Катарсис. Том 1
Шрифт:
— Полковник, ты неплохой психолог, но слишком прям. Тебе это наверняка мешает в жизни. Наверное, из службы за просто так не увольняют, где-то ты проштрафился. Или сказал что-то невпопад, или приказ выполнил по-своему.
Крутов усмехнулся.
— Кажется, мы достойны друг друга. Когда-нибудь я расскажу тебе, по какой причине я ушел в отставку. Кстати, я не одинок в этом вопросе. У меня появился приятель, бывший майор ОМОНа, которого тоже уволили… за некие грехи. Так вот, он в отличие от меня продолжает работать.
— Каким образом?
— О «дорожных
— Нет.
— У него бандиты убили сестру, и он решил мстить. Собрал бригаду из шоферов, пострадавших от грабителей и убийц, и теперь колесит по дорогам отечества, «мочит» этих скотов без суда и следствия. И совесть его чиста.
Ираклий задумчиво подергал себя за нос.
— Я его понимаю, хотя сам придерживаюсь другой точки зрения. Злобных и трусливых, агрессивных людей, садистов и убийц убивать нельзя, так как их ущербные души слишком рано обретают свободу и возвращаются в мир, чтобы овладеть новыми жертвами.
— Ты веришь в теорию реинкарнации? В устах бывшего полковника это звучит несколько… м-м, необычно.
— Вера — лишь одна из ступеней Лестницы Иакова, — засмеялся Ираклий, — причем самая первая. Всего же ступеней семь. Человек, поднявшийся по всем семи, становится воплощением бога. Но начинать надо с первой, с Веры.
— В бога?
— В человека.
— Я читал, — кивнул Крутов, — но как-то не задумывался над практическим воплощением Лестницы. Семь ступеней — это Вера, Надежда, Любовь, Чистота, кажется, и… э-э… Смирение…
— Благодать и Слава. По сути, Лестница Иакова — это лестница самосовершенствования и самореализации человека. Но вряд ли последние две ступени одолимы человеком, даже адептом духовного Пути. Даже магистром Ордена чести. — Ираклий подмигнул Егору, подшучивая над собой.
Крутов хотел расспросить его о каноническом смысле Лестницы Иакова, однако в это время загремели запоры на двери камеры и тюремщик возвестил:
— Собирайсь на ужин!
Возникла небольшая заминка. Обычно первыми из камеры выходили уголовники, привыкшие считать себя «тюремной элитой», но на сей раз все четверо сначала посмотрели на Егора и его собеседника, как бы признавая их первенство — сработал закон силы, — и лишь потом, увидев, что они не торопятся, зашевелились, воспрянули духом и важно прошествовали к выходу. Крутов встретил иронический взгляд Ираклия, подмигнул ему, и они вышли следом.
Столовая в местном СИЗО была небольшая, всего на двадцать человек, поэтому уединиться было негде, стол здесь был один, и беседовать не хотелось. Лишь поужинав: овсяная каша, хлеб, чай, — и дойдя до камеры, бывшие полковники заговорили, и Ираклий наконец рассказал Крутову историю создания Ордена чести и объяснил его цели.
Егор узнал, что кавалером Ордена может стать каждый человек, добровольно подчиняющийся правилам и дисциплине Ордена, соблюдающий его иерархию и этику вне зависимости от положения, которое он занимает в обществе. Главным же условием продвижения кавалера по иерархической лестнице Ордена было соблюдение «принципа мушкетеров»: один за всех — все за
— Ну, хорошо, звучит красиво, — сказал Крутов. — Однако каждый понимает слово «честь» по-своему. Какой смысл вкладываете в него вы?
— Толкование смысла этого слова может быть только одно, — возразил Ираклий. — Честь означает гармоническое соединение нравственного, разумного и волевого начал — это я цитирую Кодекс кавалеров Ордена, — следование пути, определенного этическими нормами человеческого опыта. С честью несовместимы проявления трусости, малодушия, слабоволия, лживости, алчности, моральной распущенности, унижения одного человека другим. Или ты не согласен?
— Согласен, — вздохнул Егор, вспоминая историю своих отношений с Елизаветой, — только где вы отыщете таких идеальных кавалеров? Существуют ли они в природе вообще?
— Существуют, — кивнул оставшийся серьезным Ираклий, — один из них перед тобой. — Веселая искра в глазах говорившего явно относилась к реакции Егора. — Среди кавалеров Ордена немало офицеров, как действующих, так и в отставке, бывших военнослужащих, в том числе афганцев и ребят, воевавших в Чечне, Абхазии, Молдове, но есть и ученые, писатели, актеры и даже политики.
Крутов скептически поджал губы.
— Политика — дело грязное. Неужели в ваших рядах наблюдаются честные политики?
— По большому счету ты прав. Еще Конфуций сказал: честные речи и любезный вид редко сочетаются в людях. И все же среди кавалеров Ордена чести есть и политики.
— Кто же, если не секрет?
— Моисеев Сергей Евгеньевич, например, Лебедев Александр Иванович, ряд политиков помоложе.
— Ну, хорошо, допустим. Но я так и не разобрался, каких целей добивается ваш Орден, чем занимается.
— Высшая цель Ордена — влияние на судьбу страны, на выбор стратегии развития. Если хочешь — споспешествование росту духовного потенциала народа.
— Ни больше ни меньше, — с иронией поднял бровь Крутов. — Сам-то ты веришь в достижение столь значимых целей? К слову, как ты представляешь себе «споспешествование росту духовного потенциала»?
— Выход один, — Ираклий вдруг погрустнел, — создание воспитательно-этических систем. Этот путь очень долог и труден, но он единственно правильный. И мы — в самом начале пути. Мы создаем детские сады, гимназии, школы, клубы по интересам, спортивные базы, работаем с правоохранительными органами, военкоматами и армией, отдача слабая, но она есть.
Крутов сделал вид, что переваривает информацию. Впечатление, сложившееся у него от всей беседы с Ираклием Кирилловичем, что Орден чести — лишь «крыша» какой-то «новомасонской ложи», укрепилось окончательно. Уж больно эрудированным был этот бывший полковник, ставший магистром районного Ордена, слишком свободно он оперировал понятиями психологического программирования и чересчур профессионально владел рукопашным боем. Вслух же Егор сказал:
— Как ты думаешь, спать можно спокойно или лучше по очереди подежурить?