Каторжник император. Беньовский
Шрифт:
Внимание Мориса Августа привлекла небольшая дощечка красного дерева, прибитая над входом в дом. Она была старой, потемневшей, в трещинках. На ней был выцарапан ножом или резцом какой-то узор или рисунок.
— Что это означает? — спросил Беньовский старосту, указывая на дощечку.
— Мне досталась эта вещь от деда, а ему от его деда, — ответил Ракутубе и, встав с плетёного кресла, постоял перед дощечкой в благоговейном молчании, а затем поклонился ей, словно иконе.
— Видишь, в верхней части дощечки круг. Это солнце. А под ним зверёк, бабакота, которого мы почитаем. Символ наших предков. Точно такое изображение было вырезано на круглой серебряной бляхе. Её носил
Староста дополнил свои слова выразительными жестами, чтобы гость мог его понять, — вот такая большая бляха, круглая, на цепочке.
— Ампансакабе, ты говоришь? Филипп что-то рассказывал о нём.
— Какой же малагасиец не знает этого славного имени! Это был могущественный правитель всего восточного побережья. Однажды он посетил дом моего предка и оставил ему на память эту дощечку.
— Любопытно. Ты не позволишь мне, Ракутубе, срисовать для себя это изображение?
— Зачем же срисовывать? Я подарю тебе дощечку. Не эту, старую, а другую, копию. Этой моя семья дорожит.
Староста удалился в недра дома и через некоторое время принёс дощечку, совсем не потемневшую и без трещинок.
— Видишь, на ней точно такой же рисунок. Сам вырезал, когда был помоложе. Тогда я любил резать по дереву.
— Спасибо, Ракутубе. А давно ли жил этот вождь и какова оказалась его судьба?
— Дед моего деда ещё помнил Ампансакабе. Великому вождю пришлось столкнуться с силами короля Имерины. Начались усобицы на востоке острова. Королевство распалось и перестало существовать. Великий вождь в этой борьбе потерпел поражение. Ты спрашиваешь, какова его конечная судьба. А кто его знает? Одни говорят, что он был убит в сражении. Другие утверждают, что Ампансакабе был вынужден покинуть остров, когда растерял своих сторонников.
— После него остались потомки?
— Только молодой внук. А сыновья погибли в схватках с врагом. Внук же со своей маленькой дочкой бежал на арабской шхуне. В ту пору сюда приходили торговцы-арабы. Если эта девочка выжила, она могла выйти замуж за богатого араба.
— Она осталась жива.
— Откуда тебе это известно?
— Мне многое известно. Она осталась жива и вышла замуж. Только не за богатого араба, а за белого европейца, вазиха, как вы нас называете. И уехала с ним в Европу и нарожала ему детей.
— Чем ты подтвердишь свои слова? — с сомнением сказал староста. Он не очень поверил Беньовскому.
— Подтвержу, когда придёт время. Ты мне поверишь, если я тебе покажу большую серебряную бляху, потемневшую от времени, с изображением солнца и бабакоты? Бляха осталась у внука великого вождя, бежавшего на арабской шхуне. Умирая, он передал семейную реликвию дочери.
— Бляха у тебя?
— Она у одного из потомков великого вождя. Когда-нибудь я покажу её тебе.
Староста ничего не ответил, а только с удивлением разглядывал Мориса Августа. А вдруг он не врёт? Вдруг в этого вазиха вселился могущественный дух и поэтому этот белый человек всё знает? Знает, например, что где-то на земле живёт потомок великого вождя Ампансакабе, владевшего в далёкие времена всем восточным Мадагаскаром.
Дерзкие мысли рождались в авантюристической голове Беньовского. Не использовать ли с выгодой для себя эту занятную историю великого вождя Ампансакабе? Его правнучка, если она выжила и достигла зрелого возраста, могла выйти замуж за какого-нибудь европейца, повстречавшегося ей на Маврикии или индийском берегу. Почему бы европейцу, заброшенному волею судьбы в район Индийского океана, не плениться молоденькой смуглой малагасийкой и не стать вместе с ней обладателем семейной реликвии неудачливого правителя восточного Мадагаскара? Той самой серебряной бляхи с изображением солнца и почитаемого зверька бабакоты.
Почему бы не внушить этим простодушным жителям болотистых равнин, что сын правнучки великого вождя не кто иной, как он, носящий сейчас имя барона де Бенёв или Беньовского, находящийся на службе у французского короля. Мать его, малагасийская принцесса, давно умерла. Он совсем плохо её помнит и мало что может о ней сказать. Но фамильная эмблема — серебряный медальон на цепочке, удостоверяющий его царственное происхождение, — сохранилась. А прямой потомок властителя обширной территории вправе выступать в роли наследника великого вождя. Гениальный план, хотя и слишком дерзкий! Ради него стоит рискнуть и подурачить доверчивых и простодушных малагасийцев.
Возвращаясь домой, Беньовский, довольный пришедшей ему на ум авантюрной идеей, насвистывал мотив весёлой венгерской песенки. Некоторые трансильванские венгры невысоки ростом, коренасты и чернявы, смахивают на цыган. Он, Морис Август, вполне сойдёт за метиса, полукровку, сына европейца и малагасийки. Изготовить для него серебряный медальон с нужным изображением сумеет любой, даже не слишком искусный арабский или индийский чеканщик. Тут и Филиппу представится возможность оказать ему, Беньовскому, ответную услугу. Хитрый малагасиец, знающий своих соплеменников, станет втолковывать им родословную Мориса Августа, легендарную, конечно. Переводчик предстанет перед ними как человек, пользующийся беспредельным доверием царственного потомка, знаток его фамильных секретов. И наступит наконец подходящий момент. Соберутся малагасийские вожди, узрят реликвию великого вождя, большую круглую бляху с изображением солнца и бабакоты на груди его, Беньовского, и признают его потомком и наследником Ампансакабе, назовут своим властителем с труднопроизносимым и длинным именем и титулом. Он станет королём, нет — императором Мадагаскара.
Подобно азартному игроку, Морис Август в мечтах всё больше увлекался авантюристическими планами. Пока он держал их в строжайшей тайне и не делился ни с Ковачем, с которым был ближе, чем с другими, ни с остальными офицерами. Раскрывать перед ними все карты было бы преждевременно.
Анна Мария осталась жить в доме родителей, так как в Сен-Луи отдельного жилища для молодожёнов пока не нашлось. Филиппа Беньовский время от времени отпускал на побывку к жене. Сам же Морис Август обитал в палатке, разбитой рядом с хижиной Хамуда. В соседней палатке размещалась личная охрана полковника и его денщик Андреянов.
В ближайшие дни умерли от жёлтой лихорадки ещё двое. В лазарете прибавилось больных. Лекарь Синьяк постоянно напоминал Беньовскому о неотложной необходимости направить на Маврикий всех тех больных, кто находится в наиболее тяжёлом состоянии. В конце концов полковник велел командиру фрегата приготовиться к выходу в море. Тяжелобольных принесли к пирсу на носилках — сами они уже не могли проделать путь от лазарета до побережья. Там их погрузили в шлюпки.
Отношения между командой фрегата и экспедиционным корпусом Беньовского складывались сложно. Экипаж корабля представлял собой более или менее дисциплинированную единицу. Капитан умело уклонялся от использования матросов на разных строительных работах на берегу. Всегда находились неотложные дела на фрегате — текущий ремонт, починка парусов, ученья. Беньовский не хотел обострения отношений с командиром корабля, человеком немолодым и опытным морским волком, и терпел его непокладистость. Единственное, чего он добился от капитана, это участия матросов в рыбной ловле и высылки шлюпок с гребцами по мере надобности.