Шрифт:
Туманным утром долину Кастершира наполнили прерывистые густые звуки боевого рога. С Глочерских болот поднималась белая и плотная стена вязкой дымки, вбиравшая в себя и деревья, и луга, и холмы с тем, чтобы, как казалось, не отдать никогда. На утёсе между берегом извилистой спокойной реки и краем непроходимой трясины расположилась небольшая каменная крепость. Прежде мощный форпост, приводивший врага в замешательство, теперь обветшал, став похожим на живописные развалины. Стены, хотя и были достаточно толстыми, кое-где пошли широкими трещинами. Камни обвили буйно разросшиеся травы и кустарники, ушедшие корнями глубоко в кладку. Однако неприступность и внушительный вид по-прежнему отличали это сооружение.
С востока крепость защищала трясина, в которой легко было сгинуть неопытному путнику. Местные крестьяне божились, что видели там привидений, моливших о помощи. С юга текла река, разливавшаяся до сотни футов в ширину при половодье. Но и даже в самую засушливую пору на реке встречались омуты неизмеримой глубины. С прочих же сторон штурм был весьма труден, так как более ста лет здешние коменданты постоянно укрепляли холм, делая его всё более крутым. Подъём был возможен лишь по узкой каменной дорожке, специально выстроенной до самых ворот крепости из известняка и крупного речного камня. На эту дорожку попадали лишь те, кто миновал сторожевую башню с подъёмным мостом через ров. Увы, теперь он был сухим, и лишь изредка на его дне поблескивала мутная грязная вода.
В конце зимы замок занял богатый рыцарь со своей свитой, пришедший в эти края с запада после Счетновской битвы, где, по слухам, сражался за войска Великого Совета, но не снискал особой славы. Так же с этим рыцарем было много других воинов, большинство из которых носили чёрно-красные одеяния рядовой пехоты Ордена Чёрного Креста, выступившего против объединённый войск Совета. Ещё поговаривали, что этот рыцарь убил местного лорда, разграбив и спалив дотла его имение, после чего со своими людьми занял крепость, снова превратив груду камня в цитадель.
Однако мир и спокойствие не пришли на Кастерширские земли, зажатые рукой сильного и грозного феодала, каким явил себя крестьянам сей зловещий рыцарь. Его люди обобрали местных жителей до нитки. На дорогах стало неспокойно. Любой путник, куда бы ни направлялся через эти земли, всюду рисковал быть ограбленным и даже убитым. Дорога, связывавшая Щитовец и Гродно, находилась во власти свирепых разбойников. Деньги похищали целыми сундуками, безжалостно расправляясь с охраной. Лишь люди нового владельца крепости ездили совершенно спокойно, невредимыми пересекая проклятую долину. Порой на расспросы, отчего грабители не трогают их, люди рыцаря отвечали, что достаточно хорошо владеют мечом и не боятся нападения. А разъезжали эти люди часто и в разные концы королевства. Ходили слухи, будто бы рыцарь закупает оружие и ищет наёмных солдат, чтобы силой расширять свой удел. Но людей, способных быть хоть какой-то военной силой в здешних краях, да и вообще в стране осталось мало. Особенно много полегло дворян, понимавших толк в военном деле.
Грабежи не прекращались ни на один день. Таинственную банду неоднократно пытались ловить, но тщетно. Отряды солдат прочёсывали ближайшие леса, но разбойничьего логова, или хотя бы утлой лачуги, где могли бы собраться бандиты, не было найдено. Если бы не случай, никто бы так и не узнал, что творилось в Кастершире.
***
В конце августа в Гродно ехал возвращавшийся домой молодой шляхтич Ян Стихорецкий. При себе у него не было ни денег, ни богатых одежд, ни даже сабли, так как всё своё имущество оставил он в Щитовце на попечение своего старого знакомого казацкого десятника Рубенко Василя. Этот Рубенко вместе с братом своим Димитрием обосновался в городе и занялся вместе с другими казаками строительством новых домов, так как рабочих рук было мало, а платили солидно. И вот, расставшись с добрым товарищем по Счетновскому делу, Ян вздумал явиться на родной хутор таким же как и уезжал, то есть без всего. Ежели родня примет радушно живого, но голого парня, то он перевезёт и всё своё добро. Ну а если в укор поставят то, что он, третий сын, прибыл позже всех, никакого добра не привёз, славы не добился, да ещё и живой вернулся на плечи старших братьев да отчима, то уж тут Ян совсем уйдёт. Уйдёт и купит себе деревеньку, женится на гуцулке и будет растить детишек под сенью вишнёвого сада, рассказывая озорным пострелятам о былых подвигах. «А может и ну эту гуцулку, – думал про себя Ян, – сабля остра, ноги ходят, глаза глядят, кровь горяча, вот и поеду по свету славной себе потехи искать. Али я не вольный рыцарь? Раз сам себе пан, то и найдутся ведь кое-какие приключения на долю холостого шляхтича с досугом и деньгами?»
Но по пути Ян занемог. Из-за жара и небывалого упадка сил он не мог идти далее сам. В придорожной харчевне, до которой Ян с трудом добрался, какой-то обрюзгший купчишка с лысой головой на толстой шее вызвался довезти его до Гродно, с расчётом на то, что богоугодный поступок поможет избежать беды. Приняв Яна за крестьянина, купец не был очень уж любезен, хотя и месту на телеге среди ящиков тот был рад. Правда, молодой человек очень скоро пожалел о том, что не остался в харчевне, так как купец оказался не в меру разговорчивым человеком. Он долго ехал рядом с телегой на тощей кобылке и читал нравоучения, наставляя шляхтича на праведную жизнь, которая, по словам купца, заключалась в помощи всем нуждающимся, бедным и больным. Хуже этой монотонной проповеди ничего не могло быть на свете для Яна, ведь приходилось терпеть обращение с собой как с самым последним холопом.
От всего этого горячка Стихорецкого усилилась. Все его члены ныли и болели так, что он даже не мог пошевелиться. Лишь на короткое время Ян забылся сном. Когда он очнулся, то уже не увидел слева от себя лысую голову на заплывшей жиром шее. Справа на одном из ящиков у края телеги спиной к нему сидела девушка. Она украдкой, точно невзначай повернула личико к Яну, но тут же вновь обратила свой взор на густой лес, тянувшийся вдоль дороги.
– Кто вы? – спросил Ян, чувствуя, как слабеет его голос.
– Молчите, вам нельзя утомляться, – произнесла девушка чистым и нежным голосом. – Я Ольга, племянница господина Иоганна Люгерта, который сейчас везёт вас в Гродно.
– Неужели, госпожа, вы со всеми крестьянами так учтивы, и говорите «вы»? – слегка улыбнувшись, произнёс Ян.
– Какой же вы, сударь, крестьянин! – улыбнулась Ольга. – Вы, скорее, воин, чем землепашец, уж я могу отличить. Но прошу вас, ни слова более, не надо расспросов. Если вы ослушаетесь меня, то мне придётся выдать вашу тайну дядюшке Иоганну, а уж поверьте, в гневе он страшен.
И она снова повернула своё личико прочь от Стихорецкого. Ян, хотя и хотел о многом расспросить красавицу Ольгу, но даже перестал думать об этом, так худо ему было. Перед глазами плыли тёмные круги, череда макушек пушистых елей и синее небо в кудрявых облаках сливались в одну мутную массу. Солома под головой колыхалась как мягкая перина, мягко убаюкивая шляхтича под мерный стук колёс и копыт. И проснулся Ян только, когда что-то стукнулось о доски ящика рядом с его головой. Всё его тело ныло, а сердце бешено колотилось в предчувствии чего-то страшного. Только несколько позже Ян узнал что произошло.
Навстречу повозкам господина Люгерта из-за поворота выехали пятеро всадников в чёрно-красной одежде. Они перегородили дорогу каравану, встав полукругом у передней повозки. Один из всадников подъехал прямо к возмущённому купцу и заговорил с ним твёрдым и злым голосом.
– Синьор, – сказал всадник, – вы едите по владениям моего господина и обязаны уплатить налог в пятьдесят фунтов золотом!
– Что? По какому праву вы требуете у меня оплаты налога? – воскликнул побагровевший от негодования купец, кладя руку на кинжал, висевший у пояса. – Все дороги принадлежат королю, а раз его нет, то Великому Совету! Прочь хамы!