КАТЫНСКИЙ ЛАБИРИНТ
Шрифт:
К моменту знакомства с Райхманом я плохо знал его послужной список. Постепенно, по мере выяснения все новых и новых обстоятельств, я понял, что имею дело не просто с очевидцем и непосредственным участником многих интересующих меня событий, но прежде всего с неординарной личностью.
Свою карьеру он начал в Ленинграде (обладавший изумительной памятью Леонид Федорович назвал мне даже номер своего кабинета в "Большом доме" на Литейном – 626), занимался меньшевиками, раскрыл, в частности, "Союз марксистов-ленинцев" [96] . До убийства Кирова атмосфера и методы работы в "органах" были, по словам Леонида Федоровича, совершенно иными, нежели это описывается современной журналистикой. Инициатива арестов исходила снизу, следствие вел сам оперативный работник – это правило было принято для того, чтобы вывести из дела агентуру. Необходимости в клевете, фальсификации следственных материалов не возникало: при хорошо поставленной оперативной работе человек, вызванный на допрос, "сам не знал о себе того, что знали мы". При Ежове в "органах" работали настоящие профессионалы. Чтобы овладеть приемами вербовки, работы
[96] В 1932-1933 гг. постановлениями Коллегии ОГПУ по делу "Союза марксистов-ленинцев" в несудсбном порядке были привлечены к уголовной ответственности М.Н. Рютин, Л.Б. Каменев, Г.Е. Зиновьев и др. (всего 30 человек). Комиссией Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30-40-х и начала 50-х годов, установлено, что расследование проводилось с грубым нарушением закона. В июне 1988 г. Верховный суд СССР отменил соответствующие постановления Коллегии ОГПУ в отношении 25 проходивших по делу лип за отсутствием в их действиях состава преступления. Остальные пятеро реабилитированы раньше.
[97] Дата убийства Кирова – 1.12.1934. Н.И. Ежов назначен наркомом внутренних дел 26.9.1936. До этого назначения курировал НКВД в качестве секретаря ЦК ВКП(б). Берия стал полновластным хозяином НКВД в декабре 1938 г.
Массу интереснейших деталей о довоенном прошлом Райхмана я узнал от бывшего военного прокурора Бориса Петровича Беспалова, который в свое время работал в шверниковской комиссии по реабилитации – по его собственному выражению, "батрачил в рабочем аппарате". Вот, например, один из сюжетов:
"В конце лета 1939 года где-то на очень высоком уровне возник замысел назначить Андрея Вышинского заместителем председателя СНК СССР. В связи с этим возникла необходимость всесторонне "прощупать" кандидата, выяснить, чем он дышит, благонадежен ли он, можно ли допускать его в общество близких Сталину. Да и как он вообще относится к самому Сталину, не враждебно ли, не возникнет ли у новоиспеченного заместителя главы правительства шального желания при встрече со Сталиным садануть ему под сердце острый нож или пустить в него злодейку-пулю.
Потребовались источники, из которых можно было бы получить наиболее достоверные ответы на все эти вопросы. В качестве одного из источников был избран Л. Шейнин, который относился к Вышинскому с сыновним благоговением. был вхож в дом и, несомненно, многое знал.
Шейнин находился в то время на сочинском курорте. К нему послали Райхмана. Почему Райхмана? Не допрашивать же Шейнина посылался сотрудник, а на личную, сердечную, откровенную беседу, во время которой нужно будет все вылизать из души собеседника. Делать это Райхман умел и сдал экзамен по этой части еще в 1936 году при подготовке процесса "Антисоветский троцкистский центр" [98]. К тому же для такой миссии, конечно же, нужен был человек, состоящий с Шейниным в близких товарищеских отношениях, основанных на взаимном доверии.
Райхман рассказывал: чтобы вызовом для беседы в горотдел НКВД не спровоцировать у Шейнина сердечного приступа, ему в санаторий сообщили, что он по ВЧ вызывается Москвой. Шейнин, конечно, почувствовал бы себя оскорбленным при одной только мысли о том. что кто-то мог бы осмелиться "разыграть" его таким способом, и объяснял, что встреча с Райхманом произошла на пляже, как бы совершенно случайно.
Задушевная беседа продолжалась несколько дней и завершилась документом, отпечатанным на машинке через два интервала на 10 или 12 страницах. Ввиду особой секретности как самой миссии, так и содержания документа все фамилии вписывались от руки. Подписал его Райхман. Пересказать содержание документа я не в состоянии, а кратко и чтобы было понятно – это была молитва, исходящая от Вышинского к божеству, имя которого Сталин".
Таким образом, знакомство Райхмана с Шейниным было отнюдь не шапочным. Беспалов же рассказал, что в бытность свою в Ленинграде Райхмаи имел непосредственное отношение, кроме названных, и к делу Сафарова [99] , и к делу "Московского центра" [100] , и к делу "Антисоветского объединенного Троцкистско-зиновьевского блока" [101] , причем действовал столь успешно, что звание капитана ГБ получил досрочно и чуть ли не минуя старшего лейтенанта.
[99] Дело "ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы Сафарова, Залуцкого и других" в декабре 1934 г. было выделено в отдельное производство в ходе расследования обстоятельств убийства Кирова. Обвинительное заключение в материалах дела отсутствует. Всего по делу Сафарова было арестовано и постановлением ОСО при НКВД от 16.1.1935 подвергнуто наказанию в виде лишения свободы или высылки 77 человек: впоследствии многие из них на тех же основаниях репрессированы повторно с применением более суровых мер наказания вплоть до расстрела. В справке КПК при ЦК КПСС и ИМЛ при ЦК КПСС отмечается: "Допросы производились пристрастно, необъективно, с применением физического воздействия". Определениями Военной коллегии Верховного суда СССР от 23.8.1957, 8.2.1958 и 21.6.1962 все обвиняемые, кроме Г.И. Сафарова, реабилитированы. Дело Сафарова, выступавшего, как гласит справка, "с провокационными, ложными показаниями против многих людей", изучается.
[100] По делу "Московского центра" в январе 1935 г. Военной коллегией Верховного суда были осуждены к различным срокам тюремного заключения Каменев, Зиновьев и еще 17 человек. Согласно сообщению Комиссии Политбюро ЦК, "проверка дела показала, что материалы по нему были сфальсифицированы". Пленумом Верховного суда приговор по делу "Московского центра" отменен за отсутствием состава преступления.
[101] По этому делу в августе 1936 г. Военной коллегией суда в открытом заседании приговорены к расстрелу 16 обвиняемых, в том числе Зиновьев и Каменев. Как сообщила Комиссия ПБ ЦК, "тщательный анализ материалов дела показал, что осуждены они были также необоснованно". Пленум Верховного суда СССР в 1988 г. удовлетворил протест Генерального прокурора СССР, отменил приговор и прекратил дело за отсутствием состава преступления.
Уже в октябре или даже в конце сентября 1939 года Райхман с командой прибыл во Львов, где под крышей некоего фиктивного научного учреждения искал подходы к главе униатов митрополиту Шептицкому. Мне представляется вероятным. что в его задачу входила также и предварительная селекция пленных для нужд контрразведки. (В числе сосредоточенных в районе Львова пленных был, кстати говоря, и Андерс.) В дальнейшем Леонид Федорович, по его словам, ни малейшего отношения к судьбе пленных поляков не имел, хотя вот ведь встречался же с Андерсом, с Молотовым и Вышинским обсуждал проблему польского гражданства. В архивных документах фамилия Райхмана в связи с военнопленными отсутствует, зато присутствует фамилия его непосредственного начальника Федотова – именно в его распоряжение направлялись пленные, представляющие оперативный интерес для 2-го управления ГУГБ.
Во время войны главной задачей Райхмана была очистка освобожденных территорий от агентуры врага. По этому поводу он даже проникновенно процитировал Твардовского: "И все же, все же. все же…" (мол, сколько прекрасных людей погибло). Рассказал несколько остросюжетных эпизодов из собственного опыта.
Когда текст, предназначенный для печати, был тщательно отредактирован и завизирован, Леонид Федорович сообщил мне ряд дополнительных подробностей о своей встрече с Андерсом. Перескажу самое существенное. Когда Райхман прибыл в Куйбышев, там уже находились Серов и Меркулов. Один из них и приказал ему встретиться с польским генералом. Кто же именно? Скорее всего Серов, страстный любитель субординации; Леонид Федорович помнит, что в качестве аргумента фигурировали воинские звания: дескать, у Меркулова и Серова (три ромба) они выше, чем у Андерса, а у Райхмана (два) – в самый раз, ему и встречаться. На каком языке объяснялись? Андерс владел русским, Райхман польским (выучил во Львове, где оставался весь 1940 год и наезжал в 1941-м). Что пили? Лимонад. О чем говорили? Например, о Кутузове. В связи с обстановкой на фронтах? (Чуть заметная пауза.) Не в прямой. Андерс был с палкой, хромал, держался спокойно, с большим достоинством. Из ресторана возвращались пешком: Райхман и Андерс впереди, сопровождающие сзади. 7 ноября на торжественном заседании в театре Леонид Федорович, выходя из гуалета, в упор столкнулся с адъютантом Андерса. Адъютант в туалет не пошел, а развернулся и исчез – видимо, хотел свести Райхмана с ожидавшим от него вестей Андерсом. Леонид же Федорович, не имея санкции на встречу, счел за благо немедля покинуть театр.
Сразу после войны Райхман, как мы уже знаем, снова во Львове, руководит операциями против оуновских отрядов. (В машинописном тексте Л.Ф. исправил "руководил" на "участвовал", но сначала сказано было именно так.) "Только против ОУН или против АК тоже?" – опять не вытерпел я. на что Леонид Федорович ответил очень резко: "Никакой АК у нас не было". Не скрывал Райхман свою неприязнь к греко-католикам Западной Украины, которые как раз в период наших встреч впервые вышли на Арбат с требованием отменить решения Львовского собора 1946 года. Тут и возникла у меня смутная догадка: уж не Леонид ли Федорович организовал этот собор? С этим вопросом я обратился к покойному ныне писателю Владимиру Павловичу Беляеву, который был свидетелем событий во Львове и до, и после войны. Недолго думая Владимир Павлович в моем присутствии позвонил Павлу Анатольевичу Судоплатову и получил утвердительный ответ. (Общались собеседники на чистом украинском языке.)
Имеется в моем досье и такое письмо:
"В "Литгазете" (№36 от 6.09.89 г.) опубликован Ваш очерк "Вокруг Катыни" [102], в котором упомянут один из руководителей контрразведки страны военного и послевоенною времени генерал-лейтенант Райхман Л.Ф.
Имя этого опытнейшего контрразведчика и честного человека я много раз слышал от моего отца (он умер в 1977 году), который в период 1947-1952 годов был зам. начальника отдела МГБ СССР в г. Кисловодске (все дела, которые вел мой отец – подполковник Колтун З.М., работая в госбезопасности, после XXII съезда КПСС были пересмотрены компетентной комиссией, и ни одного нарушения соцзаконности не выявлено – ни одного!). Поэтому я верю отцу, который считал, что такие, как Райхман, переиграли немецкую разведку и немало способствовали нашей победе над гитлеризмом.
Да. Берия, Меркулов, Кобулов, Деканозов, Мешик, Цанава, Рюмин, Гоглидзе и вся их свора истязателей и убийц скомпрометировали НКВД и МГБ СССР. Но еще раз повторяю: были же чекисты, как генерал Райхман (кстати, если мне не изменяет память, репрессированный в конце 40-х – начале 50-х годов, переживший личную трагедию, когда от него в связи с арестом отказалась жена – народная артистка СССР Л.), как мой отец и тысячи чекистов, которые, не нарушая законов страны, отважно боролись против фашизма.