Кавалер Красного замка
Шрифт:
— Избави нас бог поднять руку на женщин. Я пошлю доложить Коммуне, и мы дождемся ее приказаний; но только вы не ляжете в постель, а уснете в креслах, если вам угодно, а мы вас будем стеречь… Если на то пошло, начнем обыск.
— Что тут такое? — спросила жена Тизона, сунув в дверь свою голову истукана.
— А то, гражданка, что ты, подав руку измене, лишилась навсегда права видеть свою дочь.
— Видеть мою дочь!.. Что ты говоришь, гражданин? — спросила Тизон, еще не
— Я говорю, что дочь твоя приходила сюда не для свидания с тобой, а чтобы доставить записку гражданке Капет, и что она больше не вернется сюда.
— Но если ее не пустят сюда, так я ее не увижу! Нам запрещено выходить.
— На этот раз пеняй только на себя, ты сама виновата, — сказал Морис.
— О, — проворчала несчастная мать, — я виновата! Что ты говоришь, я виновата! Я отвечаю тебе, что ничего не было. О, если бы я только была уверена, что случилось что-нибудь, горе тебе, Антуанетта, ты мне за это дорого заплатишь!
— Не угрожай никому, — сказал Морис. — Лучше кротостью добейся того, что мы требуем; ты женщина и гражданка, Антуанетта, и как мать, надеюсь, сжалишься над матерью. Завтра возьмут твою дочь: завтра посадят ее в тюрьму… а там, ежели откроется что-нибудь, а ты знаешь, если захотят, так всегда откроют, твоя дочь пропала и ее подруга тоже.
Тизон, слушавшая Мориса с возрастающим ужасом, повернула мутный взгляд на королеву.
— Ты слышишь, Антуанетта? Моя дочь!.. Ты будешь причиной гибели моей дочери!
Королева, в свою очередь, казалась смущенной не от угроз, которые искрились в глазах ее тюремщицы, но от отчаяния, которое в них можно было прочесть.
— Подойдите сюда, мадам Тизон, — сказала она, — мне надо с вами поговорить.
— Ну нет! Нежности в сторону! — вскричал товарищ Мориса. — Мы здесь не лишние, черт возьми!.. При муниципалах, всегда все при муниципалах.
— Оставь их, гражданин Агрикола, — сказал Морис, наклонясь к уху этого человека, — что нам за дело, каким путем дойдет к нам истина.
— Ты прав, гражданин Морис, но…
— Выйдем за стеклянную дверь, гражданин Агрикола. Послушайте меня. Станем к ней спиной. Я уверен, что то лицо, которому мы окажем эту снисходительность, не заставит нас раскаиваться.
Королева слышала эти слова, умышленно сказанные. Она бросила молодому человеку признательный взгляд. Морис беспечно повернул голову и прошел за стеклянную дверь. Агрикола последовал за ним.
— Видел эту женщину? — сказал он Агриколе. — Она преступница, но она высокой и дивной души.
— Черт побери, как ты лихо говоришь, гражданин Морис! — отвечал Агрикола. — Любо послушать тебя и твоего друга
Морис улыбнулся.
В течение этого разговора сцена, которую предвидел Морис, происходила по ту сторону стеклянной двери.
Жена Тизона подошла к королеве.
— Мадам Тизон, — сказала ей последняя, — ваше отчаяние раздирает мне душу. Я не хочу лишать вас вашего детища, это слишком тяжело. Но подумайте, исполнив требование этих людей, ваша дочь не пострадает ли также?
— Делайте, что вам велят! — вскричала женщина.
— Сначала узнайте, в чем дело.
— В чем дело? — спросила тюремщица с диким любопытством.
— Ваша дочь пришла с подругой.
— Да, с такой же работницей, как она; ей не хотелось прийти одной, опасаясь солдат.
— Эта подруга отдала вашей дочери записку, которую та обронила; Мария, проходя, подняла ее. Эта бумажка, без сомнения, ничтожна, но люди неблагонамеренные могут истолковать ее по-своему. Не сказал ли ваш муниципал, что ежели захотят что найти, так отыщут?
— Дальше что? Дальше?
— Вот и все. Вы требуете, чтобы я отдала эту бумажку; вы хотите, чтобы я принесла в жертву друга. Но вместе с тем не лишу ли я вас, может быть, вашей дочери?
— Делайте, что вам велят! — кричала женщина. — Делайте, что вам велят!
— Но эта бумажка подвергает опасности вашу дочь, — сказала королева, — поймите же это!
— Моя дочь такая же настоящая патриотка, как я! — вскричала озлобленная женщина. — Благодаря богу, Тизоны довольно известны! Делайте, что вам велят!
— Боже мой, — сказала королева, — как бы я желала вас убедить.
— Мою дочь! Отдайте мне мою дочь! — перебила Тизон, топая ногами. — Отдай записку, Антуанетта, отдай!
— Вот она, сударыня!
И королева протянула несчастному созданию записку, которую та радостно приподняла над головой, крича:
— Сюда, сюда! Граждане муниципалы! Записка в моих руках. Возьмите ее и возвратите мне мою дочь!
— Вы отдаете в жертву наших друзей, сестрица? — сказала принцесса Елизавета.
— Нет, сестрица, — печально отвечала королева, — я приношу в жертву только нас. Записка никому не может повредить.
На крик Тизон, Морис и его товарищ подошли к ней, и она в ту же минуту протянула им записку. Они развернули ее.
«На востоке еще сторожит друг.»
Морис, едва взглянув на записку, вздрогнул. Ему знаком был этот почерк.
«О, боже мой, неужели это рука Женевьевы! Нет, это невозможно. Я безумец! Нет сомнения, что сходство большое, но что может быть общего между Женевьевой и королевой?»