Кавалерийский рейд и тяжелая артиллерия
Шрифт:
Хуже всего "докатиться" до пошлости. А здесь тов. Ольминскому поистине есть чем хвастать. Из сличения двух цитат, последней и предпоследней, явствует, что тов.
Ольминский обвиняет нас в том, что мы против тракторов. Это, конечно, опровергать не стоит. Но все же, как объяснить тот факт, что тов. Ольминский "не заметил" в книге ни тракторов, ни электрификации, ни технической революции на основе этой электрификации? Или, быть может, тов. Ольминский учился эристике одновременно у Шопенгауэра и у Сарабьянова? Как тов. Ольминский не
Ольминский страдает своеобразным дальтонизмом и слеп на все то, что противоречит его неумеренному желанию представить из нас социал-разбойников?
"Все это было б так смешно, когда бы не было так грустно".
Смешна логика тов. Ольминского. Грустно за самого тов. Ольминского.
В заключение отметим два выпада. Тов. Ольминский пишет:
Характерна... последняя глава... книги. В ней он (Бухарин) говорит о том, чего должно или можно ожидать в будущем, но говорит о будущем в настоящем времени, как будто все ожидаемые завоевания уже достигнуты.
Ах, тов. Ольминский, тов. Ольминский! Не вспоминается ли вам автор "Капитала", на знание которого вы претендуете?
А еще в I томе "Капитала" имеется небезызвестное место, которое Маркс писал до всяких социалистических революций, место, где говорится "о будущем в настоящем":
"Бьет час капиталистической собственности. Экспроприаторы экспроприируются".
Не был ли и Маркс, грешным делом, "левым ревизионистом"?
Или, быть может, тов. Ольминский вспомнит конец гильфердингова "Финансового Капитала", где мы находим все тот же так ненавистный т. Ольминскому praesens:
"In dem gewaltigen Zusammenprallen der feindlichen Elementen schlagt sich die Diktatur der Kapitalmagnaten um in die Diktatur des Proletariats"? ("В гигантском столкновении враждебных элементов диктатура магнатов капитала превращается в диктатуру пролетариата"). Должно быть, и умеренный Гильфердинг, теоретический вождь каутскианства, превращается у нашего критика в лицо, страдающее сверхреволюционным зудом?
Не ясно ли, какие все это "сумасшедшие пустяки"?
И когда тов. Ольминский говорит, что "у нас (у партии) закружилась голова", мы можем ему вежливенько "намекнуть": parlez pour vous, camarade! Говорите это про самого себя, товарищ!
Суровый критик подводит такой итог нашей работе: "Она в целом - не научное произведение, а беллетристика, отражающая настроения части партии к средине 1920 года".
Покорно благодарим за отзыв. И на том спасибо. Нам только кажется, что посылки тов. Ольминского, на которых он строит свое заключение, даже не беллетристика.
Это просто наивная болтовня. Болтовня эта продиктована добрыми чувствами.
Доброта вообще свойственна хорошим людям. Но этого еще далеко не достаточно для пролетарского коммунизма. Энгельс писал об "истинных социалистах":
"Немного "человечности", немного реализации этой человечности.., очень немного о собственности..., немного о страданиях пролетариата, организации труда, насаждении... кружков для поднятия низших классов народа. И на-ряду с этим безграничное невежество в вопросах... действительной общественной жизни". А Маркс называл такой добренький социализм социализмом старых баб.
Выступая с нашей критикой некритической критики тов. Ольминского, мы защищаем теорию пролетарского коммунизма против размагниченного "социализма" старых баб.
IV. В чем смысл философии всей?
Отзыв проф. А. Чаянова, в противоположность отзыву т. Ольминского, весьма благосклонен:
Бухаринская книжка, - пишет проф. А. Чаянов, - хотя и принадлежит к составу немецкой экономической мысли, является тем не менее столь крупным событием в нашей научной литературе, что каждый экономист не имеет права обойти ее вниманием, а, следовательно, при возможности к тому и высказать свое суждение.
Насколько в этом отзыве сквозит любезность, являющаяся непременной принадлежностью академической среды, и насколько это соответствует истине, мы из понятной скромности предоставляем судить товарищам читателям.
Но нам все же хочется сказать несколько слов и о замечаниях проф. Чаянова, хотя все они носят чрезвычайно общий характер. Проф. Чаянов помнит заповеди Козьмы Пруткова: "Бди!" и "Смотри в корень". Он усердно "смотрит в корень" и в конце концов находит, что оный корень изрядно гниловат. Постараемся восстановить поруганную репутацию этого "корня", руководствуясь при этом теми же двумя методологическими требованиями бессмертного Козьмы.
Проф. Чаянов пишет:
Работа является типичной прагматической рационализацией совершаемых кругом явлений. Автору практически удобно мыслить окружающее и свои активные действия именно в форме такой концепции, и концепция этим удобством утверждается.
Вы сами, - обращается к нам автор отзыва, - повидимому, считаете ее (книгу)
абстрактным номографическим исследованием о мыслимом переходном периоде безотносительно его времени и места. Действительно, формально (курсив А.
Чаянова. Бух. и Пят.) книга носит такой характер, но по своему существу она исключительно идиографична.
Как видит читатель, проф. Чаянов имеет в своем распоряжении самую дальнобойную, методологическую, чуть-чуть не теоретико-познавательную пушку. Это даже не пушка. Проф. Чаянов закладывает прямо-таки фугасы, чтобы взорвать нас со всеми нашими монатками. При этом он на всем протяжении своей статьи чрезвычайно деликатен "Легко ходяй, аки пардус".
Как это ни странно, но проф. Чаянов - отнюдь не марксист - сходится здесь с "марксистом" Ольминским. У того - отражение "настроений", у этого - прагматическая рационализация "для удобства".