, что оно настанет, но это не всегда так. Иногда действительно бывает поздно. Бай-бай!
Леонид слушал гудки, и тоскливое чувство овладевало им. «Стас в последний вечер плел какую-то чушь по поводу того, что завтра может не наступить. Эльвира вчера тоже что-то подобное обронила, и теперь оба они мертвы. Сейчас Ксана завела об этом речь — это намек, что наступил ее черед или, может, мой?!»
Он набрал ее номер, но связи с нею уже не было.
— Мне очень нравится — в моем присутствии договаривается с какой-то телкой о встрече. Спасибо, что не побежал прямо сейчас! — завелась Богдана.
— Это был клиент — очередная сделка.
— С каких пор у тебя клиенты — молоденькие девицы?! Похоже, речь шла не о сделке, а об очередной случке с этой сучкой!
— Стал бы я при тебе договариваться с кем-то о любовной встрече! — разозлился Леонид.
— Выходит, у вас любовь?! А я думала — просто секс. А для любви хороши шалаши и пустой желудок! — И она, выскочив в кухню, стала с остервенением вываливать содержимое кастрюлек в мусорное ведро.
Леонид уныло потянулся следом, зная из опыта, что успокоить разбушевавшуюся Богдану — это то же самое, что остановить ураган на его пике.
— Ты все неправильно поняла. Ты ведь знаешь меня…
— Тебя я знаю хорошо, а вот меня ты совершенно не знаешь! — И она бухнула в ведро салат.
27
Разгневанная Богдана, которая в каждом слове Леонида видела подтверждение его вины, отлучила его от супружеской постели, изгнала в другую комнату на подростковый диван, на котором не было даже подушки. Вместо нее ему пришлось использовать несколько альбомов по искусству. Отсутствующее одеяло он ничем не смог заменить, поэтому проснулся от утренней прохлады с тяжелой головой и занемевшей шеей, совершенно разбитый, словно всю ночь его колотили.
Ночью Леониду снилась какая-то чертовщина, которая сразу ускользнула из сознания, словно ее сдуло в форточку, как только ранним утром он открыл глаза. Чертовщина чертовщиной, но во сне он узнал что-то очень важное для себя и теперь безрезультатно напрягал память, пытаясь вернуть это знание. Большая чашка заварного кофе не освежила память, а вызвала желание поесть. Он быстро привел себя в порядок, оделся, вышел во двор и на своем автомобиле отправился в ближайший супермаркет.
Вскоре он разложил покупки в салоне и устроил небольшое пиршество, а почувствовав сытость, вновь захотел спать, сожалея, что ночью не догадался перебраться в автомобиль, разложенные кресла которого были значительно удобнее подросткового дивана. Автомобиль он загнал в какой-то двор, прямо на детскую площадку под деревьями, чтобы не помешало уже проснувшееся солнце, посылавшее на землю пока ласковые лучи. Теперь он спал без сновидений, сон на время изгнал из сознания все проблемы и переживания.
Разбудил его телефонный звонок Тимы.
— У меня получилось, — доложил Тима.
— Что получилось? — сонным голосом поинтересовался Леонид, одновременно потягиваясь, выгибаясь, пытаясь таким образом размять нывшее от неудобной позы тело.
— Я знаю, кто хочет купить картины.
— Какие? — зевнул Леонид.
— Похоже, вчера ты хорошо набрался. Придешь в себя — позвони!
— Постой, Тима, я уже в норме. Так кто хочет купить картины Смертолюбова?
— Ты помнишь наш вчерашний уговор?
— Пятьдесят на пятьдесят. Тима, не беспокойся, я всегда держу слово.
— Надеюсь на это. В галерее работает мой приятель, так что у тебя не получится в случае чего навешать мне лапши.
— В какой галерее?
— Покупатель находится за границей, связался по Интернету с галереей Свиридова, дал заказ на конкретные картины, пообещал выставить аккредитив на счет галереи, как только получит подтверждение, что возможно приобрести эти картины. Они тебя не знают, но увидели картины Смертолюбова, выставленные на аукционе. Пытались выйти прямо на тебя, но администратор аукциона не дал твоих координат, а вместо этого связал их с Никодимом Павловичем — у них очень тесные отношения в антикварном бизнесе.
— Молодец, Тима, — быстро ты во всем разобрался. Остается только рассказать мне, как с ними связаться.
— Записывай, — и Тима продиктовал адрес, под конец пригрозив: — Если почувствую, что ты хочешь меня кинуть, то обещаю тебе крупные неприятности, которые коснутся не только тебя, но и твоих домочадцев.
— Ладно, только не надо угроз — я этого не люблю.
— А я не люблю, когда кто-то хочет быть хитрее меня. Пока я тебе верю.
— Ну что ж, Тима, до связи. Спи спокойно, дорогой товарищ — я держу слово.
Галерея Свиридова оказалась небольшим подвальчиком, стены которого были полностью увешаны картинами. Кроме них здесь продавались предметы антиквариата: статуэтки, подсвечники, оружие, посуда.
— Я знаю, что вы хотите купить картины Смертолюбова, — они находятся у меня. С кем бы я мог поговорить на эту тему? — обратился Леонид к продавцу, пожилому мужчине с печальными глазами, словно разуверившемуся в том, что здесь хоть что-нибудь купят.
— Пока можете со мной, а в дальнейшем я свяжу вас с хозяином — он сейчас в отъезде, вернется через три дня. — Печальные глаза продавца не изменили выражения, словно скорбь навсегда поселилась в душе этого человека, и Леонид мысленно окрестил его Пьеро.