Кати в Америке
Шрифт:
Я заметила, что у Джона, должно быть, сказочно хорошая память, если он помнит то, что случилось во второй половине XIX века, и тогда выяснилось, что его прадедушка со стороны матери говорил, что дни Реконструкции никогда не следует забывать! А последующие поколения потом только подмяукивали.
— Нет, — утверждал Джон, — совершенно необходимо, чтобы негры по меньшей мере еще одно столетие оставались на своих местах, по крайней мере до тех пор, пока не станут более образованными.
Я возразила, что, возможно, в таком случае не мешало бы вложить чуточку больше денег в образование негров. И добавила: мол, я не верю, что так уж опасно для жизни американцев выказать неграм хоть капельку обычной человечности и дружелюбия.
Джон был уже близок к панике, боясь, что кто-нибудь из сидящих вокруг услышит, какая я nigger lover [160] . Это худшее прозвище, которое вообще может прозвучать на Юге. Но я продолжала неутомимо интервьюировать
Да и вообще, нет ни одного ресторана для белых, в котором обслужили бы негра. Может ли Джон представить себе, что ходит в гости к негру?
160
Поклонница ниггеров, черномазых (англ.). Nigger — худшее оскорбительное слово, которым американские расисты называют негров. Ныне абсолютно недопустимо, хотя встречается в литературе, в частности в повести Марка Твена «Приключения Гекльберри Финна».
Джон даже не пытался ответить на эти вопросы, он только стонал. Я решила освободить его от общества такой опасной анархистки, как я, и сказала, что мне надо в мире и покое подумать. И села на скамейку среди деревьев возле Джексон-сквер [161] и стала думать. Я пыталась представить себе, как это было бы, будь я не Кати из Стокгольма, а негритянской девушкой здесь, в штате Луизиана. Да, как это, собственно говоря, могло бы быть? Прежде всего мне нельзя было бы сидеть на этой скамейке, где разрешается сидеть только белым.
161
Центральная площадь во Французском квартале Нового Орлеана
Быть может, у меня возникло бы желание посетить соседний музей, совсем рядом. Там висят плети и железные цепи, которыми пользовались белые, чтобы истязать и мучить моих предков. Там находится и большой стол, который в минувшие времена употреблялся на аукционах рабов. На этот стол выставлялись мои предки на обозрение желающим их купить. Я и сейчас еще могла бы увидеть следы, оставленные их ногами на деревянном столе. Я могла бы увидеть все это... если бы мне было дозволено войти в музей. Но этого мне нельзя.
Если бы я захотела сесть в трамвай, чтобы уехать отсюда, я могла бы, разумеется, это сделать. Но я не могу сесть там, где захочется. «For colored patrons» [162] — этой табличкой я должна руководствоваться. Если бы я захотела пить и нашла фонтанчик на улице, то не могла бы удовлетворить там жажду, — это могут сделать только белые, потому что их жажда благороднее моей. Если бы мне понадобилось что-нибудь купить, я могла бы зайти в магазин и сделать это, да, пожалуйста, потому что белые сделали открытие, что мои деньгиничем не отличаются от их денег. Но, понятно, меня не будут обслуживать так, как если бы я была белой. Меня не станут называть «мисс». И есть множество магазинов, которые специально оповещают, что обслуживают «дискриминированных» покупателей. Я, очевидно, могла бы посещать high schoolи college [163] , потому что их на удивление много для меня и таких, как я, но, во всяком случае, я не могла бы никогда получить работу, где реализовала бы свои знания. Мне пришлось бы довольствоваться какой-нибудь скромной должностью уборщицы в отеле, должностью экономки или чем-то таким. Да и за свою работу я получала бы гораздо меньше денег, чем если бы была белой. А когда я мыла бы посуду, мне не разрешалось бы смешивать мой обеденный прибор с господскими. Не могла бы я здесь, в Новом Орлеане, пойти посмотреть один из знаменитых футбольных матчей. Не могла бы поплыть на пароходе на такую экскурсию, которую совершила, будучи Кати из Стокгольма. Не могла бы посидеть в одном из уютных ресторанчиков в Vieux Carre. Я не могла бы сделать этого и ничего другого, даже если бы у меня было много денег. Ничто не поможет, даже если моя кровь на три четверти состоит из той самой необыкновенной крови белого человека. Если у меня в жилах течет самая малость негритянской крови, то я есть и останусь негритянкой. Я — Джим Кроу [164] и подчиняюсь запретам для Джимов Кроу, которые придумала белая раса, чтобы моя знала свое место, — потому что «покажи негру палец, он всю руку отхватит», и вспомни Reconstruction, и «ни один человек, рожденный не на Юге, не может понять...». Понять что именно?.. А то, что « niggers», « darkies» [165] , « sambos» [166] , « pickaninnies» [167] , собственно говоря, не что иное, как скопище диких зверей, которые недавно вышли из джунглей.
162
Только для цветных пассажиров» (англ.).
163
Средняя школа (9— 12-й классы общеобразовательной школы с четырехлетним сроком обучения; старшая средняя школа с трех¬летним сроком обучения); колледж — самостоятельное учебное заведение с двухлетним или четырехлетним сроком обучения.
164
Джим Кроу— презрительное прозвище негров.
165
Негры, чернокожие (англ., презр.).
166
Самбо, потомство от смешанных браков между неграми и индейцами; разг. — негр (англ.).
167
Негритята (англ.).
Такова горькая действительность для меня, бедной негритянской девушки из Луизианы. И единственное утешение, которое я могу придумать, — то, что есть штаты гораздо хуже. Есть штат, который называется «Миссисипи», — самый худший, и я должна радоваться, что родилась не там. Ричард Райт [168] родился там, да, тот, что написал повесть «Черный юноша».
Со вздохом облегчения, что я все же Кати из Стокгольма, я поднялась со скамейки и рысью помчалась в отель — посмотреть, жива ли еще Тетушка. С человеческой точки зрения, она была жива. Она оставила небольшую записку, в которой сообщала, что уехала с миссис Хаммонд и что пусть я только посмею снова явиться так же поздно и сегодня вечером!
168
Райт Ричард(1908—1945) — писатель, один из представителей афроамериканской прозы, автор автобиографической повести «Черный юноша» (1945).
В эту минуту как раз явилась наша милая Рози — горничная-негритянка с миндалевидными глазами. Много дней я пыталась вступить в контакт с кем-нибудь, кто рассказал бы мне, как сами негры смотрят на свое положение. Но только попытайтесь это сделать, и вы увидите, как нелегко белой женщине вступить в беседу с негром в стране, где белые практически никогда с ними не разговаривают. Не могу представить себе, что бы произошло, если бы я без всякого, просто так подошла к кому-нибудь на улице и попросила бы побеседовать со мной. Но тут я попыталась заговорить с Рози. Она оченьудивилась. Сначала она была необычайно немногословна, но в конце концов у нее развязался язык. Она сказала: она не думает, будто добрый Бог считал, что так и должно быть.
— Белые смотрят на нас как на животных. I just wonder why [169] , — сказала она, печально глядя перед собой своими прекрасными глазами. — I just wonder why, — повторяла она раз за разом, как будто я совершенно не понимала, что ей и в самом деле необходимо объяснение. — А в вашей стране много цветных? — робко спросила она под конец. Слова ее звучали неописуемо смиренно, примерно так, словно она задавала вопрос, есть ли и у нас те, кого можно топтать ногами.
169
Я удивляюсь, почему это так (англ.).
Потом она рассказала о своих детях. О детях просто очаровательных. Младшая, Оливия, она quite a lady [170] , уверяла Рози. Тут я нахально спросила: нельзя ли мне прийти к ней домой — посмотреть на необыкновенную Оливию? Предложи я ей драгоценности, принадлежащие шведскому государству, она бы не так удивилась! Она удивилась и пришла в восторг. Ужасно, что мои слова вызвали такой восторг: белая женщина снизойдет до того, чтобы посетить ее дом!
170
Точь-в-точь как настоящая леди (англ.).
Я не совсем отчетливо понимала, какое это потрясающее событие, прежде чем несколько часов спустя не прибыла в квартал, где живет Рози. Весь квартал был взбудоражен! Курчавые ребятишки, толпой окружившие такси, на котором я приехала, показали мне дом, где жила Рози. Слухи о моем предстоящем визите явно распространились по всему кварталу. У шофера был такой вид, словно он проглотил что-то несъедобное, и он несколько раз спросил, не хочу ли я, чтобы он подождал меня на улице. Этого я не хотела.