Кавалер умученных Жизелей (сборник)

Козлофф Павел

– Тучи предвещают грозу. Но кто-то выйдет сухим, другой промокнет до нитки, а третьего убьет молнией.

– Я давно бы тебе о себе рассказала. Но все повода не было. Дико ведь сразу начать – ты знаешь, а я экстрасенс. А теперь уж деваться некуда. – Анна Андреевна задумалась на миг. – Сейчас, куда не глянь, увидишь объявления. Все готовы судьбу предсказать, и от порчи избавить, от сглаза – деньги плати. Я этим людям не судья, суд на них сыщется. Так много шарлатанов. А я природным даром не торгую.

– Но ты, Марина, как вторая моя дочь. И знай,

что я с тобой постоянно. И жизни бояться не надо. Стараться не делать ошибок – достойная позиция. Слава Богу, я вижу, ты так и думаешь. Я только близких мне людей стараюсь окружить вниманьем, а их, что пальцев на одной руке. Ты, девочка моя, из их числа.

Беседа предстояла длиной в жизнь. Но в этот вечер уложилось много. Марина, с благодарностью, простилась. Ей задали усвоить материал, который сильно отличался от учебных.

В раздумьях, медленно, Марина шла домой. «Я, маленькая девочка, взрастила себя с духом амазонки, – она вела отчет своей судьбе. – Родители решали свои проблемы. А мамочка носилась надо мной, пока не убедилась, что самый крупный недостаток у ребенка – синдром отличницы. Но то подготовительный этап. И это великое счастье, что вдруг появляется кто-то, (ну, назовем его Анной Андреевной), с огромным пророческим даром. Указывает, словно камень на распутье, каков конец манящих вдаль дорог. И остерегает от неправильной.

Так, слава тебе, Анна Андреевна. Отличница приветствует тебя!»

* * *

С максимализмом юности наивное дитя решилась уповать на предсказанья. Но у девушки был сформирован характер, и часть важных поступков заложена в нем.

Марина не вспомнила теперь, но был в ее истории момент, когда девочка четко решила, чего в жизни точно не будет делать.

На вид открытая, Марина создала свой персональный мир, начав строительство с создания позиций, вернее, внутренних устоев. Наверно, многие считают о себе, что имеют собственное мнение. Наиболее расхожий самообман.

Но Марина была с малых лет одинока, с внушенным принципом самостоятельности, и примером крутого отца. Владислав Анатольич служил образцом совершения жестких поступков.

Ребенком, в одиннадцать лет, она, летом, играла на даче с соседской девочкой, ровесницей, Аленой. Зимой Марине подарили фокстерьера. Она привязалась и не чаяла в нем души. Щенок бегал с соседской дворняжкой и так заигрался, что и на ночь его не смогли загнать в дом. Это был ее друг, и он предал. Марина плакала всю ночь. А утром пес вернулся, радостный, голодный.

Марина покормила беглеца. Но собралась в Москву. И пса с собою. Вернулась вечером, усталая, одна. Про пса сказала, что в дороге потерялся. А ночью порвала все фотографии, где бедолага был запечатлен. Она была в ветклинике. Собаку усыпила. Он предал. Справедливость в личных чувствах слабый довод. Марина поняла, что не научится предательство прощать. И это свойство сохранилось навсегда.

* * *

И еще. С самых первых дней знакомства с Тиной, Марина, не задумываясь, включилась в интересную игру, предложенную подругой как занимательная необходимость.

– Ты знаешь, – доверяла тайну Тина, – наверное, все взрослые так могут. Но мама моя уж точно, потому что она сразу знает, что я не подумаю.

– Ну, и у меня родители, иногда. Но я думала, они догадываются.

– Кто их знает, этих взрослых. Но мама моя точно все мысли читает, поэтому я сначала отдумаю, а потом уж иду ей на глаза.

– А что же ты думаешь, когда не думаешь?

– Я просто, что вижу, то через голову и пропускаю. «Вот идет пацан» – например – «он достаточно смешной, но, наверное, это пройдет». И, дальше: «Надо предполагать, что пройдет, а что останется. И про себя тоже. Может, я сейчас не смешная, а вырасту смешной. А вот идет девица. Наверное, домой».

– Так что же, если мама твоя в голове читает, она говорит, прочитав ерунду.

– «Ну, Тина, у тебя и ветер в голове. Постарайся собраться, девочка» – вот так, приблизительно, она и говорит.

– Но я люблю думать. Папа показал мне, как это интересно и полезно.

– Да кто тебе мешает! Смотри, какой огромный день. Тебе, если хочешь подумать, ну, я имею в виду, о чем-нибудь личном, совсем не обязательно делать это, когда кто-то рядом. Обдумай все свое, а потом иди – и ветер в голове.

– Мне кажется, что с Тиной Вербиной вам дружить интересно. – некстати заметила Маринина мама вечером, когда девочка обдумывала Тинины слова.

«И, впрямь, наверное, читают. Мама, моя родная – ну, и пусть, ради Бога. Но посторонних к своим мыслям допустить? Я научусь так делать, что пусть прочтут, и скажут: «Ну и дура».

* * *

А следующим утром после беседы с Вербиной старшей, когда время позволяло надеяться, что звонок не сочтут нарушением права на сон, Марина позвонила и спросила у Анны Андреевны:

– Вы могли бы сегодня уделить нам какое-то время? Мы долго с папой вчера разговаривали. У него к вам вопросы. И просьба. И предложение.

– Так заезжайте в середине дня. Положим, в два. Нормальное время?

– Это самое лучшее время из всех возможных.

* * *

Вдовин приехал ровно в два. С огромным букетом из роз и тяжеленной корзиною фруктов.

– Я даже и не помню, на «ты» мы или официальничаем, Анна, так сказать, Андреевна?

– Я думаю, мы не были на «вы». Но не виделись изрядно, так что теперь как скажите.

– А как вы позволите, добрая наша фея? Ведь по гроб жизни благодарны будем, что Маринку от смерти спасли.

– Так, значит, «ты». И никаких не хочу слышать благодарностей, потому что я к Марине сердцем прикипела. И заслуга ваша, что такую дочку на свет произвели и воспитать сумели.

– Ну, спасибо, Анечка, за добрые слова. А, насчет воспитания, так это она сама состоялась такая разумница. Да и гражданка Вербина примером наставляла, да и советом никогда не обделяла. Мне Марина вчера рассказала о многом. Ты же не наказывала ей молчать?