Катастрофа. История Русской Революции из первых рук

Керенский Александр Федорович

На самом деле Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов был еще не вполне организован в то время, и пока Дума действовала как национальный центр для всей России, пролетариат только начинал формировать свои организации. Временный комитет Думы сносился с царем и армией, отдавал приказы железным дорогам, разослал ту первую телеграмму о событиях в Петрограде, которая, как электрический ток, соединила всю Россию с революционным капиталом. Все это Временный комитет Думы делал без особого давления со стороны «революционной демократии». Он запустил Революцию просто потому, что для нее настало время. Мы также должны помнить, что известие о думских заседаниях явилось первым известием о революции, дошедшим до армии на фронте,

и что успех переворота в очень большой степени был обусловлен тем, что вся действующая армия, почти все его офицеры сразу признали и приветствовали Революцию. Люди, находившиеся на линии фронта (за исключением разве что Балтийского флота), яснее всех сознавали, что Россия стоит на краю катастрофы и именно у них авторитет Думы был выше всего.

Те вожди Совета, которые вдруг поднялись на свои посты только потому, что они участвовали в революции 1905 г., настолько ясно осознали господствующую роль Думы, что сразу решили, что эта революция 1917 г. была «буржуазным» движением. Они догматически заявляли, что по всем правилам «научного» социализма революционная демократия не должна входить в это буржуазное правительство. Эти потенциальные лидеры были далеки от понимания реального положения дел. Они не только считали само собой разумеющимся, что буржуазное правительство будет иметь монархические тенденции, но считали его достаточно сильным, чтобы претворить их в жизнь, и поэтому поспешили принять все возможные меры, чтобы предотвратить это. Так, руководители первого Исполкома Совета на полном серьезе внесли в манифест, который они наметили для нового правительства, следующий поразительный пункт:

«Правительство обязуется воздерживаться от всяких актов, заранее определяющих форму будущего русского правительства».

Насколько я помню, Временный комитет Думы не принял этого пункта, и он не вошёл в окончательный проект первого манифеста Временного правительства. Какую скудную власть должны были приписывать вожди Петросовета революционной демократии, которую они якобы представляли, поскольку вместо того, чтобы требовать немедленного провозглашения республики в России, они предприняли эту жалкую попытку ограничить власть тех, кого они считали хозяевами положения!

События, рассматриваемые с нашей точки зрения в Думе, показали, что революция победила, но мы не были вполне уверены, какими силами еще может располагать старое правительство. Мы даже не знали, где находится правительство, что оно делает и какие силы оно имеет за пределами Петрограда. Мы слышали, что в тот же вечер правительство должно было собраться в Мариинском дворце. Мы направили во дворец отряд солдат с броневиками для ареста правительства, но наши посланники вернулись около полуночи и сказали, что их обстреляли из пулеметов на Морской и что они не смогли пробиться во дворец. Потом пошли слухи, что правительство заседало в Адмиралтействе под защитой войск и артиллерии из Гатчины.

Мы ничего не знали о том, что делается в Ставке, где находился Государь. Выяснилось, что он послал генерала Иванова, героя первой кампании в Галиции, с армией, чтобы взять Петроград и навести там порядок. Этот отряд прибыл в Царское Село на рассвете 1 марта и там просто растаял в огне Революции. Однако самому генералу удалось вовремя бежать.

Возникла необходимость организовать серьезную оборону на случай непредвиденных обстоятельств и взять на себя управление войсками Петроградского гарнизона. Но в первый день в нашем распоряжении почти не было ни офицеров, ни кого-либо с достаточным техническим опытом. Я думаю, что только вечером 28 февраля или 1 марта Гучков начал отдавать приказы. Но вечером 27 февраля Временный комитет Думы организовал военную комиссию, состоявшую сначала из штатских, сведущих в военном деле, горстки офицеров и рядовых и меня. Позже главой комиссии был назначен Энгельгардт, полковник Генерального штаба и член Думы

от консерваторов. По странной иронии судьбы эта военная комиссия, руководившая борьбой с протопоповской полицией, располагалась в той самой комнате, в которой совсем недавно жил Протопопов, работавший и временно живший в бытность его товарищем председателя Думы до назначения. министром внутренних дел в 1916 г.

Наши военные трудности осложнялись еще и тем, что имевшиеся в нашем распоряжении солдатские массы в те критические дни были почти лишены офицеров. Помню, с каким нетерпением все мы в Думе ждали прибытия офицеров и генералов, ибо понимали, что разрыв между солдатами и офицерами петроградского гарнизона был большим несчастьем для армии. Вечером 27 февраля к Думе подошел первый резервный пехотный полк. Это был первый полк, прибывший в полном составе, во главе с полковником и офицерами. Плохое впечатление, произведенное на всю армию несчастной и слишком явной неприязнью между офицерами и солдатами петроградского гарнизона, станет более очевидным далее в моем повествовании. Можно с достаточной уверенностью сказать, что, если бы офицерство в Петрограде немедленно возглавило движение, как это сделали офицеры на фронте, русская революция избежала бы многих бедствий.

Но в первые дни революции питерских офицеров не было видно. Тем не менее нам удалось кое-как решить стоявшие перед нами военные вопросы, хотя мы прекрасно понимали, что не сможем противостоять никакому серьезному наступлению и что двух-трех хорошо дисциплинированных полков было бы достаточно, чтобы избавиться от нас. Но в те дни у старой власти не было ни одного солдата, который наставил бы свой штык против народа, против Думы или Совета. В этом наша сила, сила нашего духа и наш авторитет. Он опирался на общую волю, общую любовь и общую ненависть.

Временное отсутствие офицеров облегчило совету проникновение в казармы. Вожди Советов быстро воспользовались преимуществом, которое им давало влияние на 150-тысячный петроградский гарнизон. Надо отдать им должное – это преимущество они использовали в полной мере и даже сверх того.

В ночь на 28 февраля Исполнительный комитет Совета образовал свою так называемую Военную комиссию. Эта комиссия вскоре установила тесную связь со всеми частями гарнизона столицы и в течение первых двух месяцев революции, когда Гучков был военным министром, а Корнилов военным комендантом города, успешно конкурировала с официальными военными властями.

27 февраля, вечером, Временный комитет Думы послал депутата Бубликова с революционным отрядом для захвата центрального железнодорожного телеграфа. Это был своевременный и очень важный шаг, который сразу дал Думе контроль над всей системой железных дорог и сделал невозможным отправление поездов без одобрения Бубликова, назначенного думским уполномоченным по путям сообщения. Бубликов также телеграфировал первое известие о Революции во все концы России, и оно немедленно распространилось по всей стране и по армии. Железнодорожники приняли революцию без колебаний и с большим энтузиазмом. В то же время они проявляли прекрасную дисциплину, и благодаря их усилиям воинские эшелоны шли исправно, а общее движение не прерывалось.

Словом, к ночи 28 февраля мы сделали такие большие успехи, что возврат к прошлому был уже невозможен. О компромиссе или мирном решении конфликта между старой властью и народом уже не могло быть и речи. Временный комитет Думы соперничал со старым правительством за верховную власть, хотя Дума в целом медленно осознавала, что произошло. Оно еще не решилось формально признать решительный разрыв между народом и старой властью. Оставались надежды, что старое правительство, наконец, осознает положение и призовет к власти людей, пользующихся доверием народа, и т. д. Но так как события сменяли друг друга с молниеносной быстротой, оставаться в нерешительности стало невозможно и невыносимо.