Каторжник император. Беньовский
Шрифт:
— Хамуд, голубчик... Ты не возражаешь, если мы все отведаем индейку на свежем воздухе, на твоей веранде?
— Какие могут быть возражения, полковник!
— Спасибо тебе, Хамуд. Тогда распорядись на правах хозяина. И пусть шкипера угостят.
Как только Хамуд удалился, Беньовский стал выяснять, владеют ли Валид и его сын какими-нибудь языками кроме арабского. Попытался было заговорить с ними по-малагасийски, но купец отрицательно покачал головой. Всё разрешилось просто. Валид заговорил по-французски, хотя и с чудовищным акцентом, путая окончания слов. Оказалось, что в прежние годы он держал торговый дом в Пондишери, французском владении на восточном побережье Индии, и там
— Я не сказал тебе о главном, — начал Беньовский.
— Слушаю тебя, вазир.
— Могут ли твои ювелиры изготовить большой серебряный медальон и выгравировать на нём несложный рисунок?
— Мои ювелиры всё могут. Покажи рисунок.
Беньовский отомкнул сундук, в котором хранил деньги и наиболее ценные вещи, и извлёк ту самую дощечку, которая досталась ему от старосты Ракутубе.
— Вот тебе и рисунок.
Валид взглянул на дощечку и недовольно поморщился.
— Обижаешь. Разве это работа? Мои искусные мастера могли бы сделать сложную чеканку, растительный орнамент с причудливым переплетением цветов и листьев. А это детский рисунок. Его нацарапает тебе любой начинающий подмастерье.
— Пойми, Валид... Для меня очень важно иметь медальон. Именно с этим рисунком. Это будет копия старой семейной реликвии, которая оказалась утерянной.
— Но я вижу на дощечке изображение какого-то животного. Аллаху не угодно, чтобы мы изображали человека или всякую животную тварь. Не хочешь, чтобы мои мастера изобразили красивые цветы?
— Не надо мне твоих красивых цветов. Рисунок на медальоне должен быть точно таким, как на дощечке. Выполнишь мой заказ, можешь в течение года беспошлинно торговать на всём восточном побережье Мадагаскара.
— Я сделаю тебе то, что ты просишь. Да простит Аллах мои прегрешения, — молитвенно произнёс Валид и передал дощечку сыну. Тот спрятал её за пазуху.
— И ещё прошу тебя... — продолжал Беньовский. — Медальон должен выглядеть старым, потемневшим. Как будто ему добрая сотня лет.
— Мои ювелиры знают все секреты ремесла.
— И сколько будет стоить такая работа?
— За эту безделушку я с тебя много не возьму. Работа-то пустяковая.
— Рад, Валид, что мы поняли друг друга.
После сытной еды гость пожелал вздремнуть у Хамуда. В его хижине имелось специальное помещение для приезжих гостей. Здесь обычно останавливались компаньоны мосье Дюма. Широкую кровать прикрывал полог из тонкой прозрачной ткани, спасавшей от назойливых москитов.
— Я, пожалуй, останусь у тебя, друг Хамуд, до утра, — сказал он хозяину. — Завтра потолкуем с тобой о наших торговых делах.
Сыну он отдал распоряжение отправляться на шхуну, а утром прибыть с заветным ларцом, который был спрятан в хозяйской каюте в сундуке под надёжным замком. В ларце хранились разные драгоценности. Пусть белый вазир сам выберет по вкусу ценные украшения для своих женщин.
— Готовь деньги, большие деньги! — сказал он Беньовскому и попросил Хамуда принести ему кальян с ароматным турецким табаком.
Встреча с богатым арабским купцом изменила первоначальное намерение Мориса Августа отбыть на фрегате для устрашающей операции. Он перепоручил эту миссию капитану Ковачу, напутствовал его, и ранним утром «Орлеан» поднял паруса.
Солнце уже поднялось над океаном, когда прибыл в сопровождении двух рослых арабов-охранников, вооружённых кривыми саблями и пистолетами, сын Валида. В руках он держал ларец кипарисового дерева.
В палатке Беньовского Валид высыпал на стол содержимое ларца: жемчужные и коралловые ожерелья, массивные браслеты, покрытые узорчатым орнаментом, перстни с рубинами и изумрудами, серьги с причудливыми подвесками и многое другое. Самыми ценными и впечатляющими вещицами среди всех этих драгоценностей оказались два золотых ажурных колье с бриллиантами и тяжёлая узорчатая диадема, в центре которой сверкал довольно крупный шлифованный алмаз, а вокруг симметрично располагались другие камни, поменьше.
— Беру вот это колье и диадему, — сказал Беньовский и подумал, что его Фредерика, дочь средней руки провинциального помещика, могла бы быть довольна и более скромным подарком. Ну да пусть знает, чья она жена. Сверкающую драгоценными камнями диадему он взял в руку и с восхищением стал разглядывать, ощущая её тяжесть. Эту прелестную вещицу будет носить на своей головке ослепительная красавица фаворитка. Ему вспомнились тонкие черты лица Марии Жанны Дюбарри, аромат её дорогих духов.
За драгоценности Беньовский расплатился с Валидом сполна, не торгуясь. Пришлось вынуть из сундука два увесистых кожаных мешочка, набитых серебряными монетами, французскими ливрами, голландскими флоринами, испанскими и турецкими пиастрами. Дорого обошлись ему покупки, но Морис Август знал, что здешняя цена ювелирных драгоценностей не шла ни в какое сравнение с ценами европейскими. В Европе за такие вещицы платили втридорога. Беньовский не особенно сокрушался, что его личная казна заметно поубавилась. При известной изворотливости и сноровке он скоро её восполнит. В очередном отчёте морскому министру о расходах он укажет, что потратил такую-то сумму на пропитание туземной рабочей силы, которой в действительности никто ничего не платил. Укажет завышенные суммы, израсходованные на подарки вождям. Можно и подзадержать выплату жалованья солдатам под каким-либо благовидным предлогом. Корпусной казначей, который ведёт всю бухгалтерию, человек покладистый и на злоупотребления полковника смотрит сквозь пальцы. За это Беньовский выплачивает ему изрядную прибавку к жалованью.
Расставался Беньовский с Валидом сердечно, дружески. Побывал по его приглашению на шхуне и отведал там жирной наперченной баранины с рисом. Купец заботился об удобствах и сытной еде даже во время плаваний и держал в трюме шхуны живых баранов.
Вернулся на фрегате Ковач и доложил полковнику о результатах плавания. Яростная артиллерийская стрельба по кромке прибрежных зарослей переполошила местных жителей. Высадившийся десант углубился по лесным тропам в середину острова и встретил там три покинутые деревни. Их обитатели, охваченные паническим страхом, разбежались, укрываясь в джунглях. Солдаты малость пограбили брошенные дома. К исходу второго дня в деревни возвратились некоторые старики и взрослые мужчины, кто посмелее. Солдаты собрали нескольких малагасийцев и привели к Ковачу. Капитан через переводчика Филиппа стал втолковывать им, что он и его люди пришли сюда как гости. А гостей бояться не следует. Пусть все жители деревень возвращаются в свои жилища. Никто их не тронет. Пусть они также разыщут своего старосту и передадут ему и его старейшинам приглашение посетить корабль в качестве почётных гостей. Их ждут подарки.
Староста, щуплый малорослый человек неопределённого возраста, прибыл на «Орлеан», сопровождаемый четырьмя старейшинами. Держались они пугливо, настороженно. Даже подарки и вино не сделали их слишком оживлёнными и словоохотливыми. Переговоры шли нудно, вяло. Староста никак не мог понять — чего от него хочет вазиха с большого корабля. А Ковач требовал ни много ни мало — отдаться под покровительство короля Людовика, помириться со старостой Ракутубе и дать обещание воздерживаться от всяких недружелюбных действий против соседей и ещё послать полсотни крепких мужчин на строительные работы.