Катрина
Шрифт:
— Твои железные слуги не дают ни тепла, ни любви. А их желают не только люди, но и цветы и деревья…
Поскольку моя женушка так ко мне и не повернулась, я обнял ее сзади, и, уткнувшись в копну волос, отыскал шею и нежно поцеловал.
— Я не могу дарить свое тепло твоим цветам, — прошептал я, — поскольку приберегаю его для тебя…
Уголки ее губ дрогнули, она опустила лейку и, развернувшись в моих объятиях, коротко поцеловала в ответ.
— Я готова принять твое тепло, — произнесла она, — вытаскивая из-под моих
В ботаническом саду, даже среди подсобных помещений и пластиковых перегородок у нее не было своей комнаты, но укромное место все же нашлось. Закрытое со всех сторон виноградной лозой и папоротником, прямо на слое дерна лежал аналог кровати — гнездо из туго сплетенных ароматных трав и вкусно пахнущих цветов.
Заглянув в глаза более не защищенные поволокой ледяного презрения, я мгновенно потерял голову. Вцепился ей в губы, в шею, повалил на лежак.
— Я люблю тебя, господин, — шепнула она, задыхаясь от охватившей все тело истомы.
— Не называй меня господином…, — произнес я осмысленную фразу, прежде чем с головой погрузился в жаркую волну забвения.
Эльфийское тело было прекрасней всего в мире. Найта была податлива и гибка, как теплый пластилин, но когда она сомкнула на спине ноги, почувствовал, что они крепкие и упругие, как сталь.
Ее голос срывался на хрип, мягкий рот, жадно искал мои губы — он буквально был создан для поцелуев, стонов и шепота. Иногда она запускала пальцы в корни своих великолепных волос, а иногда стыдливо прикрывала небольшие груди, будто мы проделывали это впервые…
Позже, когда пришло время остывать, она обратила ко мне свое утонченное лицо, и заглянула в глаза.
— Мой господин, — сказала она, — прошу тебя, избавься от Лары.
— Найтеныш, что за глупая ревность?
— Это не ревность… я чувствую в ее сердце лед. Она что-то замышляет.
— Найта, ты же знаешь, она мне нужна…
— Знаю…
Она поджала губы, потом встала и начала натягивать свой костюм:
— Думаю, нам пора идти.
Я кивнул. И то верно.
— Ты права, но мне надо забрать из каюты кое–какие вещи. Встретимся на челноке.
Не зная как ее утешить, предпочел сбежать, словно последний трус. Однако в каюту все-таки зашел.
Быстро собрав личные вещи, дорогие мне скорее как память, нежели имеющие хоть какую-то полезность, бросил прощальный взгляд на обстановку. Не смотря на то, что меня тут не было, по меньшей мере, четыре месяца, на полу, гобеленах, и висевшем над двуспальной кроватью балдахине отсутствовали малейшие следы пыли. Стены из настоящего моренного дуба всё так же ярко поблескивали лаком, картины с драконами и рыцарями по–прежнему излучали тепло и оптимизм, лишь старый капитан, стоявший во весь рост, как-то неуловимо изменился.
Из золотой оправы на меня одобрительно смотрел пожилой мужик с сединой на висках. В серых глазах читалось неутомимое веселье, а на губах застыла улыбка. Шесть горящих красным фонарей на его боевом доспехе, казалось, мерцали живо и одухотворенно, сам доспех имел уникальные украшения в виде причудливых символами в стиле кельтских рун. Вновь возникло чувство, что это не обычный, а прямо-таки фантастический доспех, пришедший из очень далекого будущего — казалось, что доспех несокрушим, верилось, что человека в нем убить невозможно.
Закончив любоваться картиной выполненный с фотографической точностью, я отвернулся, чтобы уйти, но краем глаза увидел, как человек с портрета мне подмигнул…
— Глючная, дурацкая картина! — возвестил я, отчаянно пытаясь понять, почему ещё не велел выбросить её на помойку.
Должно быть, я отдавал дань памяти прошлому капитану корабля, чей треклятый портрет и висит на этой стене.
— Ладно, виси пока. Мы не скоро увидимся…
Путешествие обратно на Лилис происходило в обыденной, по–домашнему привычной манере. Я сидел в каюте, в невероятно глубоком кресле и вполуха слушал словесный поединок двух особей женского пола. Мне казалось, что слышал этот разговор уже тысячу раз, знал всё, от первого до последнего слова.
Возникло желание их примирить или вовсе заткнуть, но я также знал, что это неблагодарное, да и бесполезное занятие. Уж лучше «помедитировать» и найти ещё пару связей между разумом, душой и божественной сутью…
— Да на кой демон мне нужны эти вонючие боги?! — вспылила Лара, прерывая вялое течение моих мыслей.
Сразу после этих слов в каюте повисла звенящая тишина, я лениво скосил глаз на девушек и обнаружил, что обе они замерли, испуганно посматривая в мою сторону.
Когда поняли, что последнюю фразу я проигнорировал, продолжили спор с утроенной силой.
— Боги дают нам силу и цель в жизни, они покровительствуют и любят каждый по–своему.
— Ага, один из них любит тебя каждую ночь.
— Послушай меня, девочка, — процедила эльфийка, — ты можешь сколько угодно точить свой язычок, но истина от этого не изменится. Без бога в душе и человек, и эльв — пустая плоть, бессмысленно топчущая землю.
— А с богом, такой же бессмысленный, но вдобавок и глупый!
— Как ты не понимаешь? Я, как и все эльвы, счастлива, что у меня есть богиня–Мать. Она придает уверенность, ведет через любые невзгоды и делает сильнее…
— Ага, сильнее, — саркастически заметила Лара, — она просто поделилась с тобой своей силой, да и то, только потому, что ты подружка Сияющего.
— Я его жена!
— Не важно! Если бы ни этот факт, думаешь, она бы пошевелила хоть пальцем, чтобы спасти тебя от бога смерти?
— Знаешь, девочка, ты просто завидуешь.
— Интересно, чему?
— Планета, которая вскормила твой вид, мертва, так же как и ваши боги. А Демиург, создавший твоих предков и мир для них, давным–давно вас покинул…