Катуков против Гудериана
Шрифт:
И добавлял: «Пристрастившись к чтению, я горячо полюбил литературу, с годами мне открывалась прелесть великих произведений, которые обогащают нас пониманием жизни и человека, но я всегда думаю о том, как правильно поступила Мария Ивановна, подобрав для меня в начале моего «читательского стажа» книги, особо захватившие мое мальчишеское воображение и вместе с тем оказавшиеся небесполезными для дальнейшего моего пути… В свое время вошли в мою жизнь и Пушкин, и Толстой, и Некрасов…»
Эти строки были опубликованы в озерской газете 11 мая 1972 года.
Школьный выпуск — это всегда волнующий момент. Вручая
В сентябре Мише исполнилось двенадцать лет. Это был последний год его сельской жизни. В ожидании вызова Ефима Епифановича он в свободное время уходил в лес, подолгу сидел у речки Ятарме с удочкой, а то и пробирался на Оку, за восемь—десять верст от дома, словно хотел проститься с родными, хожеными—перехожеными местами.
Вскоре пришло письмо из Питера. Отец просил Марию Семеновну как можно скорее собрать в дорогу Михаила: уже подыскал ему работу у купцов Сумаковых.
Как когда—то мужа, Мария Семеновна провожала теперь сына. Вывела на дорогу, ведущую в Коломну, трижды поцеловала, перекрестила, легонько толкнула в спину:
— Иди, сынок! Иди, не оборачивайся!
И Михаил Катуков зашагал по пыльной дороге. Кончилось его детство, начиналась пора зрелости, а с нею — и путь в самостоятельную жизнь. Что мог он, двенадцатилетний мальчишка, знать о ней?
…Над Петербургом стояли привычные в эту пору низкие осенние тучи, шел дождь. Сойдя с поезда на Николаевском вокзале, Михаил стал пробираться сквозь толпы людей к выходу. Он заранее прикидывал — если не встретит отца, за двугривенный наймет извозчика, который отвезет его по указанному адресу. К счастью, все обошлось. Ефим Епифанович в плащевой накидке стоял у вокзала, обшаривая глазами прохожих. Увидев отца, сын рванулся навстречу:
— Батя!
Извозчика все же нанимать пришлось: дождь усилился. Пролетка катила по мокрой мостовой, а Ефим Епифанович показывал сыну дома, улицы, городские парки и скверы, где с деревьев облетали последние листья.
Времени для знакомства с городом у Михаила не было, его предстояло познавать в ходе работы. На второй день отец привел его в контору молочной фирмы Сумакова, которая помещалась на Невском проспекте, в доме № 71. Это было солидное торговое заведение, успешно конкурирующее с другими такими же фирмами. Отсюда молочные продукты поставлялись даже к царскому двору. Все магазины, как правило, — в центральной части города: на Невском и Владимирском проспектах, на Гороховой и Разъезжей улицах.
Вспоминая свою жизнь в Петербурге, Михаил Ефимович Катуков написал: «Владелец молочной фирмы Сумаков принял меня на работу «мальчиком». От зари до зари бегал я по городу: разносил заказчикам молоко, драил дверные ручки, протирал мокрыми опилками кафельные полы, мыл стекла витрин и дверей, молочную посуду.
И так на протяжении пяти долгих лет. Без выходных и отпусков». [1]
В шумном столичном городе кипела жизнь. Катуков просыпался с заводскими гудками, когда тысячи рабочих устремлялись в цехи заводов и фабрик, в мастерские, служащие торопились в свои конторы. С рассветом открывались магазины и лавки, зазывавшие прохожих броскими витринами и вывесками. Особенно в этом отношении отличался Невский проспект, где сосредоточена была основная торговля, в том числе и торговля купца Елисеева, известного не только в северной столице, но и в Москве.
1
Катуков М.Е. На острие главного удара. М., 1985. С. 260.
Можно себе представить, как шел к месту своей службы уваровский паренек. Вглядываясь в лица прохожих, вспоминал пушкинские строки:
…А Петербург неугомонныйУж барабаном пробужден.Встает купец,Идет разносчик,На биржу тянется извозчик,С кувшином охтенка спешит,Под ней снег утренний хрустит.Пришел февраль 1917 года. Стачки и забастовки в Петрограде стали привычным явлением. 14 февраля на улицах творилось что—то невообразимое. Бегая с корзиной по адресам, Катуков обратил внимание на то, что с окраин к центру города хлынули толпы рабочих. Значит, опять какой—то митинг. Через час он уже с трудом пробирался с Литейного проспекта на Невский. Там уже шпалерами стояли городовые и жандармы. Конная полиция разгоняла толпу демонстрантов с красными флагами.
Михаилу Катукову было не до собраний. Молочная фирма Сумакова, после некоторого оживления, снова стала приходить в упадок. Работники бастовали, требовали у хозяина увеличения заработной платы.
Кто знает, не оставь Катуков Петроград, быть может, он был бы в среде восставших рабочих, которые в октябрьские дни штурмовали стратегические объекты города — мосты, банки, вокзалы, почту, телеграф, телефон, наконец, Зимний дворец.
Фирма Сумакова разорилась, и ее закрыли. Катуков об этом пишет так: «В мае 1917 года рабочие и служащие забастовали и дело хозяина ликвидировали. И я уехал в с. Б. Уварово, где с отцом обрабатывал землю вплоть до вступления в РККА».
Очень важно обратить внимание и на такие строки из автобиографии Михаила Катукова: «Против царского правительства никакой работы не вел… связей с революционерами—большевиками не имел».
В БОЯХ И ПОХОДАХ
Красная Армия создавалась усиленными темпами. На 1 апреля 1918 года в ее рядах насчитывалось 155 тыс. человек. Ильич выдвинул задачу к весне 1919 года иметь 3 млн. бойцов. И имел их. На 1 ноября 1920 года в рядах Красной Армии было уже 5,5 млн. человек.
В начале действовал добровольный принцип организации армии и классовый подход, 5–й съезд Советов в июле 1918 года установил всеобщую повинность трудящихся в возрасте от 18 до 40 лет. И пошли мобилизации.