Каторжник император. Беньовский
Шрифт:
Хамуд пожаловался Беньовскому, что его подчинённые украли двух индеек и взломали замок на амбаре с товарами. Ограбить его, правда, не успели, так как были замечены хозяйскими работниками. Морис Август был вынужден поставить для охраны торговой фактории часового из своей личной охраны.
Начались грабежи и в деревне. Солдаты таскали кур, рвали ещё не созревшие бананы, отбирали у женщин украшения. Деликатные туземцы воздерживались от жалоб, воспринимали мелкие кражи как неизбежное зло. Но чаша терпения местных жителей переполнилась, когда молодой солдат пристрелил ради озорства ручного домашнего бабакоту. Окровавленный зверёк жалобно кричал, пока не издох. Убийство почитаемого бабакоты,
Беньовский отправился в селение один без охраны, лишь в сопровождении Филиппа, чтобы наладить отношения. Малагасийцы встретили его враждебно, выкрикивали что-то резкое, злое.
— О чём они кричат? — спросил Морис Август у Филиппа.
— Все вазиха, мол, плохие люди. В них вселились злые духи.
Староста держался неприветливо, был неразговорчив даже тогда, когда Беньовский попытался объясниться с ним сам, без переводчика.
— Плохой вазиха, поднявший руку на бабакоту, будет строго наказан. Примите, Ракутубе, мои подарки в знак неизменной нашей дружбы.
Беньовский принял из рук переводчика бутылку вина и широкий кожаный ремень с медной узорчатой пряжкой. Староста взял у него подарки и несколько смягчился.
— Накажи плохого вазиха. И мы останемся друзьями.
Морис Август понимал, что настало время принять жёсткие меры к нарушителям дисциплины, показать крутой командирский нрав. Но сделать это надо умело, ловко, чтобы не вызвать массового недовольства солдат, неожиданного бунта. Сперва он должен продемонстрировать свою справедливость, предстать перед корпусом этаким добрым отцом командиром. А для этого выбрать какого-нибудь примерного молодого солдатика и вручить ему перед строем подарок, приз вместе с проникновенными словами благодарности. А потом он выразит сожаление, что наряду с такими достойными людьми находятся в корпусе люди недостойные, потерявшие чувство ответственности перед великим королём Людовиком. С чувством глубокой горечи он, командующий экспедиционным корпусом, вынужден против своей воли приказать высечь плетьми одного-двух таких злостных молодчиков. Пусть корпус убедится, что каждому воздаётся по заслугам. Да и на туземцев это окажет нужное воздействие.
Случай для назидательного урока представился. На рыбалке случилось происшествие. Из зарослей прибрежного камыша выползло грязно-зелёное чудовище с ребристой спиной. Разинув зубастую пасть, крокодил нацелился на зазевавшегося на берегу капрала. Служака следил за солдатами в шлюпке, тянувшими невод, и время от времени покрикивал на них. Крокодил готовился к стремительному смертоносному броску. И плохо пришлось бы бедняге капралу. Но вдруг прозвучал гулкий выстрел, и эхо прокатилось по камышовым зарослям. Это выстрелил долговязый бургундец Левек, первым заметивший опасность. Да-да, тот самый недотёпа, который так плохо усваивал элементарные строевые команды. Выстрел Левека оказался метким — он прежде служил не только конюхом, но и егерем у своего хозяина-графа, заядлого охотника. Картечная пуля размозжила спинной хребет чудовища. Судорожно вздрагивая и оставляя за собой кровавый след, крокодил щёлкнул пастью и уполз в воду. Капрал не сразу сообразил, что же произошло. А когда сообразил, то онемел и окаменел. Только отвисшая челюсть его нервно тряслась. Он силился что-то сказать и не мог. Беднягу капрала поразил столбняк. Когда же он обрёл дар речи, то произнёс:
— Я-то думал, что ты, Левек, никчёмный парень. А ты вон какой молодец. Если бы не ты... Откуда такая меткость?
— От отца и от деда. Они тоже служили егерями у нашего графа.
Левек, памятуя предостережения Беньовского о кровожадных крокодилах, никогда не расставался с ружьём и носил его на ремне за спиной даже тогда, когда приходилось тянуть невод. Капрал же, как видно, забыл о предостережениях и беспечно бросил своё оружие в палатке. Был он человеком грубым, сквернословом, готовым всегда пустить в ход кулаки. Но случившееся потрясло его чёрствую душу и заставило взглянуть на Левека с долей симпатии.
Капрал доложил о случившемся прапорщику Качореку, а также ротному, представив при этом верзилу Левека в самом выгодном свете. О происшествии на рыбалке узнал и Беньовский.
— Это то, что мне надо! — воскликнул он и приказал построить весь корпус на расчищенной от зарослей площадке, над которой развевался на бамбуковом шесте французский королевский флаг.
— Рядовой первой роты Левек проявил находчивость и спас товарища от смертельной опасности, — произнёс Беньовский перед строем. — Выношу отличившемуся солдату благодарность и награждаю его.
Морис Август сам подошёл к стоявшему в строю на правом фланге первой роты Левеку, дружелюбно похлопал его по плечу и протянул вконец смущённому солдату серебряный луидор с рельефным портретом короля Людовика XV. И ещё Беньовский похвалил капрала, который сумел воспитать такого находчивого и бравого подчинённого.
— Каждый достойный поступок, подобный тому, какой совершил рядовой Левек, будет отмечен нами, — продолжал полковник. — Но, к сожалению, в рядах корпуса находятся люди, которые позорят звание королевского солдата, вызывают своим недостойным поведением недовольство наших друзей-туземцев. Один из них, рядовой Ленен, будет примерно наказан.
Из строя вывели молодого парня, бывшего бродягу, того самого, который пристрелил из озорства домашнего бабакоту. Он же был замечен в неоднократных кражах кур и индеек у местных жителей. Держался Ленен спокойно, не пытаясь сопротивляться. Знал, что ожидает его порка, не такое уж страшное наказание для видавшего виды бродяги, не раз битого и полицейскими, и обывателями.
Беньовский объявил своё решение:
— Рядовому второй роты Ленену всыпать двадцать плетей.
— Не слишком? — спросил вполголоса Ковач. — Скажи палачам, чтобы не переусердствовали.
— Пусть будет по-твоему.
Отряжённые в качестве палачей два рослых светловолосых бретонца, матросы с фрегата, вывели Ленена из строя, сорвали с него рубаху, обнажив спину, и привязали к скамье. На экзекуцию были приглашены и малагасийцы. Сам староста Ракутубе не явился на зрелище, сказавшись больным, а прислал вместо себя брата, одного из старейшин. Повинуясь команде, бретонцы взмахнули ремёнными плетьми. Один удар, другой... После каждого на спине наказуемого оставался набухший багровый след. Ленен стиснул зубы, но всё же не смог выдержать боли и после каждого удара глухо вскрикивал и стонал. За него заступился старейшина, брат Ракутубе, обратившийся к Беньовскому:
— Большой вазиха, пощади парня. Духи сами накажут его.
— Твои духи подсказали мне, что негодяя надо примерно проучить.
— Мы, люди Большого острова, не любим без нужды причинять друг другу боль и страдания. И мы не мстительны. Прикажи отпустить парня.
Беньовский дал знак прекратить порку после десятого удара. В солдатских шеренгах уже слышался ропот. Многие откровенно сочувствовали Ленену и осуждали жестокость наказания. Палачи развязали жертву. Ленен поднялся со скамьи, пошатываясь. Его лицо было покрыто холодной испариной, иссечённая плетьми спина кровоточила.