Кавказ. Выпуск XVII. Черкесия
Шрифт:
После двух опытов применения политической системы мюридизма к преобразованию народных установлений черкесы, вообще не имеющие религиозного фанатизма, охладели к этому учению. Не оставляя, однако, намерения ввести у себя твердое и связное общественное устройство, они обратились к мысли Беснея-Абата, уже достаточно созревшей в народе. В 1847 году, по его предположениям, черкесские племена, живущие на северной стороне Кавказского хребта, согласились между собой предоставить народному собранию власть над народом и ввести у себя то, чего у них недостает для установления единства и порядка, а именно: учредить администрацию и земскую полицию. Для выполнения этого намерения они положили принять следующие меры:
1. Признать постановления народного собрания обязательными для всех обществ и принуждать силой к повиновению те из них, которые будут уклоняться от исполнения его повелений.
2. Для доставления народному собранию материальных средств к тому, чтобы постановления его уважались, образовать и отдать в его распоряжение постоянное ополчение на содержании народа.
3. Разделить народ на общины, каждую по 100 дворов, и поручить управление общинами избранным ими старшинам, которых обязать присягой исполнять распоряжения народного собрания и представлять ослушников и преступников на его суд. Для поддержания власти старшин назначить в распоряжение их некоторое число мутазагов.
Честь этих разумных постановлений принадлежит тфокотлям. В 1848 году они начали уже приводиться в исполнение. Постоянное ополчение набиралось и располагалось отрядами на
Между тем в народном собрании происходили горячие споры о важном вопросе: в какое положение должен поставить себя народ в отношении к нам. Первая мысль собрания, как и первоначальная цель преобразования, была относительно нас враждебна. Противники наши предложили употребить все усилия, чтобы вытеснить нас с берега моря и из всего Закубанского края. Однако люди умеренные взяли в этих спорах верх. Они убеждали собрание не начинать бесполезного кровопролития и предлагали ограничиться охранением народной независимости, не предпринимая на наши укрепления и станицы нападений, не обещающих никакого успеха. Они говорили, что мы по необходимости действовали против них враждебно, чтоб унять их хищничества и набеги, но что мы оставим их в покое и не будем домогаться покорения их, если они введут у себя строгий порядок. В этих видах они предлагали заключить с нами мирные условия: определить взаимную границу, отделив для укреплений и станиц, находящихся в их крае, достаточное количество пахотных полей, лугов и лесов; разрешить народу свободную торговлю и сношения с нами и строго воспретить самовольный набор партии хищников [5] для набегов в наши пределы. Они желали, чтобы право употребления против нас оружия было предоставлено только народному собранию, как правительству, при объявлении нам войны и чтобы за каждый самовольный выстрел налагались на виновных тяжкие пени, исключая те случаи, когда мы сами вынудим жителей взяться за оружие для собственной их обороны. Наблюдение за исполнением этого постановления и ответственность они полагали возложить на старшин.
5
Партии хищников собирались у черкесов из охотников по вызову людей, получивших военную славу прежними подвигами удальства и верными военными соображениями. Вызывающий приводил к присяге являвшихся к нему охотников в том, что они будут ему повиноваться, и принимал на себя предводительство партией. Эти набеги были не что иное, как частные предприятия для добычи, не воспрещаемые народными постановлениями, однако и не служившие выражением политического действия всего народа; каждый человек, имеющий право употребления оружия внутри края по своему произволу, тем более имел право обратить его против неприятеля. Только большие народные предприятия, решаемые в народных собраниях, как, например, нападения на наши укрепления и станицы, составляли в собственном смысле проявления общей народной воли и действия политического права войны. В нападениях древних германских народов на провинции Западной Римской империи можно также отличить произвольные действия партии охотников от больших народных предприятий. Когда варвары, почувствовав свою силу, начали, вместо набегов мелкими партиями для добычи, предпринимать большие вторжения многочисленными массами для завоеваний, то они должны были для успеха улучшить свою военную организацию учреждением иерархии властей и предоставить предводителям более обширные права, которые, обратясь в наследственные, дали начало феодальному государственному устройству. Прежнее феодальное устройство черкесских племен и нынешнее абхазское устройство служат признаком завоевательного утверждения их в занимаемом ими крае. Исторические события потом поставили эти племена в такое положение, что у одной части абхазского народа феодальные учреждения развились вполне, у другой части не дозрели или пришли в упадок, а у черкесских племен совершенно рушились.
Предположениям этим, однако, не суждено было осуществиться. Народ, привыкший к необузданной свободе и к хищничеству, не стерпел, с самого начала, повелительного тона мутазагов, которые присылались с приказаниями от народного собрания; скоро произошли между ними и народом драки, оканчивавшиеся по большей части не в пользу мутазагов, и после нескольких такого рода столкновений все нововведения окончательно рушились.
Около того же времени прибыл к абадзехам от Шамиля Магомет-Амин. Медленно и с величайшим терпением распространял он свою власть в народе, не падая духом ни от каких неудач. Когда он наконец утвердился в земле абадзехов и ввел у них управление, основанное на политической системе мюридизма, он начал подчинять себе другие племена отчасти убеждением и отчасти силой. Подробное описание действий Магомет-Амина не относится к предмету этой статьи, которая имеет цель только рассмотреть основания народного устройства черкесов и элементы, приготовлявшие в нем внутренний переворот. Довольно сказать, что с 1848 года до начала Восточной войны, то есть в продолжение пяти лет, Магомет-Амин два раза с быстротой подчинял себе все черкесские племена, населяющие северо-восточный берег Черного моря, и столь же скоро терял свою власть. Когда же началась Восточная война, то Магомет-Амин встретил на своем поприще сильного противника в лице Сефер-бея.
Сефер-бей происходит от княжеской фамилии Зан, которая прежде властвовала над целым племенем черкесского происхождения, хеаки, жившим в окрестностях Анапы. Племя это ныне рассеялось, и слабые остатки его находятся в разных местах земли натухайцев и шапсугов. Фамилия Зан потеряла свою власть при общем политическом перевороте, совершившемся у черкесов около половины прошлого столетия, но она еще пользуется большим уважением в народе. При взятии нами Анапы в 1807 году Сефер-бей, в то время еще несовершеннолетний, был отдан нам окрестными жителями в виде заложника и отправлен в Одессу для воспитания в Ришельевском лицее, но оставался там недолго и мало чему выучился. После того он определен был юнкером в полк, находившийся в Анапе, где жил в доме полкового командира Рудзевича, впоследствии бывшего корпусным командиром. Незадолго перед возвращением этой крепости Турции Сефер-бей бежал в горы и потом поступил в турецкую службу. В 1828 году, во время осады князем Меншиковым Анапы, Сефер-бей был уже в чине полковника и состоял при анапском паше в качестве его помощника; по взятии же этой крепости был отправлен военнопленным в Одессу, где оставался до заключения мира, а потом дозволено было ему возвратиться на родину. Поселясь между натухайцами, он стал в голове черкесского восстания против нас и в 1830 году отправился на контрабандном судне в Константинополь с депутацией от народа просить султана о присылке к ним войск для овладения Анапой и освобождения их края от нашего владычества. Открыто отвергнутый, но тайно обласканный Портой, он остался в Турции; несколько времени жил в Анатолии; посылал оттуда черкесам порох и оружие и волновал народ обещаниями скорой помощи от Турции. Наконец, по настоянию нашей миссии в Константинополе Сефер-бей был отправлен в Адрианополь с воспрещением выезда и жил там до последней войны под надзором Порты, получая от нее достаточное содержание и не переставая время от времени посылать своим единоплеменникам письма, которыми в продолжение 22 лет поддерживал в них дух вражды против России и надежду на помощь Турции. В последнюю войну он прибыл сначала в Сухум, со званием паши, но без всякой власти над небольшим десантным отрядом, который был там высажен; а потом спустя год, когда мы уже оставили Новороссийск и Анапу, переехал к натухайцам. Порта поручила ему набрать из горцев ополчение для усиления
Сефер-бею не была предоставлена народом никакая власть; он пользовался только влиянием, основанным на закоренелой вражде его к России и на убеждении народа, что он имел большую силу у правительств турецкого и западных европейских держав. Однако одного личного значения, относящегося преимущественно к делам внешней политики, было для Сефер-бея недостаточно для того, чтоб обезопасить себя от такого могучего противника, каким был Магомет-Амин. Во внутренних делах ему необходимо было найти себе опору в народных партиях, противных мюридизму. Представитель аристократического сословия, он не мог, однако же, опереться на одну эту слабую партию. Главные причины медленного успеха мюридизма в Закубанском крае заключались в неукротимом характере жителей свободных сословий, не терпящих над собой никаких властей, и в твердом намерении их сохранить свою власть над низшими сословиями, а особенно над рабами. Общие интересы эти соединили среднее сословие с аристократическим, но у них недоставало предводителя, которым и явился Сефер-бей.
В противоположность этой бессвязной партии со случайным предводителем, не облеченным никакой властью, последователи мюридизма составляли общество, правильно организованное и управляемое иерархией властей, во главе которых стоял общий начальник со званием наиба, действовавший полновластно во имя религии.
Борьба Сефер-бея с Магомет-Амином была не что иное, как борьба адата с шариатом, из которых первый, оставаясь в прежних формах, не мог соединить общество в связное и сильное политическое тело, а последний, организованный мюридизмом, предлагал обществу такие начала, которые могли придать ему единство, порядок и твердость. Все выгоды были на стороне мюридизма, и хотя, по всей вероятности, долго еще усилия религиозной секты оставались бы безуспешными при столкновениях с духом личной независимости жителей и с родовыми их союзами; но, наконец, исход борьбы должен был обратиться на сторону единства и порядка, то есть мюридизма, если бы партия адата, в свою очередь, не устроилась. Это было весьма сомнительно. Но знаменитый в летописях Кавказа 1859 год разом окончил эту борьбу неожиданной развязкой: мюридизм пал, Магомет-Амин с абадзехами покорился России, натухайцы последовали их примеру; бжедухи и все мелкие племена, живущие между Белой и Лабой, покорились еще прежде; Сефер-бей умер, и в покорившихся племенах окончательно восторжествовал адат, на основаниях которого и на избирательных началах частью ввелось и частью вводится русское управление. Остаются еще в неопределенном положении только шапсуги и убыхи, которые продолжают отстаивать свою независимость, но у них политические партии смолкли, и в народе, не имеющем предводителей, появилась страшная неурядица.
Дмитрий Анучин. Очерк горских народов Правого крыла Кавказской линии
Долгое время было неизвестно, кто написал «Очерк горских народов Правого крыла Кавказской линии», так как вместо подписи под материалом стояли инициалы А.-Д. Г.
И лишь спустя годы (из некролога, опубликованного в санкт-петербургской газете «Новое время» 20 января 1900 года) стало известно, что автором этого и целого ряда других материалов, опубликованных в «Военном сборнике» в конце 50-х – начале 60-х годов XIX века, является сенатор, генерал от инфантерии, военный писатель Дмитрий Гаврилович Анучин (1833–1900).
В журналах «Русский инвалид», «Современник», «Кавказец», «Современное слово», ведомственных изданиях были опубликованы его труды: «Перевозка войск по железным дорогам» (1858), «Участие Суворова в усмирении пугачевщины и поимка Пугачева» (1868), «Очерки экономического положения крестьян в губерниях Царства Польского» (1875), «В. А. Черкасский и гражданское управление в Болгарии» (1895) и др.
Самым известным среди них является «Поход в 1846 году в Дарго» (1859), освещающий одно из знаковых военных событий на Кавказе.
Д. Г. Анучин в течение всей жизни занимал высокие военно-административные должности, в том числе в Царстве Польском, в Европейской Турции; в 1877 году был произведен в генерал-лейтенанты, в 1879 году назначен генерал-губернатором Восточной Сибири.
Его имя носят залив и пролив на острове Сахалин.
Все прочие народы, населяющие описанный нами край, принадлежат к племени черкесскому и вообще называются русскими закубанскими народами. Сами же они разделяют себя на племена адыге и абадзе.
Все эти народы, без всякого сомнения, одного происхождения и принадлежат к древнейшим обитателям Кавказа. Исторических памятников они не имеют и до сих пор невозможно, вооружаясь неопровержимыми фактами, доказать их происхождение. Можно сказать, что они жили на Кавказе в самые отдаленные времена, занимая сперва ущелья гор, и только впоследствии расселились по скатам гор и равнинам.
Населяя бассейн Кубани, они, однако, были не единственными обитателями этой части Кавказа. Множество развалин древних храмов и поселений свидетельствует, что кроме черкесских племен там обитали народы образованные, которые вели большую торговлю и были богаты, как это видно по обширности развалин их жилищ. Между всеми горскими племенами сохранились предания о франках. Это имя они дают без различия всем вообще народам европейского происхождения, жившим прежде на Кавказе; однако же им известны также греки, венецианцы, или венеди, и генуэзцы, или джениди. Говоря о переходах через горы, мы имели случай заметить, что к нескольким из них ведут дороги: с одной стороны – от Пицунды и Сухум-Кале на берега Черного моря, а с другой – от Хумары на Кубань. Это, вероятно, была главная торговая дорога греков, венецианцев, генуэзцев, имевших свои колонии на восточном берегу Черного моря. Доказательством этому могут служить развалины древних колоний, встречаемые в этой части Кавказа, то есть в верховьях Лабы и Кубани, а также в окрестностях Сухум-Кале и Пицунды. Эти остатки колоний показываются горцами и были посещаемы многими нашими офицерами. На основании слов одного из этих очевидцев упомянем и мы о нескольких, более замечательных.