Кастручча [= Дневники королевы Оливии]
Шрифт:
Дидель. Я не деятель, не революционер. Я устал мотаться по чужим странам. Я охотно обошелся бы без этого… Так что прошу прощения.
Он вышел. Понтус, засунув руки в карманы, задумчиво покачиваясь, слушает голос Диделя, который доносился с площади.
Голос Диделя. Дамы и господа! На этот раз вы меня выслушаете! Делаю важное сообщение! Прошу прощения, дамы и господа, мне хотелось бы вас увидеть!.. Я долго не был в родной стране! И вот я вернулся! И прежде всего! Должен сказать! Трудно говорить, когда никого не видишь… И вот — я приехал! Слава Королеве-основоположнице! Вы слышите
«Мой милый друг, нам гибель суждена!
Но я готова, мне сладка она!
Люблю, люблю, не в силах передать!
Такого счастья им вовек не знать!
Враги моей любови беззаконной
Пускай коснеют в жизни полусонной!
Пускай живут, полумертвы оне…
Прощай, прощай и помни обо мне!..»
На площади тихо.
Боюсь, что вы не поняли меня! Я имею в виду, что долго жил на чужбине и вот вернулся, и что же я вижу? Дамы и господа, не может быть, чтобы все спали! Я хотел бы знать, слышит ли меня кто-нибудь!.. Неужели неинтересно? Подлинные стихи Королевы! «Враги моей любови беззаконной» — обратите внимание, беззаконной, значит, ее не понимали, значит, ее преследовали враги! А те, кто сейчас утаивает от народа ее слова, — те же враги! «Пускай коснеют в жизни полусонной!» Можете убедиться, подлинные слова! И вот кому-то нужно, чтобы и вы коснели в жизни полусонной! Что получается! Разве не так?..
Тихо на площади.
Картина вторая
Дом Диделя. Стены на этот раз выкрашены в светлые жизнеутверждающие тона. Отец, мать.
Отец (с кистью в руке, обращаясь к портрету Королевы). Прости меня, непорочная, за эту пошлость. Но, сама понимаешь, человеку, который приговорен к домашнему заключению, необходимы светлые тона, мажорный колорит.
Мать. Поставьте внизу свою подпись.
Отец. Чтобы потом по этой мазне судили о моем творчестве?
Мать. Но ведь это единственный памятник стенной живописи, который вы оставляете людям.
Отец. Тем хуже для них.
Понтус вводит в дом Диделя.
Понтус. Вот. Попросил вашего отца выкрасить стены в более, как это… оптимистические цвета.
Дидель. Очень красиво.
Понтус. Теперь так. Ввиду того, что ваш сын будет отбывать заключение под домашним арестом, семье предоставляется помещение из этого, как его… обменного фонда.
Мать (сыну). Сами-то вы довольны?
Дидель. Еще бы.
Отец (указав на грудь). Тут-то, тут-то все в порядке?
Дидель. Тут-то все в порядке.
Понтус. Первое время, не обижайтесь, буду вас запирать, потом привыкнете, будете запирать себя сами. Возьмем подписку о невыезде. Не скрою, мнения были разные. Учтите, что это я добился вам смягчения. Худой мир все же лучше, как говорится, доброй ссоры.
Понтус похлопал по плечу Диделя, приобнял стариков, вывел их из дома.
Щелкнул замок. Дидель остался один. Сначала сидит, согнувшись, как все узники сидят в своих камерах. Потом стал шагать, руки за спиной, как шагают по камере. За окном — грязная кирпичная стена противоположного дома. В окне появился человек с потертой физиономией.
Потертый (смотрит ухмыляясь). Ну что? (Не получив ответа, обиделся.) Молчишь? И сказать нечего? Решил поставить точку над «и» в своем презрении к обществу. Не постеснялся возвести клевету. На кого? На деву, на символ! Ведь это символ наш, об этом ты не подумал? И вот она не может тебе ответить. А знаешь, что полагается за эту, как ее… клевету? По кодексу уголовная статья! А то приехал! Все будут от радости плясать! На гуманность нашу рассчитывал, падла! (Изловчился, чтобы бросить камень, но услышал чье-то приближение и отложил.)
Вспугнул его человек с порочным лицом.
Порочный. Уважаемый… Со мной вы можете говорить абсолютно откровенно.
Дидель. О чем говорить?
Порочный. Вы читали подлинные дневники. Секретные признания, конкретные сведения — покупаю все.
Дидель. Бог подаст.
Порочный. Я плачу. (Огляделся, развернул веером открытки.) Уникальная коллекция. Лучшие девушки Европы. Срок пролетит как миг. Взгляните хоть на одну открытку, это бесплатно.
Дидель. Не хочу вас обманывать, ничего… такого я не знаю.
Порочный. Не верю. Если столько времени это держали в тайне от населения, значит, было из-за чего.
Дидель. Ладно, плыви.
Порочный. Психопат. (Удалился.)
Дидель опять сидит согнувшись, как сидят узники. Поодаль от окна остановилась девочка. Поглядывает по сторонам, словно оказалась здесь случайно. Домашняя, славная девочка с умными глазами.
Дидель. Тебе что-то нужно, девочка?
Не ответила.
Хочешь знать, о чем писала Королева в дневнике?
Девочка кивнула.
Тебе это еще рано.
Девочка помотала головой.
Ну, что бы тебе… Скажем это.
«Люблю, люблю, не в силах передать!
Такого счастья им вовек не знать!