Каторга
Шрифт:
– А где такой-то? Что я его третий день не вижу?
– Сушится!
Значит, сидит в темном карцере.
Чтобы увернуться от всех этих прелестей, начиная с мантов, продолжая лозами и кончая сушилкой, каторжанину нужно быть или уж особенно ф а р т о в ы м, или уметь ф е л ь д и т ь.
Этот совершил 20 преступлений и попался только на 21-м, а тот и на первом "вляпался", да так, что пришел на 20 лет. За тем числится десятка полтора человеческих жизней, а он пришел, как бродяга, на полтора года "за скрытие родословия": отбудет и опять уйдет, а другой, - каторга это знает, - ни за что сидит,
– Он человек фартовый!
– говорят про человека, когда хотят сказать, что это человек добрый, широкая натура, - человек, готовый помочь ближнему безо всякой даже выгоды для себя.
– Он ф а р т о в е ц! Он человек фартовый!
– говорят с завистью и про человека, которому сходят с рук всякие гадости.
А когда поселенец говорит про сожительницу, или каторжанин про жену, добровольно за ним последовавшую: "она пошла на фарт", - мне не нужно объяснять вам значения этого выражения.
Слово ф е л ь д и т ь означает "обманывать". Но в то время, как каторжанину "пришивают бороду", - начальство только б е р у т н а ф е л ь д у. Ф е л ь д а означает обман, хитрость, лукавство именно перед начальством. Говорят, что слово "фельда" специально сахалинское и появилось на свет в то время, когда смотрителем Воеводской тюрьмы был некто Фельдман, о котором я уже упоминал. Тогда только хитрость, только лукавство могло спасти каторжанина от мант и лоз: Фельдман не признавал непоротых арестантов. Арестанты и фельдили перед Фельдманом, как Фельдман, кормивший тюрьму сырым хлебом и экономивший на "припеке", фельдил перед начальством. Историческое объяснение, не лишенное интереса.
Низкопоклонство и наушничество - два самых испытанных приема "фельды". Для них у каторги есть два выражения: б и т ь х в о с т о м и у д а р и т ь п л е с о м. В сущности, "он бьет хвостом" или "он ударяет плесом" значит, что арестант ловко уклоняется от наиболее трудных работ. Но так как для этого есть на каторге только два средства: подольщаться и наушничать, то каторга и говорит про людей, лебезящих перед начальством:
– Ишь, словно рыба на песке: так и бьет плесом, - не трожь, мол.
Выражение "бить хвостом" показывает вам, как каторга смотрит на доносчика. Она зовет его л я г а ш е м или с у ч к о й. Он перед начальством "бьет хвостом". Она и обращается с ним, как с собакой. Накляузничать на каторжном языке называется л я г н у т ь или с в е з т и т а ч к у. А обвинить перед начальством человека так, чтоб он уж и не выкарабкался, называется - его совсем уж з а с ы п а т ь.
За это каторга знает одно наказание, которое она с каторжным юмором называет: н а л и т ь к а к б о г а т о м у, т. е. сильно избить, бить "пока влезет", и, чтоб человек не видел,
– Двойная польза, - объясняют каторжане, - и головы во зле не прошибут, - жив останется, и уж "нальют как богатому": орать не будет.
Как и все измученные, исстрадавшиеся, озлобленные, с издерганными нервами люди, каторжане любят злить и мучить других. Беда, если каторга, умеющая тонко подмечать у людей слабости, заметит, что человек с к и п и д а р н ы й, т. е. его можно легко рассердить. Тогда з а с к и п и д а р и т ь такого человека, из него о г н я д о б ы т ь - первое удовольствие для каторги. Есть изумительные мастера по этой части. И я только диву давался, как они тонко знают свое начальство. Если бы начальство хоть в сотую часть так знало их! Скажет слово, кажется, самое невинное, а глядишь, господин смотритель уже "заскипидарился".
– Я только, чтобы по закону...
Господин смотритель краснеет:
– А вот я тебе покажу закон! Лишенный всех прав, а туда же рассуждать лезет и учить. Законник он! Ты бы, мерзавец, лучше об законе думал, когда грабить шел.
– Да мне что ж! Я только, чтобы, как по инструкциям...
Смотритель даже подпрыгивает на месте. Если бы тут не было "писателя".
– Я тебе выпишу инструкции! Ты учить, учить меня?!
– Зачем учить! Мне только, чтобы, что по табели полагается, выдавали.
– По табели? По табели??!
Смотритель весь побагровел.
– Да вы успокойтесь, - говорю я ему, - ну, чего вам волноваться! Стоит ли?
– Нет, какова каналья! Как сыплет: по закону, по инструкции, по табели!..
А каторга, глядя на эту сцену, - вижу, - давится со смеху. Смотрителя в п у з ы р е к з а г н а л и, - на языке каторги так называется довести человека до неистовства, когда он уже "землю роет".
– Ну, зачем ты?
– спрашиваю потом каторжанина.
– А он этих самых слов очинно не любит. Ему что хошь говори, ничего. А вот "табели" он особенно не уважает!
– Да ведь выпороть за это может.
– И очень просто!
– Ну, зачем же ты, чудак-человек?
– Эх, ваше высокоблагородие, не понять вам нас. Посидели бы как мы, не стали бы спрашивать "зачем?". Зло возьмет. Сорвать хочется.
"Заскипидарить", "огня добыть", "в пузырек загнать", - все это выражения применительно к начальству. Это каторга уважает. Задеть, оскорбить ни за что ни про что своего брата, это каторга презирает и называет у к у с и т ь. Она смотрит на человека, делающего это, как на шальную собаку, которая кусает людей ни за что ни про что. Она презирает это и вечно этим занимается.
– Особачишься тут!
– говорят каторжане.
Когда, повторяю, у человека издерганы нервы, ему доставляет удовольствие дернуть за нервы другого. Я мучаюсь, - и другой пусть чувствует. Страдание - плохой отец сострадания.
От скуки, безделья и оттого, что там большинство ведь испорченных людей, на каторге страшно развита ложь. Каторга зовет таких людей з а л и в а л а м и, з в о н а р я м и и х л о п у ш а м и. Но так как этот недостаток общий, то относится к этому добродушно. И для определения лжеца у нее есть два названия, в которых больше юмора, чем злости.