Кавказ. Выпуск XXVII. Сказки кабардинского народа
Шрифт:
Довольно болтать, довольно кормить нас пустыми словами, – блеснули глаза и заговорили, перебивая друг друга: – Кто больше тебя, лживый язык, говорит о том, чего не знает, болтает без умолку, когда нужно молчать и смотреть. Немало людей погибло по вине длинного языка, льстивого сплетника и обманщика! Недаром говорят старые люди: «Утром один сказал – к вечеру узнает сотня!»
И тут поднялись руки.
О братья, – сказали они, – разве не нами созданы все богатства земли, разве не служим мы человеку верой и правдою? Чего только не сделают наши быстрые, ловкие пальцы! Если кто из вас заболеет, не пальцы ли утешают
Сказали так руки и опустились.
Перестаньте спорить, о братья! – затоптались на месте ноги. – Не забудьте, что нам приходится тяжелее всех: мы носим человека, ведем его, куда пожелает. Бродим мы по колено в холодном снегу и воде, больше всех замерзаем в морозы и меньше всех нам дают отдыхать. Мы нужнее всего человеку, мы – главные, и все должны слушаться нас!
И тогда поднялась голова, которая до сих пор молчала в раздумье.
Каждый из вас, братья, говорил правду и… ошибался. Все мы трудимся для человека и все мы нужны ему, но головы никто не заменит. Недаром говорят старые люди: «Дурная голова не дает бедным ногам покоя». Если голова плохо соображает – беда. Сказано ведь: «Прежде чем говорить, подумай; осмотрись, прежде чем сесть». На мне и лежит забота тяжелая, труд непомерный: обо всем думать, за всех беспокоиться, – куда ногам идти и что рукам делать, куда глазам смотреть, что замечать, а чего и не видеть, что ушам слышать, а что пропускать мимо. И языку говорить я приказываю. Так и идет поговорка в народе: «Язык языку ответ дает, а голова смекает». Так вот, братья, я – старшая среди вас. Потому и головой назвали, что главная. Мне вы все должны подчиниться, – сказала так голова и скромно села на свое место.
Все сидели и молчали. Наверное, согласились бы с головой, но тут встрепенулся клевавший до сих пор носом, отягощенный утренним завтраком, сонный живот:
– Не дело вы все говорите. Я – самый главный для человека. Ноги думают, что носят меня, а того не поймут, что, если я буду голоден и не напитаю их силою, не ступить им ни единого шага. И руки благодаря мне не теряют сил и тоже работают с пользой. Не будь меня, уши не слышали бы, глаза не глядели. Да и ты, голова, хоть и выше всех забралась, а без меня думать не сможешь. Никто из вас без меня самой малой малости не в состоянии сделать.
Неправда! – все закричали. – Лжет толстый живот. Обжора он и лентяй.
Если б мы не кормили, помер бы с голоду, – сказали руки.
Опять живот ерунду мелет, – удивилась голова.
Все рассердились: ноги затопали, руки замахали кулаками, глаза сердито сощурились, уши притворились глухими. Голова молчала, обиженная, а язык рассердился и болтал без умолку о том, что некоторые совсем стыд потеряли и хотят быть главными, не имея на то никакого права.
Хорошо же, – сказал живот. – Увидим, кто из нас прав.
Так и разошлись они, не договорившись. Каждый считал себя главным и никого не хотел слушать. Никто ничего не делал: глаза заснули и закрылись, руки перестали работать, ноги остановились и даже язык замолчал.
И живот подтянуло. Тощий он стал, однако есть и пить не просил: обиделся, что не признали старшим.
Немало времени так прошло. И тогда умнее всех голова оказалась. Подумала она, собрав последние силы, и решила, что так дальше продолжаться не может.
Очнитесь, братья, – сказала она. – Не будем спорить, кто старше из нас, кто важнее! Лучше и легче будет нам жить в согласии, больше пользы мы так принесем человеку. Пусть каждый делает то, что только один он умеет. В нашем согласии и доброй дружбе могущество человека.
Согласились все.
Подумала еще голова и придумала для живота новое вкусное блюдо. Ноги пошли, куда голова приказала, глаза увидели, уши услышали, руки принесли, приготовили и в рот положили. Живот насытился – и всем хорошо стало.
С тех пор в мире и дружбе они живут – голова, глаза, уши, ноги, руки, живот и язык. Трудятся и отдыхают вместе. И помогают друг другу, чем могут. И человеку от этого легче.
Тембот, благородный джигит
I
В кабардинском ауле, в давнее время стоявшем на берегу бурной реки Баксан, жил князь Астемир, большой любитель охоты.
В лесах он гонялся за быстроногими оленями, а в степях травил борзыми волков и лисиц. Больше всего любил он соколиную охоту, но не было у него такого сокола, который побивал бы не только диких уток или гусей, но и лебедя. Долго искал он такого сокола, но не мог найти. И вот однажды весной приятель его, кунак из Чечни, привез ему горного сокола.
Птица была совсем дика, и князь поручил молодому охотнику Темботу обучить ее для осенней охоты.
Принялся Тембот за дело. Сначала держал сокола в темной сакле, потом приучил его прилетать на свист, садиться хозяину на плечо, потом на руки, а осенью уже пускал его на птицу.
И вскоре удивительный боец вышел из сокола. Еще издали, завидя дичь, он взвивался высоко-высоко, а потом стрелой несся вниз и обрушивался на нее с такой силой, что птица тут же падала на землю. И вот князь назначил день испытания сокола. Страшно было Темботу: вдруг сокол не справится с лебедем – не жди пощады от князя! Но зато, если сокол побьет не одного, а нескольких лебедей, князь на радостях наградит Тембота, – может быть, даже подарит коня из своего табуна.
Накануне испытания весь день до самого вечера думал Тембот об этом, а ночью приснился ему сон, будто пришел к нему седой старик и посоветовал попросить у князя трехдневного жеребенка. А такой жеребенок действительно был в княжеском табуне, и был он совсем неказистый на вид.
На другой день с утра началась охота. Крепостные князя спугнули со степного болота старого лебедя. Рванулся вверх сокол, взвился так высоко, что почти точкой стал казаться, и вдруг камнем упал на лебедя, от которого полетели по воздуху пух и перья. Перевернулся лебедь в воздухе и упал на землю.
Окружили князя его приближенные, поздравляя его с удачной охотой и всячески расхваливая сокола, а князь воскликнул, обращаясь к Темботу:
– Ты заслужил награду! Проси у меня все, что хочешь!
Тембот попросил трехдневного жеребенка.
Рассмеялся князь:
Помилуй – сказал он, – на что тебе плохой жеребенок? Я разрешаю тебе выбрать лучшего скакуна в табуне!
Чуть было не послушался Тембот князя, но лотом вспомнил свой сон и снова попросил жеребенка.
Пожал князь плечами.