Кавалер Сен-Жюст
Шрифт:
Но предлога искать не пришлось, он обнаружился сам собой.
15
Утром 12 брюмера ничто не предвещало бурных событий дня. Страсбург жил обычной, будничной жизнью. По улицам вместо недавних карет с грохотом следовали военные обозы. На площадях маршировали добровольцы. Вдоль тротуаров тянулись очереди к булочным и продовольственным магазинам. Толпы народа теснились у стен домов, читая свежие распоряжения коменданта и приказы комиссаров. И вдруг…
Вдруг разнеслась
Кто-то рассказывал: накануне форпостами было перехвачено некое письмо. Содержание письма точно не было известно, передавались слухи о заговоре, об измене администрации…
В городе начиналось волнение.
— Они не желают успокаиваться, — рапортовал Дьеш. — Кафе и рестораны осаждены подозрительными, подзуживающими толпу; санкюлоты хотят немедленно расправиться со всеми аристократами города!
— Санкюлоты не дураки, но нам не нужен самосуд, — ответил Сен-Жюст. — С аристократами расправитесь вы. Немедленно арестуйте всех подозрительных, разберитесь: кого расстрелять, остальных в тюрьму.
Дьеш отдал честь и ушел, а Сен-Жюст протянул руку к письму, переправленному генералом Мишо народным представителям.
Собственно, оба комиссара уже изучили это письмо, и не было никакой нужды читать его снова. Подписанное неким маркизом Сент-Илером, оно утверждало, что многие роялисты, тайно пробравшиеся в Страсбург, подготовили мятеж и сдачу города австрийцам. Мятеж должен был вспыхнуть через три дня, все республиканцы подлежали истреблению.
— Ну, что скажешь, Филипп? — спросил Сен-Жюст.
— А что можно сказать? Я много прочел подобных документов — они пишутся иначе. По-моему, это фальшивка, подброшенная с провокационной целью…
— Но послушай еще раз последнюю фразу: «Члены муниципалитета, список которых у нас есть, будут пероколоты кинжалами. Остальные, наши друзья, останутся нетронутыми. Пусть они наденут белые шарфы».
— И ты веришь этому? — воскликнул Леба.
Сен-Жюст задумался.
— Верю ли я? — с расстановкой повторил он вопрос Леба. — У меня есть сомнения. Но какое мне дело, фальшивка это или нет, если она помогает мне против людей, которых я и так собирался сокрушить?
— Но письмо не называет наших врагов поименно.
— Тем лучше. Мы сможем убрать их всех.
Филипп вскочил.
— Как прикажешь тебя понимать? Да ведь в муниципалитете Страсбурга больше десятка человек!
— Я имею в виду не только муниципалитет Страсбурга. Мы уберем также всю администрацию департамента и дистрикта — туда могли просочиться враги. Неужели ты до сих пор не понял, что удар надо наносить, пока противник не опомнился? Неужели ты до сих пор не понял, что Вандея, Лион, Тулон возможны лишь потому, что мы упустили время и предоставили инициативу врагу? Нет, здесь не будет Вандеи. Мы нанесем удар первыми, и тогда он окажется смертельным…
13 брюмера в 8 часов утра был вывешен
Люди недоумевали. Почему вдруг без суда и следствия арестовывают администраторов, назначенных революционной властью лишь месяц назад? В чем они виноваты? И неужели все?..
Эти вопросы задавались на экстренном заседании Народного общества. Наблюдательный комитет делегировал мэра Моне для переговоров с народными представителями.
…Сен-Жюст, истомленный бессонной ночью, лежал на диване, отвернувшись к стене. Когда вошел Моне, он даже не повернул головы. Леба поздоровался с мэром и тотчас вышел из комнаты.
Моне чувствовал себя неловко. Его не пригласили сесть, с ним явно не собирались разговаривать. Он все же задал вопрос:
— Что произошло, граждане, чем вызван ваш странный приказ?
Ответа не последовало. Мэр повысил голос:
— Я пришел не как частное лицо. Меня уполномочило Народное общество. Мы имеем право на объяснение.
— Бросьте толковать о правах, — пробурчал Сен-Жюст. — Сейчас не время для объяснений. Народному обществу мы напишем сами.
Мэр не сдавался.
— И все же я желал бы знать, хоть в общих чертах, в чем дело?
Сен-Жюст приподнялся и с холодной яростью посмотрел на Моне.
— В общих чертах? Ладно. Запомни простую истину: когда хочешь найти в куче мусора мелкий предмет, ворошишь всю кучу. Понял? Вот тебе «в общих чертах».
— Понял, — ответил мэр. Он и правда понял, что дальнейшие расспросы бесполезны. Единственное, чего он добился, — не без содействия Леба — это выговорил ещё несколько имен, в том числе Юнга, из списка подлежавших аресту.
Днем прибежал Дьеш. Лицо его было краснее обычного.
— Уже успел нализаться? — спросил Сен-Жюст.
Комендант сорвался.
— А вы бы на моем месте, гражданин комиссар…
— Я никогда не буду на вашем месте, — высокомерно прервал его Сен-Жюст. — Но хватит излияний, говорите дело.
— Трудно мне, гражданин народный представитель. Одолевают жены, плачут дети. Все вопят о невиновности, молят о снисхождении…
— Стыдно, генерал. Не думал услышать от вас подобные речи. А ну подтянитесь!
Дьеш подтянулся. Он сообщил, что реквизировал четыре дилижанса, куда надеется запихнуть арестованных. К ночи можно будет трогаться.
— Вот это дело. Но я вижу, вы что-то мнетесь. Что там еще?
— Гражданин комиссар, арестованные просят, чтобы им дали дня два на сборы и приведение в порядок личных дел…