Кавказ. Выпуск XVIII. Трагедия изгнания
Шрифт:
Но еще большим поводом к столкновениям этих государств послужили христианские владения за Кавказом: Грузия, Карталиния, Кахетия, Имеретия, Гурия и Мингрелия. Еще в 1586 году кахетинский царь Александр II испрашивал покровительства у царя Федора Иоанновича, и с тех пор из Закавказья посольство отправлялось за посольством, с тою же просьбою против турецких и персидских утеснений, пока, наконец, в 1801 году манифестом императора Александра I Грузия не присоединена к России и военные действия против кавказских племен неизбежно начались с обеих сторон Кавказского хребта.
Несмотря на это, характер Кавказской войны остался тот же, что и был в 1567 году. Начальники Кавказской линии и им подчиненные отражали набеги и наказывали хищников экспедициями. Хищники изъявляли покорность, выдавали аманатов и снова делали набеги. К этому прибавились в Закавказье военные действия против персов и турок, у которых мы постоянно отнимали ханства и владения, признававшие их господство или состоявшие под их покровительством. Так продолжалось до Крымской войны, после которой наши войска, посланные за границу Турции, оставлены были по ходатайству князя Барятинского на Кавказ и таким образом появились здесь значительные боевые силы, дававшие возможность покончить Кавказскую войну совершенным покорением всех горцев, вследствие того принципа, что «пятидесятилетний опыт убедил нас, что никакой мир невозможен с народом, который не имеет правительства и в котором не существует даже понятия о предосудительности воровства и грабежа» [1] .
1
Письмо
Только один раз в течение 300 лет наши завоевательные действия на Кавказе были осмыслены глубокой государственной мыслью. Генеральный преобразователь России в своих дальновидных заботах о ее будущности постиг разом значение Каспийского моря и прилегающих к нему земель. Могучий ум его охватил всю цельность политико-экономических интересов России в Средней Азии и Индии, и он сначала отправил экспедицию Бухгольца и князя Черкасского (1714–1715), чтобы, утвердившись в Хиве, послать купчину в Индию, приказав ему описывать путь и, по возможности, отыскать кратчайшее и удобнейшее сообщение Индии с Каспийским морем. Потом, при неудаче этих предприятий, сам двинулся с войсками по Кавказскому берегу Каспия, завладел городом Баку и самыми богатыми прикаспийскими провинциями Персии, через которые действительно пролегает удобнейший путь из России в Тегеран, Шахруд, Герат и Кандагар. Но такая широкая задача не была понята его преемниками, и в 1735 году императрица Анна Иоанновна возвратила Персии завоеванные Петром I провинции. В наше время прорыв Амударьи до Сарикамышского озера показал верность предположений Петра о повороте этой реки в Каспийское море; Хива нами занята, в Средней Азии мы дошли до верховьев Аму – и потому гениальная мысль великого венценосца наполовину осуществилась путем историческим, то есть помимо всех соображений дипломатов, как необходимое естественное условие государственного роста России. Стало быть, и завоеванию Кавказа европейская дипломатия может теперь приписать глубокую политическую цель. Завещание Петра Великого исполнено, хотя оно не существовало и не существует и никто не заботился об его исполнении.
Турецкое господство над кавказскими племенами и владениями было только номинальное, хотя турки построили крепости на восточном берегу Черного моря (Анапа, Сухум, Поти) и занимали по временам непосредственно своими войсками закавказские провинции. Назначая пашей и созидая крепости, турки вовсе не касались реорганизации народной жизни: они только стояли лагерем и эксплуатировали, как умели, занятые земли. От этого в христианских провинциях, где не было религиозной связи между завоевателями и населением, завоевание, кроме разорения страны, ничего в ней не изменяло. Приняв покровительство и потом вступив в состав Русского государства, эти провинции потеряли всякое воспоминание о турках и сношениях с ними. Только при начале подданства лишившиеся престола цари и владетели бегали к туркам, находили у них приют, помощь и производили при их посредстве набеги и волнения в прежних своих владениях, но нашим войскам нетрудно было с ними справиться. Совсем иными были отношения турок к нехристианскому населению, между которым ислам, распространяясь постепенно, сделался господствующею религиею. В качестве главы правоверных турецкий султан сделался верховным покровителем и властителем всех мусульманских племен. Пленопродавство, неизменный спутник грабежей и набегов, вошло в нравы и обычаи горских народов и распространилось даже на собственных детей. Девушки и девочки замечательных красотою кавказских племен очень легко доходили до Константинополя, наполняли там гаремы султана и знатных пашей, делались любимыми женами и, приобретя значение, выписывали к себе и сносились со своими родными на Кавказе. Мальчики, продаваемые туркам, также нередко достигали важных должностей у султана и кичились тем перед своими родичами, вызывая их в Константинополь поклониться своему величию. Таким образом, кроме общей религии, благодаря которой тысячи кавказских правоверных пилигримов посещали Мекку и живали в Константинополе, по гаремным связям и карьерам их родственников среди горцев веками выработалось глубокое убеждение в исключительной силе и могуществе султана, в лице которого сосредоточивалось понятие о верховном главе религии, об истинном, естественном покровителе и источнике всех благ. На таком убеждении нетрудно было основать сильное политическое влияние Турции между мусульманскими племенами, тем более что военные действия и успехи русских невольно заставляли горцев искать внешней опоры и покровительства.
Впрочем, турецкое правительство не придавало сначала большого значения господству над кавказскими племенами и почти не противодействовало распространению русской власти. Трудно решить: происходило ли то от небрежности и непонимания или было результатом уверенности в несокрушимости сопротивления горцев русскими и в непоколебимой преданности их султану как главе правоверных. Во всяком случае, вся политика турецкого правительства относительно кавказских горцев заключалась не в непосредственной помощи, а в усилении нравственной связи с ними, при посредстве высылаемых из Турции проповедников ислама, которые везде, где было возможно, устраивали при мечетях школы, укрепляли ислам и проповедовали о могуществе султана и необходимости сопротивления русским. Только во второй половине прошлого столетия, когда победы Румянцева и Суворова потрясли турецкое могущество и Россия завладела Новороссией и Крымом, Турция обратила внимание на распространение наших завоеваний на Кавказе, тем более что, по Кючук-Кайнарджийскому миру 1774 года, Порта Оттоманская обязалась оставить Гуртию и Имеретию. В 1781 году была построена крепость Анапа и Турция предприняла непосредственные военные действия против нас, но с 1790 года, когда на Кубани был разбит Батал-паша, серьезных операций со стороны этой державы на Северном Кавказе не было, хотя всякая война наша с нею непременно сопровождалась большими военными столкновениями на закавказской границе.
Во второй же половине прошлого столетия, благодаря проектам князя Потемкина, появился на сцене так называемый восточный вопрос, и с этого времени начинаются заботы европейской дипломатии о кавказских горцах. Сначала, ввиду отдаленности, недоступности и неизвестности этого края, они только указывали Турции на важность поддержки и господства над горцами, для противодействия России, в полной уверенности, что затея покорить свободные племена, населяющие недоступные горы, послужит к ослаблению России. Но постоянные наши успехи как на Северном Кавказе, так и в Закавказье заставили, наконец, соперничествующее английское правительство принять непосредственно дипломатическое участие в охранении независимости кавказских племен. Случай к этому представился при заключении Адрианопольского мира 2 сентября 1829 года, по которому Турция уступила России, вместе с крепостями Анапа, Сухум и Поти, все свои права на Кавказский берег Черного моря. Англия не признала за Турцией права сделать такую уступку и, стало быть, отказалась признать право России на восточный берег Черного моря. В виде исключения, Англия на этот раз была права де-юре. Турецкий султан считал себя властелином на Кавказском берегу, где у него были крепости с турецкими гарнизонами, но он в действительности только и владел территорией, занятой этими крепостями, – следовательно, только и мог уступить эту землю России. Племена же, обитавшие на восточном берегу, были политически совершенно независимы и только в силу религиозных понятий признавали главенство султана как верховного представителя
Франция еще позднее вмешалась в дела кавказских горцев, именно во время Наполеона III. Создав принцип национальностей для основы государства, Наполеон предполагал употребить его для ослабления России восстановлением Польши на западе, поддержанием независимости горцев и усилением влияния и владений Турции на юге. В воображении его Крым и Закавказье или, по крайней мере, часть его (Кутаисская губерния), прилегающая к Черному морю и границам Турции, должно было отнять у России и возвратить прежнему хозяину – султану. Поэтому перед Крымской войной начались интриги Франции для восстановления против России горцев при посредстве Турции. Но такой фантастический проект, основанный на ложном представлении о действительном положении народов и земель, которыми думал распоряжаться французский император, конечно, исполнен быть не мог. Перед Крымской войной или, вернее, перед появлением союзного флота в Черном море, сняты были нами все укрепления Береговой линии, а после десанта в Крым союзные дипломаты явились на восточном берегу и предложили горцам избавить их навсегда от русских, если они примут покровительство Англии. Горцы, однако, не попали в ловушку. Они объявили на такое предложение, что против русских они собственно ничего не имеют, но воюют с ними потому, что они занимают их земли, и что если французы и англичане сделают то же, то они будут с ними драться так же ожесточенно, как дрались с русскими. Поэтому идея принять горцев под покровительство всей Европы или Англии и Франции и не допустить Россию завладеть Кавказом так и осталась в проекте. Тогда надумана была экспедиция Омера-паши в Сухум, с целью занять Абхазию и всю Кутаисскую губернию. В Сухуме у нас было, если не ошибаюсь, всего два батальона больных лихорадкою солдат, которые, благодаря стараниям бывшего владетеля князя Михаила Шервашидзе, отступили без сопротивления абхазцев к Мингрелии и заняли позицию на Ингуре. Омер-паша преследовал их с 28 батальонами турок и вздумал форсировать переправу через Ингур. Целый день 4 орудия и два батальона держались и не допустили переправы. Вся прислуга при орудиях и лошади были перебиты; из батальонов остались только две роты, и те ночью отступили. Омер-паша занял Зугдиди, двинулся к Кутаису, но бездорожье и лихорадки, при сильных дождях, сделали невозможным его дальнейшее движение, и если бы бывший начальник войск в Мингрелии князь Мухранский имел у себя состоявшую по спискам милицию, то, конечно, ни одно турецкое орудие и ни один человек из отряда Омера-паши не возвратился бы в Сухум. Таким образом, попытка Англии и Франции вмешаться в Кавказскую войну произвела действие, совершенно обратное тому, которого предполагалось достигнуть. Она не только не ослабила, но усилила обаяние русского могущества.
«Сам великий султан, с помощью англичан, французов и итальянцев, – рассуждали горцы, – пришли уничтожить Россию и, наобещав всякого блага, ушли с позором домой, предоставив русским делать, что они хотят на Кавказе».
Убеждение это весьма много ослабило веру горцев в свою несокрушимость и облегчило вторичное покорение восточного берега после Крымской войны. Все знают, что в это время прибрежные горцы сражались далеко не с таким ожесточением, как во время существования Черноморской береговой линии.
После Крымской войны Англия учредила консульства в портовых городах восточного берега и с помощью этой меры и воздействия на Турцию путем интриг возбудила против России горцев. Наполеон же, несмотря на неуспех вмешательства в дела кавказских племен, не оставлял своей мечты произвести единовременное восстание в Польше и на Кавказе и не удержался от непосредственного действия – снаряжения под рукою смешной экспедиции Лапинского (Тезик-бея) в 1863 году и сношений с горцами через французского консула в Трепизонде, посылавшего на северо-восточный берег эмиссаров. Из них последний, Подайский, жил в Трепизонде даже во время переселения горцев и употреблял всевозможные интриги для удержания их на месте, чтобы иметь всегдашний повод создавать затруднения России [2] . Замечательно, что в это время практическая Англия примирилась с фактом выселения, показывала полное пренебрежение к участию горцев и искала других более действенных средств к противодействию России. Английский посланник в Константинополе Сир-Бульвер сам сообщил нашему поверенному Новикову, что вожди горцев старались заинтересовать его участью своих соплеменников, но он отказался принять их просьбу.
2
Письмо нашего консула в Трепизонде Мошнина к генералу Карцову от 28 ноября 1863 года.
Во всяком случае, нельзя не признать, что вмешательство турецкой и европейской дипломатии в дела горцев не принесло и не могло принести им ничего, кроме зла, так как оно происходило не в интересах их или с какою-нибудь гуманною и нравственною целью, а явилось как средство загребать жар чужими руками. Горцы и в глазах турок, и в глазах Европы представляли только средство для противодействия России, и в пользовании этим средством ни Европа, ни Турция не обнаружили никакой жалости. Воображение доверчивых честных горцев постоянно возбуждалось блистательными и игривыми обещаниями помощи и участия при посредстве разных эмиссаров, и когда выселение горцев уже началось, европейская дипломатия уверяла переселенцев, что Россия не имеет права их переселять, что весною (1863) придут европейские комиссары для размежевания их с русскими [3] и т. п. Даже во время самого разгара переселения эмиссары турецкого правительства подстрекали горцев к выселению, как можно судить по прокламации к черкесам турецкого комиссара Мухаммеда Насарета 1 июня 1863 года:
3
Письмо графа Евдокимова генералу Карцову от 5 января 1863 года № 32.