Каторга

Север Гай Михайлович

— Дерьмо, — осклабился Дед, наблюдая за тем, как Умник нажимает клавиши.

— С этим никто не спорит, — сказал Умник серьезно. — Вопрос только в количестве. У кого-то больше, у кого-то меньше, у одного очень много, у другого почти ничего. Поэтому выливай из головы дерьмо, чтобы не мешало, и соображай как не сдохнуть в горах. А в горах не сдохнуть совсем не трудно, нужно только правила соблюдать.

— Да, но... Ведь здесь ничего больше нет, только зона! Только рудник, забои, дерьмо, только уроды и сволочи... Куда я пойду? Нахрен бы им дверь

закрывать, действительно! Куда я пойду?

— Лысый, ты взрослый ведь человек? Сам выбирай. Тем более, выбирать очень просто: ноль или один. Ворота одни, для всех. Хочешь — сгноись в отстойнике. Хочешь — сваливай в горы и дыши воздухом. Воздух и солнце, что еще надо? Жизнь у тебя только одна, сейчас. Выбирай сам. Я просто очень хочу узнать, за что меня так, а так бы я уже давно отвалил. И никто бы не бил в голову. Ага... Вот смотри...

Экран на стене ожил. Умник следил за бегущими строчками, затем нажал клавишу, и бег таблицы остановился.

— Смотри. Пока я думаю так, что эти цифры — наши каторжные номера. Если перейти по этому знаку, — Умник нажал клавишу, — открывается таблица, в которой, я уверен, и зашифровано наше прошлое...

— Гы-гы-гы, — осклабился Лысый. — Дело, значит, за малым. Узнать, какой у тебя номер. Как? Расшифровать эти ублюдские закорючки. Как?

— Лысый, если ты хоть как-то умеешь думать, ничего не потеряно. Можешь поверить, если у тебя из башки не стерли все до конца, если ты понимаешь, что эти штуки можно расшифровать... Ты их расшифруешь. Лысый, я тебе скажу вещь, очень важную, только пойми правильно... Не забывай, что ты — самый обыкновенный робот. И работаешь по правилам, которые до тошноты элементарны. И у тебя, как у робота, есть определенный ресурс. Ты можешь пускать его на всякий мусор и хлам, флаг тебе в руки и трубку в анус. Но попробуй определиться, что для тебя в жизни важное, действительно важное. Попробуй пусти его только на это важное, не на мусор и хлам, — и офигеешь.

— Хи-хи-хи, — сказал Дед невесело. — И как мне, скажи на милость, узнать, что для меня мусор и хлам, а что нет? Может, подскажешь, Умник?

— Этого тебе, Дед, не скажет никто, — Умник отключил экран и поднялся. — У тебя на плечах что? Голова. А в ней что?

— Дерьмо, — осклабился Лысый и загоготал.

На место раздавленного толстяка перевели Гнуса — верзилу без лба и с расплющенным носом, над которым таращились глазки. До обеда, пока они долбили нескончаемую породу и валили ее на нескончаемое полотно, Гнус то и дело оборачивался в сторону Умника и, зловеще скалясь, переговаривался с напарниками. Иногда они оборачивались все вместе, злобно смотрели на Умника, Лысого, Деда и снова о чем-то переговаривались. Дежурные возвращались часто, чаще обычного, подходили к Гнусу и Тормозу, говорили с ними, оборачивались на Умника, Лысого, Деда и вскоре, перед обедом, исчезли вообще.

Дед, наблюдая что творится на участке соседей, только качал головой.

— Чувствую, не дадут нам сегодня обедать, — проорал он Лысому в серое ухо.

Лысый кивнул. Наконец объявили обед, и грохот осыпался, и в тишине проступили ругательства, гогот, стук ложек. Дед, Лысый и Умник уселись на своем участке, в пыльное крошево камня, достали посуду, принялись за обед. Минут через пять Гнус, наконец, подошел к Умнику и стал перед ним, бросая тусклую тень. Умник продолжал стучать ложкой, не замечая верзилу. Рядом с Гнусом остановился и Тормоз.

— Але, черепа, — поздоровался Гнус и хихикнул. — Хлеб да соль.

— Взаимно, — откликнулся Дед спокойно. — Что надо? Не мешай принимать пищу.

— Хавайте, черепа, хавайте. Я, вообще-то, не к вам. Я к этому.

— Ну, — Умник отставил ложку и поднял голову.

— Куда ты водил народ вчера вечером?

— В смысле?

— В смысле «в смысле»? Я спрашиваю, куда вы вчера ходили после работы?

— Ты про люк? Чего спрашиваешь, когда сам видел.

— Я спрашиваю, что там такое и зачем вы туда шарились.

— Там коридор, много дверей, кресла, пульты, экраны. Сходи сам посмотри, если тебе интересно.

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать: открывай люк, заходи и смотри, если тебе интересно. Там не заперто. Заходи и шарься сколько влезет.

— Что-то я, черепа, не понял, — Гнус обернулся к своим и хихикнул. — Он меня что, за дурака держит?

— Да он нас тут всех за дураков держит, — хрюкнул Тормоз. — Ему уже давно пора яйца на уши намотать, пидору гнойному.

— Я тоже, черепа, думаю, что пора, — Гнус выбил ногой из рук Умника миску с похлебкой. — Зачем ты туда ходил, сученыш?

Умник поднялся и стал перед Гнусом, глядя в глаза. Гнус секунду держался, затем отвел глаза в сторону, обернулся к своим и мерзко хихикнул:

— Посмотреть, хи-хи-хи... И что же ты там увидел, интересно спросить? — он опять повернулся к Умнику и посмотрел ему в подбородок.

— Пока ничего особенного. Там все пока непонятно.

— А что там должно быть понятно? — Гнус хихикнул еще раз, глазки его сверкнули.

— Мне там нужно кое-что узнать. Это личное, — сказал Умник серьезно. — К вам никакого отношения не имеет.

— Личное, черепа, — Гнус обернулся к своим. — Личное — значит личное, хи-хи-хи, дело святое... На личное мне насрать. Мне вот не нравится, что ты там шаришься. Чтобы я тебя там больше не видел. Понял, козел?

— Нет, не понял. Какое тебе дело, что я там шарюсь? Я же тебе говорю, что к вам это никакого отношения не имеет.

— Давай его, Гнус, замочим тут, наконец, — вякнул Тормоз. — Затрахал он уже по самое нехочу. Мы тут, кретины, ходим и ходим, сколько тут себя помним, живем себе спокойно, без всяких вонючих люков, нам до них дела нет. И вот тебе — раз, выскакивает какой-то вонючий пидор из какой-то вонючей жопы, и лезет во всякие дыры, как какой-то ушастый член, и еще заявляет, что мы тут отстой, гнилье и моча.