Катуков против Гудериана
Шрифт:
— Тоже мне грозное оружие!
Капитан Чумак размеренно делал свое дело, не обращая внимания на критические реплики, то и дело поторапливал подчиненных. Когда реактивные установки были приготовлены для открытия огня, он попросил всех присутствующих спрятаться в окопы. Вмиг рядом никого не оказалось. Катуков посмотрел на часы:
— Можно начинать!
Вдруг ночное небо пронзили ослепительные молнии, снаряды с воем устремились куда—то вдаль, оставляя за собой светящиеся хвосты, подобно падающим на землю метеоритам. Через несколько минут лощина, в которой немцы сосредоточили свою наступательную технику,
Капитан Чумак увел свои установки в тыл — таков был приказ. Но он оставил по себе добрую память. Спустя час Катуков направил разведку к месту огневого налета. Она зафиксировала потери немцев: 43 танка, 16 противотанковых орудий, 6 автомашин, до 500 солдат и офицеров. [42]
Эффект огневого налета был впечатляющим. Такого Катуков не видел с самого начала войны. Побольше бы таких установок!
Удар почувствовал и Гудериан. Когда барон фон Лангерман, командир 4–й танковой дивизии, доложил ему о потерях, тот сразу и не поверил, решил сам выехать вместе с комдивом на поле боя и все проверить. Проверил и записал: «Потери русских были значительно меньше наших потерь».
42
Катуков М.Е. Указ. соч. С. 45.
Это будет не последняя запись танкового генерала. А Катуков понимал, что Гудериан не остановится ни перед чем, будет продолжать наступление. Немцам теперь хорошо известна местность, расположение наших танковых засад и артиллерийских батарей. Если не поменять позицию, при очередной вражеской атаке можно понести большие потери. Посоветовавшись со своими помощниками, в ночь на 7 октября он отводит бригаду на рубеж Ильково — Головлево — Шеино.
Не раз во время войны Катуков удивлялся солдатской стойкости, выносливости и мужеству. Вот и теперь уставшая, измотанная за несколько дней непрерывных боев бригада, получив приказ, снялась с оборудованных позиций и потянулась на север. Погода не баловала, шел дождь вперемешку со снегом — ни обсушиться, ни обогреться. Но каждый боец понимал сложность задачи, поставленной перед бригадой, лично перед ним, верил в правоту своего дела, в конечном итоге — в победу.
Бригада вгрызалась, в полном смысле этого слова, в землю на новом месте. Снова решено было возводить систему настоящих и ложных окопов. Она ни разу не подвела. При этом учитывалось все — и рельеф местности, и наличие сил и средств, и даже возможности инженерно—технического персонала. Ложные окопы старались рыть преимущественно ночью, чтобы скрыть от противника систему огня. Но основные работы велись, конечно, на главных позициях, на главной линии обороны, которая протянулась теперь на 15 километров.
Удар, полученный у села Первый Воин, видимо, на какое—то время отрезвил Гудериана. Он не стал бросать в бой огромные массы войск и техники, а лишь отдельными небольшими группами танков прощупывал нашу оборону. Об этом тяжелом времени генерал вспоминал так: «Южнее Мценска 4–я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков «Т–34». Дивизия понесла значительные
43
Гудериан Г. Указ. соч. С. 315.
Гудериан уже начинал понимать, что, несмотря на все старания верховного командования и самого Гитлера, война в России приобретает затяжной характер, что Москву в ближайшее время не взять, что воевать придется в русских снегах, а это чревато серьезными последствиями. Он уже дважды запрашивал командование группы армий «Центр» о доставке теплого обмундирования. Ему отвечали, что «оно будет получено своевременно и нечего об этом излишне напоминать».
А тем временем сопротивление Красной Армии нарастало с каждым днем.
Дни 7 и 8 октября стали для бригады Катукова небольшой передышкой, словно награда за упорство и мужество ее бойцов.
В эти дни у танкистов побывал комкор Лелюшенко. Он похвально отозвался о действиях бригады, сообщил, что докладывал об этом в Ставку Верховного Главнокомандования.
Катуков доложил о наиболее отличившихся бойцах и командирах, вкратце рассказал о совершенных ими подвигах, передал списки людей, представленных к награждению.
— Еще одна просьба, товарищ генерал, — продолжал Михаил Ефимович. — Бригада понесла потери: нужны подкрепления.
— Конечно, конечно, — согласился комкор. — Будут вам подкрепления. Если полк пограничников Пияшева раньше прикрывал только ваши фланги, теперь он поступает в полное ваше распоряжение. В ближайшее время постараюсь поскрести по сусекам и пополнить батальон мотострелков.
— За пограничников спасибо, они хорошо воюют!
Катуков вышел проводить Лелюшенко до машины. Перед тем, как уехать, комкор вдруг спросил:
— А скажи—ка, Михаил Ефимович, почему Гудериан, этот «быстроходный Гейнц», приостановил наступление? Уполз в Орел зализывать раны? Собирать новые силы?
— И то и другое, — комбриг стал высказывать свои соображения. — Скорее всего, он в ближайшее время начнет более мощное наступление. Об этом говорит наша разведка. Об этом же говорят и сами немцы. На разных участках фронта мы захватили несколько «языков». Характерно еще и вот что: противник считает, что против него действуют крупные танковые силы, по меньшей мере танковая дивизия. Значит, Гудериан введен в заблуждение.
— Что ж, пожалуй, вы правы. — Комкор сел в машину. — Так и действуйте!
4–я танковая бригада продолжала жить трудной походной жизнью. Пока не было боев, бойцы отдохнули, привели в порядок оружие, технику. Политотдел бригады во главе с Иваном Деревянкиным выпустил несколько «боевых листков», в которых рассказывалось о подвигах мотострелков и танкистов, зенитчиков и пехотинцев. Днем 7 октября Катуков побывал в мотострелковом батальоне. Хотелось узнать, как чувствуют себя бойцы и командиры после жарких боевых схваток. Ему представилась такая картина: на бруствере окопа сидел комбат Дмитрий Кочетков, рядом с ним стоял фотограф политотдела Ваня Панков, балагур и весельчак, и читал собравшимся бойцам стихотворение Александра Твардовского «Танк»: